Страница 3 из 44
Когда я ответил, что бандиты нас не пугают, он одобрил такое решение и сообщил, что приготовил для нас подарок.
Подарок знаменитого писателя привел нас с женой в восторг.
Он заключался в том, что в Мехико нас встретила машина и экскурсовод – молодая красивая женщина мисс Мери – „студентка Национального университета”, прекрасно владеющая английским. Она передала мне еще одно письмо от Травена, в котором он подробно (и с немецкой аккуратностью) расписал для нас экскурсии на каждый день.
Поразительно, как удачно эти экскурсии были составлены.
Тридцать пять страниц плотного машинописного текста.
Личностный, лаконичный, учитывающий все особенности бедекер.
Нам предлагался замечательный маршрут – от Вера Крус до Акапулько.
Если какой-то материал был почерпнут просто из обыкновенного путеводителя, он тут же подкреплялся обширным авторским комментарием. Скажем, о небольшом городке Пуэбло в письме было сказано: „Посетите кафедральный собор Эль Розарио… церковь Сан Франциско… и хорошенько осмотрите их изнутри. Это позволит Вам понять, почему Мексика такая бедная страна, и куда уходят все плоды трудов многих индейцев”. Или: „Непременно загляните на рынок… Там индейцы продают неприхотливые, но всегда замечательные творения своих рук… Некоторые приезжают сюда из горных районов и говорят на языках, которые любого человека могут поставить в тупик…”
Это было чудесное путешествие: машина надежна, а мисс Мери любезна и услужлива. И все же в течение всего времени, проведенного в Мексике, нас ни на секунду не оставляло странное чувство, что Травен находится где-то поблизости. Мы почти не сомневались в том, что он внимательно наблюдает за нами, следит за каждым нашим шагом. Думаю, – не без юмора замечал Смит, – он остался доволен: мы тщательно придерживались всех его инструкций, написанных поистине с немецкой тщательностью…»
«Бруно Травен так и остался личностью загадочной, человеком, никому не известным, -такими словами закончил свои заметки Смит. – О причинах его необычного поведения много спорили, строили множество догадок. Однажды вдова писателя даже намекнула, что Бруно Травен вел столь скрытный образ жизни исключительно ради забавы. Может быть… Если даже жена не захотела ничего рассказать о своем знаменитом муже, то я готов поверить. Начав такую интересную игру, трудно из нее выйти…»
Скончался Бруно Травен 27 марта 1969 года.
Прах его развеяли над тропическим лесом мексиканского штата Чьяпас.
На русском языке существует перевод «Корабля мертвых». Он сделан в 1929 году талантливой переводчицей Э. И. Грейнер-Гекк. К сожалению, перевод ее не полон, конструкция романа нарушена. Много лет я мечтал представить русскому читателю полный текст великого романа.
Мечты, как видим, сбываются.
Геннадий Прашкевич, 2006, Новосибирск
Книга первая
Остынь, девчонка, не рыдай,
Меня домой не ожидай —
В чудесный Новый Орлеан,
В солнечную Луизиану.
Случилась все-таки беда
И не вернусь я никогда —
В чудесный Новый Орлеан
В солнечную Луизиану.
Остынь, девчонка, не рыдай,
На мертвом корабле я, знай.
Прощай, чудесный Новый Орлеан,
Солнечная Луизиана.
1
На пароходе «Тускалуза» я пришел с грузом хлопка из Нового Орлеана в Антверпен.
Это был экстра корабль. Будь я проклят, если вру. First rate steamer, пароход первого класса, made in USA. О, солнечный улыбающийся Новый Орлеан, только там бывают такие корабли, не то что у трезвых пуритан и холодных торговцев басмой с Севера! А какие на нем чудесные каюты для экипажа! Их проектировал кораблестроитель, осененный дерзкой революционной мыслью, что экипаж любого судна, как это ни странно, тоже состоит из людей, а не просто из рабочих рук. Все блестит, все сияет. Баня, белье, сетки против москитов. Всегда чистые чашки, столовые ножи, вилки, ложки. Даже негритята, думающие только о том, как бы поддержать эту чистоту, все сделать так, чтобы экипаж был здоров и в добром настроении. Компания наконец догадалась, что обихоженные моряки лучше заморенных.
Второй офицер? Я? No, Sir. Я не был вторым офицером на этом корыте. Я был просто палубным рабочим, совсем скромным. Такой чудесный современный корабль в некотором смысле уже и не корабль. Это плавающая машина. Такой корабль нуждается не в моряках, а в рабочих. Даже шкипер на нем всего только инженер. И старший матрос, который стоит на руле, всего лишь машинист, я не вру. Время романтиков ушло. Да и вряд ли на морях были романтики, это вымысел. Лживые истории о морских приключениях придумывают для того, чтобы неопытных юношей вовлечь в такую жизнь, где они быстро опускаются и гибнут, поскольку их ничто не поддерживает, кроме веры в правдивость всех этих гнусных морских писак. Для капитана и рулевых, может, когда-то существовала романтика, не знаю, но для экипажа никогда. Для экипажа был только труд, в котором нет ничего человеческого. Капитан и рулевые становились героями опер, романов и баллад, но никогда нигде не звучала песенка о моряке, который постоянно занят работой. Yes, Sir.
Да, я был только палубным рабочим, всего лишь. Выполнял любую работу, которая оказывалась нужна. Например, красил борта. Машина работает сама, а рабочие должны быть заняты. Грязные борта не должны быть грязными, потому что тогда мы увидели бы на корабле лентяев со скрещенными на груди руками. А таких не должно быть. Они должны работать с утра до ночи. На судне всегда есть что-то такое, что требует покраски. Невольно приходишь к мысли, что та часть человечества, которая никогда не выходит в море, занята только одним – производством краски. Невольно преисполняешься благодарностью к ним, потому что, если краски не окажется, палубные рабочие останутся без работы, а старший офицер, которому мы подчиняемся, впадет в мрачное отчаяние, потому что некому будет отдавать команды. Разве будет кто-то платить за работу, которая не сделана? No, Sir.
Велика ли моя зарплата? Не думаю. Даже четверть века непрерывного труда не дала бы мне столько денег, чтобы попасть на приличное кладбище. Свой среди нищих трупов, это да. И только еще одна четверть века непрерывного труда позволила бы мне приблизиться к званию самого бедного представителя так называемого среднего класса. Правда, тогда я уже считался бы гражданином, потому что средний класс – главная опора любого развитого государства. Я уже мог бы называть себя достойным членом общества. Но все вместе это требует полвека непрерывного труда, не меньше. Ничуть не меньше. Может, там, в ином мире…
Нет, я не думал изучать город. Тем более Антверпен. Я его не терплю. По нему шляется много плохих моряков и всяких грязных типов. Yes, Sir. Но ничего в жизни не бывает просто. Жизнь редко сообразуется с нашими планами и меньше всего интересуется, нравится нам все это или нет. Не гигантские глыбы вращают колесо мира, а мириады мелких камушков. Сняв груз, мы должны были взять балласт и уйти с ним. В тот вечер перед отходом «Тускалузы» экипаж отправился в город. На палубе остался только я. Надоело чтение, надоел сон, я не знал, чем заняться. Нетрудно догадаться, почему весь экипаж оказался на берегу. Каждому хотелось пропустить по рюмочке, ведь дома, в Америке, нас ожидал сухой закон. Я лениво плевал с борта, и вдруг мне захотелось почувствовать твердую землю под ногами, увидеть улицу, которая не качается под ногами. Захотелось дать отдых усталым глазам, сделать себе подарок. Всего-то.
– Раньше надо было идти, – сказал старший офицер, выслушав меня. – Сейчас у меня нет денег.