Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 61 из 104

— Нас что, и правда могут зверями потравить?

— Да нет, — неуверенно отозвался Аркон. — Это только преступников так казнят. Мы же рабы, мы денег стоим. Смотри, скоро уже Рыночная площадь!

Токе глянул вперед, но за спинами толпящихся людей мало что мог разглядеть. Он видел только, что улица расширялась, и, казалось, бесконечные ряды домов обрывались открытым пространством, где все пестрело разноцветными флажками, вывесками, полотнищами шатров и палаток. Оттуда доносился многоголосый гул: кричали, зазывая покупателей, торговцы; шел шумный торг, играла громкая музыка, пели трубы… На подходе к площади все чаще в толпе появлялись иностранцы, выделявшиеся экзотическим платьем, прическами, говором и цветом кожи. Такой пестроты и разнообразия Токе никогда не видел за всю свою жизнь.

У входа на рынок скопление людей еще более уплотнилось. Аркон пояснил, что здесь желавшие торговать должны были уплатить налог. Гайенам пришлось дожидаться своей очереди. Рабов отвели в сторону из основного потока и остановили. Здесь кучка народу окружила двух мужчин и женщину в странных, сшитых из пестрых лоскутков одеяниях и высоких колпаках. На руках и ногах у них позвякивали блестящие бубенчики; лица были раскрашены так, что узоры складывались в веселую или скорбную, хитрую или глуповатую маску. Женщина танцевала и пела, ударяя в бубен. Все вместе разыгрывали представление, заставлявшее зрителей покатываться от хохота.

— Кто это? — спросил Аркона удивленный Токе.

— Мимы. Ну, артисты. Жаль, мы стоим далековато, не слышно, что говорят.

— Должно быть, что-то смешное, — вздохнул парень.

— А девчонка-то — красотка, ты заметил? — азартно шепнул Аркон.

Токе скептически окинул миму взглядом:

— У нее же лицо раскрашено, с чего ты взял, что она красивая?

— Ну, ты даешь! — тряхнул головой бывалый товарищ. — Кто ж на лицо-то смотрит?

Парень не нашелся что на это возразить. Тут к артистам присоединился еще один мим, тоже пестро одетый, но без краски на лице. Сначала Токе не понял, что он делает, и почему толпа встречает его взрывами смеха. Это был церруканец лет двадцати. Его живое лицо быстро менялось, принимая самые разнообразные выражения, будто мокрая глина под рукой гончара. Он медленно обходил зрителей по кругу, останавливаясь то перед одним, то перед другим, и каждый раз преображалось не только его лицо, но и вся манера держать себя, походка, жесты.

Загадочный мим подошел ближе, и теперь Токе увидел, что он, как зеркало, копирует любого, стоящего перед ним человека. Вот он остановился перед лысеющим пузатым купцом, и на худом лице тут же раздулись щеки, появился двойной подбородок, выпятился живот, прищурились и масляно заблестели бегающие глаза… И вот уже точная копия купца, сопровождаемая дружным хохотом, подошла уточкой к следующей жертве: богато одетой женщине в сопровождении двух рабов. Бритый мим кокетливо откинул с лица несуществующие длинные волосы, брезгливо скривил губы, умопомрачительно скосил глаза и, покачивая бедрами, двинулся под аплодисменты дальше… прямо к охраняемой гайенами кучке пленников.





Мгновение, и вот уже перед одним из «псов» стоял, презрительно ухмыляясь, его узкоглазый и плосконосый двойник. Потом настала очередь Аркона. Токе так и прыснул со смеху: задранный кверху квадратный подбородок, широкие плечи, смешливые глаза… Казалось, чтобы добиться полного сходства невысокий мим стал даже выше ростом! Копия Аркона склонила голову чуть набок, вскинула левую руку, пальцами правой перебирая воздух… «Лютня! — тут же догадался Токе. — Но как он мог узнать?.. Ведь любимый инструмент охранного остался, разбитый гайенами, в пустыне!» А мим уже шагнул дальше, и его лицо снова менялось, текло; тело сжималось, плечи становились уже… Если бы не карие глаза и смуглая кожа, Токе мог бы подумать, что он смотрит на свое зеркальное отражение! Даже уши — неужели они и в самом деле настолько оттопыренные? Рабы дружно засмеялись, даже на лицах гайенов появились скупые улыбки. Да, значит, настолько…

Мим вдруг подпрыгнул, сделал в воздухе сальто и замер перед Каем. «Интересно, — подумал Токе, — что будет? Навряд ли миму раньше встречалось такое лицо!» Все еще оставаясь лопоухим северянином, парень вынул из воздуха невидимый меч и стал легко фехтовать с беловолосым рабом, который стоял неподвижно, бесстрастно глядя на мима. Тот, будто убедившись в бесполезности своих попыток, опустил меч, словно в нерешительности, и черты его лица снова поплыли. И вот перед зрителями уже стоял Кай, но вроде бы не совсем Кай. Фигура была несколько мускулистее, лицо более правильным, даже красивым, глаза — самыми обычными, но в них застыло странное выражение: такое же, помнил Токе, было у отца, когда ему пришлось умертвить их лучшую собаку, которую укусил бешеный волк. Двойник поднял несуществующий меч и одним ударом вонзил в грудь оригинала. Толпа ахнула. Кай не шелохнулся, только сказал миму что-то так тихо, что Токе не разобрал.

Мим хлопнул в ладоши и тут же стал самим собой. Наваждение рассеялось, вокруг закричали, зааплодировали. Парень сделал колесо и присоединился к своей маленькой труппе. Не успел Токе поразмыслить над происшедшим, как возле пленников появился Собачья Голова и дал колонне знак двигаться дальше. Наконец, они вошли на Рыночную площадь.

ГЛАВА 2,

в которой Токе узнает себе цену

Торговля живым товаром шла с дощатого помоста, недалеко от того входа на площадь, через который провели пленников гайены. Торговцы выставляли рабов на аукцион по одному, демонстрируя и всячески расхваливая их достоинства. К удивлению Токе, эти рабы были чистыми, в красивой одежде, причесанными и вполне упитанными, что составляло разительный контраст как с ним самим и его друзьями, так и с теми несчастными, что Токе разглядел на мельничном дворе. Ни клейма на лбу, ни цепей у рабов, всходивших на помост, он не приметил. Парень поведал Аркону о своем наблюдении, на что тот сообщил:

— Рабов на продажу специально моют и наряжают, чтобы выгоднее сбыть. Ну, как бы ты сам, к примеру, лошадь продавал? А клеймо, оно пока не у всех, да и необязательно ему на лбу быть. На лбу обычно только у беглых, непокорных и преступников бывает, как и оковы.

Токе представил, как его разрядят и выставят на публичное обозрение, расписывая, как он «вынослив и силен» или, скорее «трудолюбив и честен», и на душе у него стало гадко и тоскливо. Он сразу понял, что если такое случится, то первое, что он сделает, — попытается голыми руками задушить продавца, и на этом, вероятно, его карьера раба закончится. Навсегда.

Но на аукцион их не повели. Вместо этого колонна повернула и, не доходя до дощатого помоста, остановилась на довольно просторной отгороженной площадке у высокой стены, ограничивающей здесь рынок. Как сказал Аркон, это была стена, отделявшая окраины Церрукана от богатых центральных кварталов. Именно к ней лепилась Рыночная площадь. В городе был еще один внутренний вал. Он защищал сердце города — дворец амира и владения знати. Но за эту стену им вряд ли доведется попасть…

На площадке, огороженной с другой стороны составленными вместе фургонами и повозками, уже сбилось несколько кучек рабов. Они были не в лучшем состоянии, чем Токе сотоварищи; многие носили следы побоев. На жаре томились не только мужчины, как в их колонне, но и женщины, и дети. Одни выглядели местными, другие напоминали иностранцев. Рядом расхаживали надсмотрщики и несколько богато одетых церруканцев — вероятно, покупатели.

— Думаю, это работорговцы-перекупщики, — шепнул Аркон. — Это они потом выставляют рабов на аукцион.

Больше поговорить им не удалось. Гайены принялись снимать петли с шей пленников, освобождая от деревянных шестов, и выстраивать рабов в линию. Токе, Аркона, Кая и Бекмеса почему-то отделили от общей группы и отогнали в сторону, приставив к ним трех здоровенных воинов. Затем всех пленников развязали и заставили раздеться до пояса. В отличие от прочих рабов, Токе и остальных из его группы развязывали по очереди, а потом тут же снова связывали, только немного иначе. Кисти скручивали за спиной, делали на конце веревки петлю и затягивали ее на шее. Чем короче была веревка, тем больше приходилось пленнику выворачивать руки назад, чтобы петля не затянулась на горле. Хитрый способ обездвижить раба и, как быстро выяснил Токе, мучительный. Он обратил внимание, что у него самого и у Кая оказались самые короткие веревки.