Король Австразии

Губерт растерялся, столь неожиданно оказавшись перед непростым выбором: укрыться с Леонсией в местных лесах или вернуться на военную службу. «Но ведь если я вернусь, придется как-то объяснить королю, почему из всего вверенного мне отряда в живых остался лишь я один!» – молнией пронеслось в голове.

Леонсия меж тем уже наспех собирала пожитки, сбрасывая их в большую плетеную корзину.

– Ты хочешь уйти к франкам? Дело твое, ступай! – сказала она, не глядя на постояльца.

– Нет, – решительно объявил Губерт. – Я иду с тобой!

– Тогда помоги мне со сборами. Боюсь, скоро от этого дома останется лишь пепелище…

Франк без лишних слов принялся укладывать во вторую корзину посуду и прочую необходимую утварь. Когда обе корзины были заполнены доверху, женщина прикрыла их шкурками животных и устало произнесла:

– Все, уходим. В лиге отсюда муж соорудил когда-то охотничью хижину. Надеюсь, она еще цела. Там нас никто не найдет…

Амалаберга решила отвлечься от горьких дум вышиванием, и теперь из-под ее иглы с цветной нитью на ткани рождались цветы необыкновенной красоты. Маленький Тьерри сидел у ее ног, бесцельно теребя подол материнской верхней туники.

Дверь неожиданно растворилась, и вошел Хлодвиг. Амалаберга, как и подобает жене могущественного повелителя, отложила вышивку, встала и поклонилась.

Хлодвиг чувствовал себя неловко. При взгляде на сына сердце больно защемило…

– Амалаберга, прикажи кормилице увести Тьерри. Мне необходимо поговорить с тобой наедине.

Амалаберга послушно дернула шелковый шнурок: из прилегающей к ее покоям каморки донесся приглушенный звук колокольчика. Тотчас появилась Иветта. Без лишних расспросов подхватив Тьерри на руки, она столь же поспешно удалилась.

– Амалаберга, поверь мне, я очень привязан к тебе и сыну! – приступил к нелегкому объяснению с женой Хлодвиг. – Но, к сожалению, сложившиеся на данный момент обстоятельства требуют, чтобы я женился на дочери короля бургундов. В противном случае мое королевство и моих подданных ждут трудные времена. Остготы постоянно подстрекают бургундов на провокации по отношению к нашим приграничным территориям. Их цель – втянуть нас в войну с Бургундией. Тем временем наместник Теодориха Великого, правитель Нарбонской Галлии[41], намеревается, судя по всему, захватить наши южные территории, отвоеванные некогда у Алария… – Амалаберга молчала, потупив взор: вот и свершилось то, чего ей хотелось избежать больше всего на свете. – За Тьерри не беспокойся: он останется моим любимым сыном и законным наследником, – продолжал король. – Тем более что он у меня – пока единственный сын! Амалаберга, ты слышишь меня?

– Да, мой повелитель, слышу…А что же будет… со мной?

– Ты останешься здесь, на вилле, в этих же покоях. Между нами сохранятся прежние отношения.

– Боюсь, по-прежнему не будет уже никогда… Ведь, если доселе я была для вас фактически женой, то теперь стану… бесправной наложницей, – на глазах Амалаберги выступили слезы. Она едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться.

– Ну, почему же бесправной?! Вся прислуга останется с тобой! Я… я тоже буду по мере возможности навещать тебя. В конце концов, все короли имеют по несколько наложниц! Моя мать, например, была у отца второй женой. Поверь, в твоей жизни ничего не изменится!

– Благодарю и на том, мой повелитель… – Амалаберга склонила голову еще ниже, поняв, что ее достойной жизни пришел конец.

Спустя месяц на суассонской королевской вилле царила предпраздничная суета – подготовка к свадьбе шла полным ходом. Лишь Амалаберга практически не покидала своих покоев, да еще Тьерри, в силу нежного возраста ничего не понимающий в происходящем, постоянно находился при ней.

И вот, наконец, наступил день, ради которого королеве Амалаберге суждено было превратиться в наложницу, – день венчания короля Хлодвига, повелителя Галлии, Аквитании, Белгики и земель Реймса, Суассона и Лютеции, с дочерью короля Бургундии Хильперика II благородной Клотильдой.

Церемония венчания состоялась в храме Сен-Пьер (том самом, где недальновидным воином-франком была некогда рассечена надвое ценная христианская реликвия). По настоянию Хлодвига обряд совершал сам епископ Суассонский. Тот не посмел отказать, хотя истиной христианкой из двух брачующихся была лишь невеста: король по-прежнему оставался приверженцем Великого Логоса. Со стороны Хлодвига на церемонии присутствовали его верные букеларии, а со стороны Клотильды – посол и ближайшее окружение короля Бургундии.

Хлодвиг не пожалел на торжество королевской казны: церемония вышла богатой, пышной и роскошной. Один только наряд Клотильды стоил того, чтобы присутствовать на церемонии и любоваться невестой! Ее шелковая туника нежно-голубого цвета была пошита самыми лучшими бургундскими мастерицами и украшена вычурно вышитым шлейфом. Две бургундские девы знатного происхождения несли полы шлейфа за госпожой, провозглашенной отныне королевой Галлии, Аквитании, Белгики и земель Реймса, Суассона и Лютеции, а впереди процессии вышагивали облаченные в белые длинные туники юные создания ангельского вида, устилая, согласно римскому обычаю, путь королевской четы лепестками белых роз…

Предводительствуемая Таррагоном дружина численностью в тысячу франков приближалась к Жьену, круша и испепеляя все на своем пути. Галениус с отрядом, состоящим в основном из арвернов и эдуев, занял позицию на главной крепостной стене Жьена. У дефенсора Петрония боеспособных людей к тому времени почти не осталось, поэтому оба – и дефенсор, и сакс, – прекрасно понимали, что защитникам города придется нелегко.

Когда франки подошли к Жьену, Петроний неожиданно приказал трясущимся от страха слугам приготовить ему теплую ванну. Слуги решили, что перед лицом грозящей опасности их господин тронулся рассудком, однако желание его выполнили беспрекословно.

Скинув тунику, Петроний с наслаждением погрузился в теплую ароматизированную воду. А затем, проведя несколько минут в глубокой задумчивости, взял с бортика ванны заранее приготовленный кинжал и… решительно перерезал им вены в области запястий. Кровь медленно засочилась в воду, окрашивая ее в алый цвет.

…Мятежный Жьен встретил франкскую орду градом стрел. Метательных механизмов у осажденных не было – приходилось довольствоваться лишь стрелами да раскаленным маслом: горожане кипятили масло на кострах прямо на стене и затем поливали им сверху головы франков. Те же, прикрываясь щитами, проворно устанавливали штурмовые лестницы, готовясь к решающей атаке.

Осознав, что на сей раз Жьен обречен, горстка мятежников под предводительством Галениуса решилась на отчаянный шаг: спустившись со стены, все оставшиеся в живых вестготы и галлы выстроились с внутренней стороны главных городских ворот, приготовившись к последнему бою. Галениус отдал приказ:

– Открыть ворота!

Огромные металлические задвижки тотчас были сняты, створки ворот со скрипом распахнулись, и защитники города увидели перед собой франков, готовивших в этот момент таран-бефрой к штурму.

– Вперед! За мной! – взревел Галениус. – Смерть франкам!..

Горстка храбрецов бросилась на врага. Франки, устанавливавшие бефрой, опешили от неожиданности, но, быстро придя в себя, тоже обнажили мечи и вступили в ожесточенную схватку с бунтовщиками.

Галениус, размахивая боевым топором направо и налево, отбивался сразу от двух франков. Вдруг он ощутил сильный удар по голове со стороны затылка. Перед глазами все поплыло, оружие выпало из рук, ноги обмякли и подкосились, сознание отключилось… Над ним, крепко сжимая секиру и торжествующе ухмыляясь, склонился Таррагон. Ему удалось исполнить королевский приказ: взять человека, облаченного в рогатый франкский шлем, живым!..

Амфитеатр Суассона изрядно пополнился пленными вестготами и галлами. Хлодвиг, ни минуты не сомневавшийся, что Таррагон подавит мятеж, щедро отблагодарил верного военачальника дарами из личной сокровищницы.

41

Нарбонской Галлией ранее называлась территория современного Прованса.