Таис Афинская

Таис незаметно поманила Менедема.

– Ты можешь подержать мне весло? – и объяснила недоумевающему атлету, что она хочет сделать.

Менедем втащил огромное весло поглубже в отверстие уключины, чтобы его лопасть стала перпендикулярно борту. Под удивленными взглядами всех находившихся на палубе Таис сбросила одежду, прошла по обводному брусу снаружи, держась за плетеную стенку, ступила на весло, немного постояла, примеряясь к размахам качки, и вдруг оттолкнулась рукой от борта. С ловкостью финикийской канатоходки Таис пробалансировала на весле, мелкими шажками пробежала до конца и бросилась в воду, скрывшись в глубине темноцветной маслянистой волны.

– Она сошла с ума! – крикнул Эоситей, а Гесиона с горестным воплем кинулась к борту.

Черная голова Таис, туго обтянутая традиционной лентой лемнийской прически, уже появилась на вершине волны. Гетера поднялась из воды, посылая смотревшим на нее спартанцам поцелуй и звонко хохоча.

Эоситей, забывший обо всем, удивленно вскочил и подошел к борту в сопровождении Эгесихоры.

– Это еще что такое? Уж не дочь ли самого Посейдона твоя черноволосая афинянка? Ее глаза не голубые, однако!

– Не нужно искать потомков богов среди нас, смертных, – засмеялась спартанка, – ты видел ее таинственное сходство с теми, кто покинул критские дворцы тысячу лет назад? От матери-критянки в ней возродились ее предки. Критянин Неарх рассказывал мне, что они нисколько не боятся моря.

– Мы, спартанцы, тоже владеем морским искусством лучше всех других народов!

– Но не лучше критян! Мы боремся с морем, опасаемся его, избегаем без крайней нужды его коварных объятий, а критяне дружат с морской стихией и всегда готовы быть с ней – в радости и в печали. Они понимают море как любовника, а не изучают как врага.

– И все это тебе открыл Неарх? Я что-то слышал, будто вы обменялись клятвой Трехликой Богини? Он бросил тебя как ненужную игрушку и ушел в море, а ты ночами рыдала на берегу. Если мы встретимся…

Начальник воинов не кончил, встретившись с потемневшим взглядом гетеры. Она вскинула голову, раздув ноздри, и вдруг рванула головную повязку, сбросив на спину всю массу своих золотистых волос. Едва она поднесла руки к застежкам хитона, как Эоситей остановил ее.

– Что ты хочешь делать, безумная?! Ты плаваешь хуже Таис…

– И все же последую за ней, доверяясь критскому чутью, если никто из храбрых моих соотечественников не может одолеть своего страха. Они больше любят сплетничать, как афиняне!

Эоситей подпрыгнул, как от удара бичом, метнул на свою возлюбленную яростный взгляд и, не сказав ни слова, ринулся за борт. Огромное тело спартанца упало неловко в провал между волнами, издав тупой и громкий всплеск. Таис, издалека наблюдавшая сцену между подругой и начальником, стрелой скользнула под волнами на помощь Эоситею. Она поняла, что лаконский начальник, хоть и отличный пловец, не умеет прыгать с высоты в волнующееся море.

Эоситей, оглушенный и опрокинутый волной, почувствовал, что кто-то подтолкнул его из глубины. Вынырнув, он очутился на гребне встающего вала, набрал воздуха и опомнился, увидев рядом веселое лицо Таис. Рассерженный собственной неловкостью, еще более уязвленный при воспоминании о великом пловце Неархе, спартанец оттолкнул протянутую руку афинской гетеры, окончательно справился с собой и поплыл прочь с каждым взмахом рук все увереннее. С боевым кличем следом за начальником с его корабля и других в шумящую синюю воду посыпались десятки тел.

– Лови ее! – кричали воины, строясь в цепочку наподобие невода и окружая Таис, будто легендарную морскую нереиду. Афинянка легко скользя, уплывала все дальше, а воины старались догнать ее.

Эоситей, охладившись в море, снова стал энергичным навархом.

– Остановите ее! Шалая девчонка перетопит моих воинов! – завопил он, поднимаясь над водой и делая энергичные жесты, приказывая Таис вернуться.

Она поняла и повернула назад, прямо в полукруг гнавшихся за ней спартанцев. Те остановились, поджидая, чтобы с торжеством схватить беглянку. Под ликующие крики Таис оказалась в тесном кольце преследователей, десятки рук протянулись к ней со всех сторон, и тут гетера исчезла. Воины заметались, ныряя в разные стороны, но Таис, нырнувшая глубже всех, успела проплыть под водой четверть стадии и появилась далеко за линией преследователей. Пока они поворачивали и набирали скорость, афинянка была уже у корабля и уцепилась за брошенный канат. Менедем вытащил ее на палубу, к разочарованию «охотников». В довершение позора многие из пловцов ослабели в погоне и борьбе с волнами, и их пришлось поднимать на корабли. Эоситей, запыхавшийся, усталый, но незлой, вылез по сброшенной ему лестнице и первым делом подошел к афинянке, которую Гесиона уже обернула простыней, осушая волосы египетским полотенцем.

– Тебя следовало бы оставить посреди моря! – воскликнул лакедемонянин. – И клянусь Посейдоном, в следующий раз я принесу ему эту жертву!

– И ты не побоишься мятежа? – спросила Эгесихора, вступаясь за подругу. – Впрочем, я уверена, что она приплывет верхом на дельфине раньше нас. Вот они, явились, – спартанка показала на белые пятна пены, сопровождавшие мельканье стремительных черных тел, привлеченных игрой своих собратьев-людей.

– Где научилась она так плавать? – буркнул Эоситей. – И еще ходить по веслу в качку: это потруднее, чем по канату!

– Нас всех учили искусству равновесия в школе гетер Коринфа – без этого нельзя исполнять танец священных треугольников. А искусству плавать так не научиться, надо родиться нереидой!..

Гесиона, осторожно массируя голову Таис, робко выговаривала ей, упрекая в искушении судьбы.

– И как не боишься ты, госпожа, предстать обнаженной перед таким сборищем воинов. Они ловили тебя, как дельфина! – закончила девушка, оглядываясь кругом и как бы опасаясь нового нападения.

– Если вокруг тебя много истинно храбрых и сильных мужчин, ты можешь считать себя в полной безопасности, – смеясь, отвечала ей гетера, – они ведь эллины и, особенно, спартанцы. Запомни это, пригодится. Кроме всего, помни, что мужи обычно застенчивее нас. Если мы следуем обычаям, то оказываемся гораздо смелее, а они смущаются.

– Почему же именно спартанцы?

– Потому что спартанцы – гимнофилы, любящие наготу, как тессалийцы, в противоположность гимнофобам – вам, беотийцам, македонцам. Тут спартанцы стоят против моих афинян, как в Ионии эолийцы против лидийцев.

– Про эолийиев я читала. У них даже наш месяц мунихион называется порнопионом.

– Впрочем, все эллины не считают одежду признаком благовоспитанности. А спартанцы и тессалийцы взяли обычаи и законы древних критян. У тех появляться нагими на праздниках и пиршествах было привилегией высшей аристократии.

– Наверное, отсюда родилась легенда о тельхинах – демонах обольщения, до сих пор живущих на Крите и в глухих местах Ионии?

– Может быть… Мне только кажется, что нагота в Египте была вначале уделом подневольных людей и рабов, в Ионии – правом сильных, на Крите – привилегией царей и высшей аристократии, в Элладе – богов… Пойдем за нашу загородку, мне хочется отдохнуть после моря. Клонария разотрет меня.

– Я, госпожа, позволь мне!

Таис кивнула головой и, закутанная в простыню, удалилась в крошечное отделение под рулевой палубой, отведенное ей, Эгесихоре и их рабыням.

Растирая Таис душистым маслом, Гесиона спросила, вновь возвращаясь к беспокоившей ее теме.

– А египтяне, они кто: гимнофилы или нет?

– Гимнофилы, самые древние из всех народов, а слыхала ли ты об Афродите Книдской?

– Той, что изваял Пракситель, твой соотечественник?

– Он создал две статуи Афродиты с одной и той же модели, гетеры Фрины, – одетую в пеплос и нагую. Обе одновременно выставил для продажи. Одетую купили строгие правители острова Коса, а совершенно нагую за ту же цену взяли жители Книда. Она стояла в открытом алтаре, светясь желтовато-розовым мрамором своего тела, и, говорят, сама Афродита, спустившись с Олимпа в храм, воскликнула: «Когда же это Пракситель видел меня голой?!»