Месть из прошлого

– И где эти иностранные книги теперь? – прервал Мур занудливое, неграмотное и нескончаемое повествование Алена.

– А-а-а… Это… На чердаке. Я… э-э-э… нашел письмо в книге… Там… лежит на чердаке…

– Ну, хорошо, пройдемте на чердак, – так же холодно произнес Мур, но Ален быстро встал в проеме двери:

– Тысяча долларов, – решительно заявил он.

Мур недружелюбно прищурился и быстрым, почти незаметным движением дотронулся до того места, где, судя по голливудским боевикам, лихие полицейские носят огнестрельное оружие.

– Я сказал, что мне хотелось бы взглянуть на имеющиеся у вас исторические документы, – оскорбительно тихим голосом повторил он. – Потому что приехал сюда не торговаться с вами, любезнейший, а по служебной необходимости, знаете ли.

Ален сник и мгновенно исчез за разваливающейся дверью, Мур – следом за ним, а я наконец радостно вздохнула полной грудью.

Прошло минут пять.

Десять.

Пятнадцать.

Последний лучик засыпавшего солнца мигнул и исчез за темным горизонтом.

Где же Мур? Я начала волноваться. Незнакомый мертвый город, молчаливый дом, неприятный Ален. Куда провалился Мур? Сколько времени надо на то, чтобы подняться на чердак и взять книжку? И почему стоит такая жуткая, ненормальная тишина?

Я постояла еще минут пять, напряженно прислушиваясь к ночным звукам, а потом не выдержала и тихонько приоткрыла дверь. В комнате царил немыслимый бардак – вещи кучей навалены на полу и на колченогих стульях, грязная посуда на столе у окна, а из незакрытого крана на кухне монотонно капала вода: кап-кап…

– Мур? – нерешительно прошептала я в темноту комнаты.

Над головой раздались грузные шаги.

– Лиза, – раздалось наверху, – поднимайся ко мне.

Я полезла по узкой крутой лесенке наверх, задыхаясь от пыли.

Чердак представлял собой маленькое пространство, сплошь забитое гнилью и ветошью. Мур и Ален стояли рядом с неопрятной кучей старого барахла под затянутым паутиной оконцем. Я двинулась было к ним, но на чердаке быстро темнело, и, не увидев выступающей из потолка балки, пребольно стукнулась о нее головой.

– Осторожно, осторожно, – забубнил почти не видный в сумерках Ален, он схватил меня за руку липкой влажной ладонью и потащил к окну.

Лица Мура я не видела, но его темный силуэт четко вырисовывался в квадрате золотистого окна. Ален пробрался к Муру и протянул ему замызганную книженцию.

Мур аккуратно раскрыл тоненькую книжечку на той странице, где лежал пожелтевший, вчетверо сложенный, листок письма. Некоторое время он изучал его. Я не выдержала и заглянула через плечо Мура. Зловонный Ален последовал моему примеру и тоже вытянул шею – с другой стороны.

– Э… не разобрать ничего, – разочарованно протянул он. – Это на каком же языке… того, написано? На вашем? – и он противно осклабился, показывая в улыбке желтые щербатые зубы.

Меня чуть не вырвало. Может, в порядке гуманитарной помощи завезти в город мыло, шампунь и зубную пасту?

– Спасибо, – небрежно кивнул Мур Алену, протянул книженцию мне и стал пробираться по скрипучему полу к выходу. – Вы сильно помогли следствию.

Ален громко задышал открытым ртом, распространяя невыносимое зловоние.

– Все ж таки не мешало бы… – плаксиво нудил он, – хоть чуть-чуть вознаградить… За хлопоты, так сказать… Подружка трудилась. На чердак лазила, а тут так… Это… Не прибрано…

Я молча перелезала через кучи тряпья, отряхиваясь от налипшей к влажному лицу паутины. Ну и чего ради Мур приволок меня сюда? Какие такие исторические документы могут быть спрятаны на старом чердаке? Если только раритетные блохи и антикварные книжные черви…

На неописуемо грязной кухне я кое-как вымыла руки, прислушиваясь к пылкой перебранки мужчин. Теперь Ален заломил цену аж в триста долларов, Мур легко сбил ее до пятидесяти. Интересно, на какой цифре Ален сломается?

Слушать перебранку наскучило, и я осторожно присела на расшатанную табуретку. Пролистала книженцию. Из нее выпала фотография симпатичного молодого мужчины. Наверное, тот поляк, который так просил деда Алена отправить письмо на далекую Родину.

Мне стало очень грустно. Сколько же таких молодых, надеющихся на лучшую жизнь, приехало на стройки Нового Света и сколько их осталось лежать в безымянных заброшенных могилах?

– Ты что это здесь делаешь, а? – вдруг раздался над ухом каркающий голос, и от неожиданности я чуть не свалилась с колченогой табуретки.

Передо мной стояла, опираясь на массивную трость, сгорбленная, маленькая, почти лысая старушенция, вылитая Гагула. Несмотря на столетний возраст, выглядела она весьма грозно.

– Извините меня, – пробормотала растерянно я, с опаской поглядывая на здоровенную палку, которую старуха воинственно сжимала сухой ручкой. – Мы здесь по делам следствия. Мой напарник сейчас разговаривает с господином… Аленом…

– Что ж такое натворил этот урод? – закаркала старушенция. – С которым разговаривает твой любовник?

– Напарник, – безнадежно поправила я ее.

– Однофигственно, – возвестила старуха, сверля меня злобными глазками.

За ее спиной из ниоткуда выросли две огромные фигуры мрачных черных парней. Мне стало совсем жутко. Куда нас занесло? А вдруг мы попали в притон бродяг, куда ночью не сунется даже полиция? Я не знаю, есть ли в машине Мура рация. Он нацепил форму, но приехали-то мы на его личном джипе.

– Сейчас все объясню, – дрожащим голосом опять начала я, чувствуя как льется пот по взмокшей от волнения спине. – Видите ли, мы собираем информацию о Марине Мнишек, польской царице… То есть русской царице, но это не важно… А ваш Ален сказал, что имеет старинную книгу, которую на чердаке нашла его подружка из бара. Мой коллега…

Тут лысая старушенция опять саркастически заулыбалась и радостно закончила:

– Ругается с Аленом, который пытается вытянуть из него денежку, потому что пообещал заплатить своей шлюшке!

Не зная что ответить на подобный выпад, я растерянно замолчала.

Какого дьявола Мур застрял на чердаке? А может, не застрял? Все было подстроено? И Ален совсем не дурак, а только претворяется глупым грязным идиотом?

В забытом городе, которого нет ни на одной карте, нас ограбят, убьют, машину разберут на части… «Пешеходная Линия»! Что за название для города? Никогда не слыхивала о таком!

А… а если меня продадут в сексуальное рабство?! Я читала о таких случаях. Случаи происходят с глупыми иностранками и как раз в Неваде, где нет закона о проституции, потому что в этом гадком штате она, эта самая проституция, легально разрешена!

Я стала боком-боком отходить в глубь комнаты. Хотела заорать, но от страха из горла вырвалось какое-то шипение, едва ли Мур мог услышать меня.

– Тебе не с придурком надо было разговаривать, а со мной, – злобилась старушенция, проворно ковыляя вслед за мной. – Что этот урод может знать! Только то, что я ему рассказывала.

– Ален упомянул об умершем молодом поляке, который просил переслать письма на родину, – еле слышно прошелестела я, и старушенция изумленно приостановилась.

– Откуда он мог узнать о письме?

Я неуверенно пожала плечами.

– Подслушал, – усмехнулась воинственная Гагула. – Он ничего делать не умел и не умеет, только подслушивать да выклянчивать мастер…

В эту минуту послышались шаги, и в комнате появился Мур. Черные силуэты парней не пошевелились, а старушенция резво подбежала к Муру. Ростом она едва ли доходила до его живота.

Дальше произошло совсем непонятное. Вспыхнул свет, осветив сердитого Мура и резво улепетывающего Алена. Старуха легко замахнулась тростью и в комнате раздался треск, вопли, вой. Старушенция с азартом лупила Алена, которого крепко держали накаченные чернокожие ребята.

Мне хотелось только одного – поскорее убраться из непонятного дома и заброшенного города с ненормальными жителями. От безденежья, грязи и одиночества они, наверное, все стали сумасшедшими.

Тут к вою Алена присоединился женский визг, шлепки оплеух и отборные ругательства. Клубок человеческих тел выкатился на улицу и там затих. В скудно освещенной комнате остались мы с Муром и злобная старуха.