Аркан

Парень вздохнул, ныряя вслед за братом Макарием под низкий свод: «Как-то теперь Айден и херр Харрис? Оставил ли СОВБЕЗ их в покое теперь, когда виновник переполоха исчез?»

От собора Света Милосердного он ожидал немногого: очередного фальшивого фетиша и толпы одураченных почитателей. Каково же было удивление Анафаэля, когда уже в северной абсиде он буквально почувствовал кожей поток силы, исходящей из нефа, — мощный и непрестанный, как теплый ветер. Впервые за время своего пребывания в обители он ощутил, как заполняется пустота у него внутри, и там, за лобной костью, вспыхивает свет, одновременно слепящий и дающий истинное зрение.

— Вот! Вот! — суетился рядом брат Макарий, заглядывая новицию в лицо и молитвенно складывая беспокойные руки. — Ты чувствуешь, да? Никто не остается безучастным к его силе. Свет Милосердный!

Наконец Найд увидел святыню и едва совладал с детским желанием упасть на колени. С круглого низкого алтаря в центре пустынного нефа поднимался столб яркого, но мягкого света, вертикально пронизывавший громаду собора и упиравшийся в круглый купол. Свет был живой, движущийся, будто в золотой колонне роились миллиарды сияющих крылатых существ. Их метание казалось на первый взгляд хаотичным, но, приглядевшись, Найд различил в нем пульсирующий ритм, подобный музыкальному. Ему мнилось, что тихая, на грани слуха, но невыразимо прекрасная мелодия исходит от столпа вместе с сиянием, проникая прямо в сердце и заставляя его сжиматься в сладкой муке. Не отдавая себе отчета, Анафаэль медленно шел к световой колонне, как будто его тянул мощный магнит. Он остановился, когда всего один шаг отделял его от чуда, и глаза уже не воспринимали ничего, кроме все заливавшего света.

Найд протянул руку вперед, желая во что бы то ни стало дотронуться до источника силы. Внезапно его ухватили за рукав. Брат Макарий развернул новиция лицом к себе и уставил ему под нос предостерегающе воздетый перст:

— Нет! Касаться Света могут исключительно прошедшие таинство пострижения! Силу Милосердного можно выдержать только после длительной духовной подготовки и очищения. Вот почему в нашей обители послушание занимает десять лет, хотя в других монастырях — только семь.

Найд облизнул пересохшие губы:

— Неужели никто не пробовал?..

Глаза Макария округлились, делая его похожим на бородатого филина:

— Это святотатство! К тому же, говорят, Свет сжигает грешников живьем, так что от них не остается ничего — один пепел.

— Вот это — истинное милосердие, — покосился на сияющую колонну Найд. Не отпуская его рукава, монах увлек новиция в полутемную абсиду и усадил на жесткую скамью:

— Может, Свет и карает за грехи и гордыню, — горячо зашептал монах, поблескивая очками, — зато он исцеляет больных и немощных. Я сам видел, как калека встал на отсохшие ноги, как вылечилась от судорог девочка, принесенная в храм матерью. А Ноа?! Он же, когда впервые появился в обители, и двух слов связать не мог!

— Но глазам вашим Свет зоркость не вернул, — возразил Найд. — Да и беднягам в лечнице не слишком помог.

— На все воля Божья, — печально пробормотал брат Макарий. — Пути Господни неисповедимы. Да и зовут Свет Милосердным не потому.

— Почему же? — Теперь Найда разбирало любопытство. Он чуть подвинулся на скамье так, чтобы поддерживавшая барабан храма колонна не заслоняла вид на сияющий столп.

— О, это давняя история, — улыбнулся инок, потирая руки. — И длинная.

Анафаэль заверил, что ничего не желает больше, как выслушать повествование живописца. Заметно польщенный, Макарий взмахнул руками, будто собирался взлететь:

— Обитель не существовала бы без вот этой женщины, — монах указал на мозаичную фигуру, украшавшую ближайшую колонну. — Однажды королевская дочь купалась в реке — да, примерно в том самом месте, где тебя выудил из воды Ноа. Она заметила плывущий по течению деревянный щит и услышала плач: на щите лежал младенец. В то время уже началась Последняя Волшебная Война, и принцесса решила, что выше по реке произошло сражение, и родители попытались спасти ребенка, отдав его на волю вод. Как бы то ни было, святая Орната решила спасти и усыновить малыша.

Брат Макарий перевел дыхание и вдохновенно ткнул в мозаику на следующей колонне, изображавшую белокурого отрока, в раскинутых руках которого набухали светом энергетические сферы:

— Мальчик, названный Уиллоу, оказался магом.

— Уиллоу?! — подпрыгнул на скамье Найд. — Владетель Меча Света, знаменитый герой, победивший Дарка?

— Он самый, — серьезно кивнул монах. — Вижу, ты знаешь историю.

Новиций смущенно затряс головой:

— Я просто наслушался деревенских сказок. Если верить им, эльфы одарили Уиллоу воинской доблестью, непобедимым мечом и бессмертием. Доблестным он был, никаких сомнений. Но где бессмертный герой теперь? И где его чудесный клинок? К тому же я перестал верить в эльфов, когда мне было семь.

Брат Макарий огладил бороду, пряча в ладонь улыбку:

— Очень разумно, мой мальчик. Твой рассказ еще раз доказывает, как полны суеверий невежественные люди. Дары эльфов! — Инок сокрушенно покачал головой. — Доблесть и свет всегда жили в сердце Уиллоу. Когда силы Темных оккупировали Саракташ — в то время это было королевство — мальчику едва стукнуло четырнадцать. Король Лехель пал в битве. Его супруга, святая Орната, погибла мученической смертью, защищая своих детей. Ее жертва оказалась напрасной: Темные пощадили только Уиллоу, ведь он был магом. Мальчика заперли в подземелье королевского замка, куда не проникало даже лучика солнца, и пытками вынуждали принести клятву верности Дарку. Враги не знали, что Бог уже говорил с отроком через свет в его сердце.

Захваченный собственным рассказом, брат Макарий вскочил и заходил между колоннами, изображая в лицах то Уиллоу, то его мучителей:

— Когда подростка в очередной раз поволокли в пыточную камеру, он выхватил нож с пояса стражника и пронзил собственное сердце! — Монах драматически прижал руки к груди и закатил глаза. Найд, никогда не видевший театра, застыл на скамье, открыв рот, не в силах отвести глаз от разыгрывающегося перед ним действа. — Темные решили, что он умер, и бросили тело на площади в устрашение горожанам. Кинжал остался торчать в груди трупа — никто был не в силах извлечь его. Но вот, — вдохновенно сверкнув очками, Макарий развел руки в стороны, — когда люди собрались, чтобы попрощаться с телом, которое им запретили хоронить, веки мальчика вдруг дрогнули, рука поднялась, обхватила рукоять кинжала и извлекла наружу, — инок сделал трагическую паузу, — клинок, сотканный из чистого Света!

Найд ахнул и невольно схватился руками за собственную грудь, в которой бешено бухало сердце.

— Меч Света!

— Да, — торжественно прошептал брат Макарий. — Надежда, наполнявшая сердце отважного юноши, превратила вражескую сталь в оружие добра. Меч Уиллоу, получивший имя Инвиктус, что, как ты верно заметил, означает «непобедимый», объединил народ ОЗ в едином порыве и, как известно, изменил ход войны. Но ведь ты спрашивал не об этом? — Монах глянул на Анафаэля поверх очков, угрожающе балансировавших на самом кончике вспотевшего носа. Новиций уже и сам позабыл, о чем спрашивал, и только послушно закивал, надеясь услышать продолжение захватывающей истории.

— Так вот, — снова вошел в роль живописец, — когда Темные были истреблены, а зеркало демонов исчезло в катастрофе, создавшей Холодные Пески, Уиллоу вернулся домой, вернулся победителем и зрелым мужем. На том месте, где принцесса Орната спасла его из реки, благодарные люди воздвигли храм — вот этот самый, — Макарий обвел собор широким жестом. — Здесь должна была пройти коронация героя на трон Саракташа и титул верховного правителя всей Объединенной Зеландии. Но в самый торжественный момент при огромном стечении народа Уиллоу отказался принять эту честь. Он стоял прямо здесь, — монах обернулся и указал на мерцающий столп в центре нефа, — на месте алтаря. Он сказал, — голос Макария дрогнул, — что Свет ждет его. Что он уходит, но вернется снова, когда его земля, его народ снова будут нуждаться в спасителе. Уиллоу указал на короля Эннэ, правителя Абсалона, как своего преемника и, — инок воздел руки сильным движением, так что волосы на лбу Найда колыхнул сквозняк, — вознесся. Прямо на небо, — живописец устремил на новиция взгляд сияющих глаз. — Только свет остался там, где воспарил герой, — сверкающий путь, каким он снизойдет к нам, грешным, в трудную минуту.