Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 21 из 61

Странная мысль пришла в голову Шраму, странная потому, что раньше не приходила:

– Так какой же офигительный барыш каждый божий день стригут «Вторые Кресты», а, Джеки? Кто ж хозяйство держит?

Кореец сжал пустую банку, легко обратив ее в цинковый шлепок. Люди рядом бродили, сидели, курили, пытались делать какую-то гимнастику. Переговаривались чахло – видать, уж наобщались друг с другом досыта.

Кто-то от скуки засылал уши и в их с корейцем беседу и, как бы в никуда, поскольку лезть в чужой базар западло, про между прочим гундел:

– А вот еще понтово винегрет в шампанском заказать. Есть такой баландер Костик, он так круто куховарит…

– А в двадцать пятую пацаны в складчину аквариумных рыбок полкило купили. Заткнули рукомойник, напустили воды и три дня рыбачили…

– Это что, один шиз из двенадцатой по частям воздушку заказал, типа устал малявы вручную пулять. Только воздушку-то ему продали, а через день отшманали…

– Очередь у «Углов» видал? – довольно замысловато взялся отвечать Джеки. – Ну, неважно. Короче, каждое утро выстраиваются женки там и сеструхи передачи отдавать. Мелочевку разрешенную. Конфетки, папиросы, носки. И хер с маслом ты передашь без взноса. Все места в очереди продаются. Первые места ценятся суровее, последние дешевле. Как в театре. Какие-то дешевки этим зарабатывают. И отмаксовывают в «уголковый» кошелек.

– Да, эту тему слышал, – кивнул Сергей.

– Короче, даже здесь прихвачено. Чего толковать про подходы, где понажористее бабки можно рубить. А кто держит… – Джеки пожал плечами.

Ну это верно. Мало кого волнуют затюремные дела, пока не сядешь. Однако вот он, Шрам, у «хозяина» гостил, с людьми разными общался, а что-то и для него вновье.

– У тебя с деньгами не проблемно? – Вопрос вырвался сам собой. Не в благодарность за тоник с джином, а потому, что помогать друг другу надо.

– Живу.

Вообще-то Шрам другое подразумевал. Может, бабу хочет человек. На банки-то, ясно, хватает, и на мелочевку всякую, а на что-нибудь для души, что снимет хмарь с сердца…

– Беспроцентно кредитую. Отдашь, когда выйдешь.

– Это не из двенадцатки воздушку заказывали, а Фикса из сорок третьей…

– И не рыбок аквариумных, а лягушек, чтоб по ночам квакали. Типа, по Финскому заливу кто-то тосковал.

– Все не так было. Заказали белых мышей. Дрессировать хотели. А мыши сбегай и скрестились с местными…

– Нормально все, – сузил и без того узкие глаза кореец. – С деньгами нормально… Лишь бы почта трудилась без перебоев. Кстати, о деньгах. Видишь мужика в красных носках?

– Да.

Человек стоял у противоположной стены, почти вплотную прижавшись к ней, а к ним повернувшись спиной. Красные носки бросались в глаза из-за коротких брюк.

– Сидит здесь пять лет, – пояснил кореец Джеки. – Грабанул по пьяни ларек. От силы тянет на треху. Вот он сидит и ждет суда.

Сергею, словившему, на что намекает кореец, неожиданно представилось, сколько людей, загремевших в «Углы», распродали последнее свое барахлишко, чтобы выбраться отсюда хотя бы в зону, если домой не получается. Или чтобы хоть чем-то облегчить себе жизнь вне воли. И от безличных объявлений в газетах типа «Продам. Срочно» протянулись нити к одному кулаку. Чей же, интересно, этот кулак?

– Пожалуй, тут и посрать скоро бесплатно будет нельзя. Коммерческую парашу придумают. – Сергей невольно хохотнул. – Все обложили, суки. Тут знакомца встретил, Панаса. Доходяга доходягой. В лагере б без слов в лечебницу определили…

– Панас? – переспросил Джеки.

– Ну да.



– Он помер сегодня.

Вот так сообщение. Секунду Шрам его переваривал.

– Откуда знаешь?

– Он же блатной, отстучали… – Джеки похлопал ладонью по стене. – По телеграфу. Чтоб кореша выпили за упокой.

– Чего, как? Неизвестно?

– Помер – значит, помер. Не пришили, значит. Короче, сообщили без подробностей. Кореш?

– Нет.

– А вот че я слыхал, будто кто-то крутой из двадцать первой захотел антенну-тарелку. Так ему отказали, потому как снаружи вид фасада портит…

– Гонишь, из двадцать первой не тарелку заказывали, а медаль «Почетный уголок». Тридцать штук. И гравер честь по чести выполнил. Правда, прежний зам зачеркнул на эскизе слово «СЛОН»[2]…

– Нет, самый крутой был Ворон, он перед этапом забашлял, чтоб пароход с оркестром Советской Армии напротив «Углов» «Прощание славянки» сбацал. Понятно, дирижер ни уха ни рыла. Дирижера залечили, что для туристов на самом пароходе…

Сергей почувствовал, как пузырями со дна в нем поднимается злость. Без явной причины, ни на кого конкретно не направленная, но злость. Шрам как бы увидел закручивающуюся вокруг себя хитрожопую петлю, которая касательства к его заморочкам с подставой, с прирезанным Филипсом вроде бы не имеет. Ох, не нравится ему такая карусель с леденцами. И ведь не понять даже, в чем хитрожопость ее, откуда ветер задувает.

– Слушай, а ты Клима Сибирского здесь встречал?

– Да, ходил тут такой старичок… А ты вот, Шрам, – свежий, ответь. Если есть порядочные девчонки на воле, то почему на третьем письме переписка обрывается? Только я честно расскажу, как в «Углы» вселился, – и отрезает, будто серпом по гландам.

Больше ничего сказать Джеки не дали. Заскрипела дверь, которую бы не мешало смазать, и прозвучало по-ментовски отчетливое:

– Заключенный Шрамов, на выход!

– Тебя, – прокомментировал Джеки.

«Что за чума творится? Гоняют сутки напролет по „Углам», словно вшивого по бане», – но ничего не оставалось ему, заключенному Шрамову, как идти…

3

– А ты знаешь, в натуре, что такое «петля Нестерова»? Это когда хваталки привязывают сзади к ногам и оставляют в такой скрючке на ночь. А про «лампочку Ильича» слыхивал? Это когда провода от аккумулятора закорачивают на головку. Какую головку? Члена, понятно, головку. Или вот еще. Напяливают противогаз без коробки и пережимают шланг. Начинаешь задыхаться, шланг отпускают, дают вдохнуть разок и снова перекрывают. Это у ментов называется «команда „газы»». Некотрые с ума скопычивались прямо в резиновом наморднике. Все на себе, – татуированной рукой заключенный ткнул в татуированную же грудь, – испытал. После эдаких процедур чего подсунут, то и подпишешь. Понимаешь, папаша? Выбили из меня менты показания! Заставили взять чужое! Я ж не Бонивур, чтоб вытерпеть!

– Вы расскажите на суде правду. Должны назначить пересмотр дела и служебное расследование. Еще направьте заявление в прокуратуру, напишите в газету, – задушевным голосом поучал Кораблев, при этом думая, что из услышанного пересказывать англичанину, а что опустить.

Беседа шла в коридоре возле закрытой за выведенным зеком двери камеры. Начальник СИЗО невнимательно прислушивался, переминался с ноги на ногу и думал о том, что депутат Кораблев только косит под блаженного. Многие в Думе прикидываются придурками, и у каждого клоуна своя роль. Один канает под бесноватого, другой – под косноязычного работягу, типа, только от станка, а Кораблев – под юродивого демократа-правозащитника, который за соблюдение прав человека хоть на что готов, хоть руку дать себе оттяпать. Только все они кривляются за хорошие бабки. Старикашка в пластмассовых очках старается за западные подачки. Он же большой друг буржуйской цивилизации, доказывает верность идеалам ихних ценностей. Как тут не подкинуть старикану на бедность.

– А ты думаешь, папаша, суд не ментовский? – хрипел зек, ежась, водя плечами, чтоб согреться. Он вышел из камерной парилки как был – в одних трусах и шлепанцах. Коридорная прохлада начинала его пробирать. – Кругом все скуплено. Папаша, звони в Гаагу. Если оттудова не подмогут, то нигде, значит, правды нету.

Англичанина же, дожидающегося перевода с русского, больше интересовали нательные рисунки. Он откровенно пялился на синие купола, на голых вумен, на рюмки и карточные тузы, на профиль Горбачева слева на груди, Ельцина – справа, на свеженаколотого Путина посредине, на неровные надписи из русских букв там и сям.

2

Смерть легавым от ножа.