Ласточки

Глава 5

Декабрь 1940

– Можешь принести мое вязанье, дорогая? – прохрипела двоюродная бабушка Джулия. Опираясь на две трости, она ковыляла по коридору Бруклин-Холла. Мадди не привыкла плестись черепашьим шагом, но любила чувствовать себя полезной старым дамам в гостиной, которые сидели там, завернутые в древние меховые палантины и шали, спасаясь от сквозняков, и целыми днями вязали для благотворительного фонда «Сауэртуайт комфортс».

Все по очереди садились к батарейному приемнику дядя Алджи, чтобы послушать новости.

Мадди поверить не могла, что Рождество уже на носу: прошло почти три месяца со времени приезда в Бруклин-Холл, когда у Сида был припадок и бабушка с явным разочарованием ее оглядывала.

– В Греции становится жарко! – крикнул двоюродный дедушка Алджернон с другого конца комнаты, кладя обрубок ноги на кожаный подлокотник кресла. – Метаксас сказал «нет» Муссолини, и теперь, помяните мое слово, на Балканах начнутся неприятности. Да, а прошлой ночью Ливерпулю и Манчестеру вновь нанесло визит Люфтваффе. Сбиты три наших самолета.

– Не верьте ни слову, девушки! – крикнула бабушка, поднимая глаза от недописанного письма. – Все ложь и пропаганда! Не знаю, почему они хотят сломить наш дух такими новостями!

Мадди каждый раз старалась прийти в гостиную к шестичасовым новостям. Она слышала гул вражеских бомбардировщиков, идущих ночным смертоносным маршрутом, и надеялась, что прожектора полевой зенитной батареи поймают их, и тогда заработают зенитки.

Ее родители возвращались из Египта и в письме намекали, что поплывут вокруг Африки, а ведь в Средиземном море идут бои! Они должны быть дома к Рождеству. Но Мадди предпочла бы, чтобы они оставались там, где были. Там, по крайней мере, было безопасно.

Как давно она не видела их! Сколько всего случилось за это время! Сколько ей нужно рассказать о новой школе и друзьях! О том, что Бруклин кажется отелем, заполненным шаркающими стариками, бесконечно раскладывающими пасьянсы и играющими в бридж. Они то и дело ссорятся за кусочек повкуснее, едва не дерутся за самый теплый уголок у гигантского камина.

Помимо дядя Алджи, тети Джулии и ее компаньонки мисс Беттс, здесь жили дальняя родственница Рода Реннисон и ее сестра Фло. Их было так легко перепутать: все в серых кардиганах и мешковатых юбках, штопаных фильдекосовых чулках и твидовых шлепанцах. Вокруг стариков витали ароматы одеколона, удачно маскировавшие более едкий запах. Когда их не призывали к столу, старики исчезали в коридорах Бруклина вместе со своими слуховыми трубками, вязаньем в ковровых сумках и шалями. Но стоило зазвонть обеденному гонгу, как они появлялись из самых дальних уголков дома и, как кудахчущие куры, сбегались к столу, деловито клюя еду в тарелках, слишком занятые, чтобы поговорить с Мадди.

Тетя Плам беспокоилась о дяде Джеральде, который в ожидании отправки за границу жил в бараках где-то на юге. Мадди замечала, что когда тетя Плам расстраивалась, глаза ее оставались грустными, даже когда она улыбалась. В свободное от работы в общежитии время она вместе с собаками подолгу гуляла в холмах.

Мадди каждое утро ходила в сельскую школу вместе с обоими Конли, которые теперь жили в Охотничьем коттедже вместе с мистером и миссис Батти. Какой-то странный распорядок дня: обычные школьные уроки утром, вместе с местными ребятишками в школе Святого Петра при евангелистской церкви, а потом уроки в деревенской ратуше, в толкучке и тесноте, вместе с компанией эвакуированных ребят из Лидса, которые жили в другой стороне Сауэртуайта. Там было так шумно, что они ничего не запоминали, только списывали с доски. Так и проходило время, пока не наступал час возвращаться домой. К тому же учителей не хватало. Совсем не похоже на школу Святой Хильды. Первое, что сделала здесь Мадди, – отказалась от безупречного выговора в пользу йоркширского, сокращая звук «а», чтобы над ней не смеялись. Бабушку Белфилд просто бесило, когда она говорила «ванна» вместо «вааааанна».

– Хоть бы скорее приехал Артур и отдал тебя в приличную школу… ты превращаешься в настоящую йоркширскую деревенщину. Плохо, что Плам позволяет тебе так много общаться с местными детьми. От них только и наберешься что вредных привычек. Я слышала, что они опять принялись за свое на Хай-стрит, – вздохнула бабушка и, оглядев очки Мадди, снова начала писать.

Мадди, улыбаясь про себя, села и вытянула руки, чтобы тетя Джулия смогла распустить пахнувший нафталином свитер.

Пегги, Грег и Энид были способны на все. Чего только они не вытворяли! Это Энид придумала наполнить сигаретную пачку грязью и червяками, запечатать так, чтобы она с виду казалась новой, и бросить на тротуар.

Сами озорники прятались в маленьком переулке и смотрели, как прохожий поднимает пачку, открывает и в ужасе отбрасывает ее.

Они набивали голубые сахарные пакеты лошадиным навозом и оставляли посреди дороги, чтобы возчики останавливались, надеясь сделать приятный подарок своим женам, но вместо этого вытряхивали вонючее содержимое, а вся шайка, насмотревшись вдоволь на эту потеху, разбегалась во все стороны с проворством добровольцев гражданской обороны.

Все успели получить выговоры от констебля, а бедная Энид, как зачинщица, была посажена мисс Блант под домашний арест, но наябедничала, что замешаны были все, так что никого, кроме Мадди, не пустили в кино в субботу. О наказании больше всего жалела Мадди, которая проскучала весь фильм.

Грег тем временем мыл «Даймлер» и помогал мистеру Батти. Он выпрашивал старые колеса, чтобы сделать спортивный карт из тележки для сбора утиля.

В «Олд Вик» постоянно что-то случалось, хотя мисс Блант была строга и не любила беспорядка. Дети всегда были заняты: мастерили рождественские подарки из банок от какао, сверлили дырки в крышках, чтобы продеть туда шарик или бечевку. А бечевка последнее время стала большим дефицитом.

Тетя Плам взяла Магги в хостел, чтобы помочь делать подарки. Дети превращали тряпки для мытья посуды в хорошеньких куколок, шили трусики с оборками из тряпок для вытирания пыли и продавали свои подарки на благотворительном базаре в помощь фронту. Скоро настанет время для рождественских бумажных цепей и елочных украшений.

В Бруклине жизнь тоже шла неплохо, на свой лад, конечно. Но с тех пор как Глория и Сид перебрались к Батти, Мадди по ночам чувствовала себя одинокой, тем более, что сквозняки завывали по всему дому, как банши[15]. Тетя Плам и бабушка вечно присутствовали на встречах комитета, на заседаниях благотворительного фонда и общества женщин-волонтеров, посещали собрания женского института и церковного совета, поэтому Мадди сидела со стариками, слушавшими радио и клевавшими носами после ужина. Дядя Алджи позволял ей слушать программу «ВВС– LIGHT», которая передавала легкую музыку, напоминавшую ей о маме.

В письмах мамы было много упоминаний об интересных местах, которые Мадди послушно выискивала в атласе с помощью дядя Алджи. Родители пели на концертах в пустыне, под луной и звездами.

«Мы так ждем Рождества, чтобы снова стать настоящей семьей. Нам не следовало оставлять тебя в Англии, но мы посчитали, что так будет лучше. А тебе пришлось страдать, потому что мы выполняли свой долг. Но будь сильной и храброй. Уже недолго, дорогая».

Здесь война была какая-то странная. Ничего не происходило. За Сауэртуайтом расквартировали артиллерийскую батарею, а волонтеры общества гражданской обороны ходили строем даже к церкви. Город был переполнен детьми со всей страны, но с неба не валились бомбы, и не было видно больших, плюющихся дымом заводов. Какое облегчение – каждое утро просыпаться под блеяние овец, а не грохот взрывов, но Мадди по-прежнему было грустно. В мечтах она возвращалась в Чадли, гонялась за Берти, пела под аккомпанемент пианино дяди Джорджа, играла с жестянкой, наполненной пуговицами, резала спирали из бутылочных пробок, которые бабушка Миллс связывала в коврики. Если бы только они встретили Рождество здесь, с ней…

15

Персонаж ирландского фольклора, женщина, которая, согласно поверьям, является возле дома обреченного на смерть человека и своими характерными стонами и рыданиями оповещает, что час его кончины близок. (Прим. ред.)