Мичман Тихоня

Наружность мистера Оксбелли была в своем роде замечательна. Это был совершенно лысый карапузик с огромным брюхом, с короткими руками, похожими на лапы белого медведя, без усов, с маленькой бородкой с черными от табачной жвачной жвачки зубами, тучный, лет пятидесяти пяти или шестидесяти. Впрочем, открытое и мужественное выражение лица подкупало в его пользу.

— Надеюсь, мы будем добрыми товарищами, — сказал Джек, когда мистер Оксбелли появился на «Ребьере» (так была переименована «Жанна д'Арк»).

— Мистер Изи, — отвечал лейтенант, — я не ссорюсь ни с кем, кроме моей жены.

— Сожалею о вашем семейном разладе, мистер Оксбелли.

— Да и с нею мы ссоримся только по ночам. Она во что бы то ни стало желает занимать больше половины кровати и не позволяет мне спать одному. Ну, да это пустяки. А вот что важно, сэр: нам нужно сняться с якоря как можно скорее, иначе мы рискуем встретиться с ламаншским крейсером.

— Что же из того?

— Вы забываете, сэр, что он может отобрать у нас для пополнения своей команды не менее десяти человек.

— Да ведь каперское свидетельство освобождает нас от этой обязанности.

— Да, сэр, но теперь на это не смотрят. Я плавал на капере три года и знаю, что военные суда не придают никакого значения каперским свидетельствам.

— В таком случае, мистер Оксбелли, снимемся с якоря немедленно.

Команда «Ребьеры» была хорошо подобрана: все ее матросы служили раньше на военных судах, большинство были дезертиры с разных кораблей, находившихся на стоянке, и всеми силами души желали убраться подальше. Через несколько минут «Ребьера» уже шла под всеми парусами. Она оказалась отличным ходоком и летела по волнам; ветер был попутный; ночью миновали Портландский маяк, а утром уже разрезали волны Бискайского залива, счастливо избежав встречи с тем, кого боялись пуще неприятеля: с британским крейсером.

— Я думаю, что теперь мы в безопасности, сэр, — сказал мистер Оксбелли нашему герою. — Полдень, надо определить широту. Моя жена… впрочем, я расскажу потом; сначала надо определиться… 41°12', сэр. Да, так моя жена, когда она была на капере, которым я командовал…

— На капере?

— Да, сэр, на капере. Я ей толковал, что это невозможно, но она и слышать не хотела; явилась на борт и заявила, что тоже отправится в плавание вместе с маленьким Билли…

— Как, и ваш ребенок участвовал в плавании?

— Да, сэр, — ему было два года — славный мальчишка: всегда смеялся, когда пушки палили.

— Как же это мистрисс Оксбелли отпустила вас одного теперь?

— Какое отпустила — она думает, что я поехал в Лондон по делу. Теперь-то уже знает и наверное рвет и мечет — да это не беда; от этого она похудеет и не будет занимать так много места в постели. Мистрисс Оксбелли очень тучная женщина.

— Ну, да и вы не худенький.

— О, да, конечно — наклонный к полноте, как говорится, — то есть в хорошем состоянии. Странно, что мистрисс Оксбелли не имеет никакого представления о своих размерах. Я не могу убедить ее, что она велика. Из-за этого мы всегда ссоримся в постели. Она говорит, что я занимаю большую часть кровати, я же утверждаю, что она.

— Может быть, вы оба правы.

— Нет, нет; из-за нее весь беспорядок. Если я ложусь к стене, она стискивает меня так, что я становлюсь не толще листа бумаги; если я ложусь с краю, она сталкивает меня на пол.

— Но разве нельзя завести кровать пошире?

— Сэр, я предлагал сделать это, но жена уверяет, что кровать была бы достаточно широка, если б я не ворочался во сне. Ничего с ней не поделаешь. Ну, пусть теперь владеет всей кроватью. Я сегодня в первый раз хорошо выспался с тех пор, как оставил «Боадицею».

— «Боадицею»?

— Да, сэр, я три года плавал на ней в качестве младшего лейтенанта.

— Я слыхал, что это хороший фрегат.

— Какое — самая жалкая посудина. Я едва мог протиснуться в дверь моей каюты, а ведь я не толстый человек.

«Удивительно! — подумал Изи. — Он совсем не сознает, какое он чудище».

Так оно и было. Мистер Оксбелли был в полной уверенности, что он человек цветущего здоровья — и только, хотя, вероятно, уже много лет не видал своих колен. Тучность сильно вредила ему по службе, так как во всех других отношениях против него ничего нельзя было сказать. Но смущенное его внешностью начальство употребляло его только для береговой службы. Он взял отпуск и принял команду над приватиром, причем нежная супруга последовала за ним в плавание с маленьким Билли. Он был человек трезвый, усердный и превосходно знал свое дело, но весил семь пудов, и этот вес тянул его на дно на службе.

На одиннадцатый день бригантина вошла в пролив, и когда солнце заходило, Гибралтарская скала была уже в виду; но ветер упал, а около полуночи совсем заштилело. На рассвете их разбудила пушечная канонада, и они заметили милях в восьми от себя английский фрегат, вступивший в бой с девятью или десятью испанскими канонерками, вышедшими из Алгезираса и атаковавшими его. Мертвый штиль еще продолжался, и шлюпки фрегата тянули его на буксире, помогая ему поворачиваться бортом к испанской флотилии. Пушечные огни, отражавшиеся в зеркале вод, белые дымки, поднимавшиеся к голубому небу, отдаленное эхо, откликавшееся в прибрежных скалах, — все это в целом составляло картину, которая произвела бы впечатление на всякого, восприимчивого к живописному. Но Джеку было не до того: он считал необходимым приготовиться к бою.

— Вряд ли они нападут на нас, пока заняты фрегатом, мистер Изи; но все-таки не мешает приготовиться, потому что мы не пройдем мимо них без боя. Когда я шел по проливу на капере, нас атаковали две лодки; их ядра падали так близко, что залили водой всю палубу, но ни одно не попало в нас. Мистрисс Оксбелли все время стояла на палубе с Билли — мальчишка был в восторге и плакал, когда его унесли вниз.

— Мистрисс Оксбелли, как я вижу, храбрая женщина.

— Ноль внимания на ядра, сэр — да и не диво: ее отец майор, а оба братья лейтенанты в артиллерии.

— Да, вот в чем дело, — сказал Джек. — Однако, смотрите — поднимается ветер с запада.

— Да, мистер Изи, тем лучше для фрегата.

— Мы поможем ему. Далеко ли, по вашему, канонерки от берега?

— Милях в пяти.

— Попробуем отрезать одну или две. Держите между ними и берегом.

«Ребьера» двинулась под всеми парусами. Она шла вместе с ветром; за полмили впереди море было гладко, как зеркало. Канонерки занимались фрегатом и, по-видимому, не обращали никакого внимания на «Ребьеру». Наконец, ветер достиг до них и до фрегата, сначала легкий, но постепенно усиливавшийся; фрегат обрасопил паруса по ветру и пошел на флотилию, которая пустилась к берегу. Но «Ребьера» отрезывала ей путь, канонерки не знали, что делать; атаковать бригантину значило бы дать возможность фрегату нагнать их и, пожалуй, взять в плен; поэтому они ограничивались тем, что стреляли в нее на ходу. Джек с своей стороны открыл по ним огонь, и когда канонерки находились на расстоянии четверть мили, завязался жаркий бой, в результате которого одна из канонерок в несколько минут потеряла все свои снасти. Остальные ввиду приближения фрегата перестали стрелять и прошли в двух кабельтовах впереди «Ребьеры», уходя к берегу под всеми парусами, Джек стрелял им вдогонку с левого борта, а с правого осыпал картечью злополучную расснащенную канонерку, пока она не спустила флаг. Так как остальные тем временем ушли из-под выстрелов, то Джек прекратил огонь и отправил шлюпку с десятью людьми, чтобы овладеть своим призом и взять его на буксир. Десять минут спустя фрегат был также на расстоянии кабельтова от «Ребьеры», и наш герой велел спустить шлюпку, намереваясь отправиться на борт.

— Есть у нас раненые, мистер Оксбелли? — спросил он.

— Только двое, сэр: Спирлингу оторвало большой палец картечью, да Джэмс ранен в бедро.

— Хорошо; я попрошу, чтобы прислали хирурга.

Джек отправился на фрегат и поднялся на палубу, где нашел капитана.

— Мистер Изи! — воскликнул капитан.