Месть из прошлого

– Не догадки, – уперся Эд. – Я знаю, что было все именно так.

Обратную дорогу мы провели в молчании. Мур подкинул меня прямо к дому. Сказал, что завтра пригонит мою машину со стоянки сам.

– Думаешь, это все правда, что рассказал Эд?

Я пожала плечами.

– Елизавета Ксаверьевна говорила про Марину, что она «заблудилась между столетиями». Как странно сложилась ее жизнь! Если версия Эда – правда, то понятно, почему полякам хочется исправить несправедливость.

Какой ужас остаться навсегда в истории женой противных распутных самозванцев. Потерять мужа, сына, жизнь, доброе имя… И если бояре Романовы действительно узурпировали власть и убили наследника, то немудрено, что они попытались «подправить» и исторические факты. А ты что думаешь?

– Ты замужем? – безразличным тоном вдруг вопросил Мур.

Вопрос застал меня врасплох. За подобное любопытство в Америке можно попасть на скамью подсудимых. Частная жизнь обсуждению не подлежит ни при каких условиях.

– Нет.

– Н-да? А вот у меня другие сведения, – прищурясь, объявил Мур.

– А ты что, жениться на мне надумал?

– Пока нет, – недовольно засопел Мур идеально-арийским носом. – И не надо так фыркать – не из праздного любопытства спрашиваю.

Естественно, нет! Просто использует служебное положение.

– Что, такой сложный вопрос? – поинтересовался Мур. – Обычно на него отвечают либо простым «да», либо категоричным «нет».

– Официально – да, замужем, но так – нет, – пробурчала я.

– Очаровательно, – восхитился Джон. – Так – это как?

Я тяжело вздохнула.

– Тебе обязательно и ЭТО знать? Что, сильно помогу следствию, рассказывая о своих мужьях? И ты найдешь убийцу, опираясь на информацию о моей замужней жизни?

Мур холодно кивнул.

Я стала вылезать из машины. Рассказывать ничего не хотелось, так как история выглядела немного запутанной.

В России я выскочила замуж восемнадцатилетней девчонкой. Нам тогда всем хотелось замуж скорее. Быстрее! А то опоздаем и превратимся в старых дев.

Сидящие на скамейках около подъездов тети Дуси и тети Клавы, имеющие в обозе неработающих, дерущихся, пьющих и дурно пахнущих мужей, закатывали в ужасе глаза:

– Девка, что ж, тебе уже девятнадцать, а ты еще неокольцованной ходишь? Кому нужна-то будешь через несколько лет, а?

В двадцать на незамужнюю вешали клеймо старухи Шапокляк, а в двадцать один величали распутницей и развратницей. Ну, оно понятно, своего мужика, бедняжка, не нашла, теперь уж вышла в тираж по возрасту, значит, с женатыми спит. Ату ее, бабы!

После того как мой муж-музыкант удрал в Москву и бросил одну в Штатах зарабатывать деньги, я с ним разговаривала от силы два раза уже после получения наследства. Попыталась напомнить о существовании сына и просила хотя бы поздравлять ребенка с днем рождения.

Официальный по бумагам московский муж клятвенно пообещал и пропал навсегда. Честно, после разговоров с ним у меня было ощущение, что съела тухлую жабу. Подавить отвращение я так и не смогла и поэтому решила спустить все на тормозах и на развод не подавать. Кому в Америке дело до штампа в просроченном советском паспорте? Тем более, что свою девичью «княжескую» фамилию я не рискнула поменять на мужнину и так и не стала Коровиной.

Вацлав, о котором сейчас ревниво вопрошал Мур, был школьным другом старшего брата и соседом по московской квартире. Он эмигрировал раньше всех вместе со своей двоюродной сестрой Машкой.

Вацек сказал мне о решении уехать на школьном выпускном вечере. Я сидела между ним и братом и умирала от духоты. На улице собиралась гроза, и в зале нечем было дышать. Все ждали конца длинных нудных речей и мечтали выскочить на воздух, на травку.

– Лиз, я в Америку сваливаю, – еле слышно прошептал мне на ухо Вацлав.

Стоял 1987 год. Слово «Америка» было полузапрещенным.

– Родственник объявился, троюродный дед по матери. Вовремя уехал на заработки. Свалил из Советов прям перед самой войной. Из Литвы. Приглашает. Уеду я отсюда. Жизни нет.

– А там будет?

– Будет.

– Уверен?

– Хуже не будет. А здесь что? В Армию? В Афган? Благодарю покорно. Мне жизнь самому нужна.

Когда я приехала в Калифорнию по приглашению Галки, Вацлав и Машка уже устроились, получили гражданство и неплохо зарабатывали.

Маша как-то быстро и ненавязчиво стала мне верным другом, тем, о котором дедушка говорил «с ним пойду в разведку». Она не клялась в вечной дружбе, а просто помогала по мере сил и возможностей.

Она помогла мне и тогда, когда я совсем потеряла голову, оставшись одна в чужой стране без денег, работы и официального статуса. Загранпаспорт потеряла, обратный билет в Москву был просрочен.

Маша позвонила мне, и я, не сдержав рыданий, поведала, что сплю в машине, которую одолжила на некоторое время у Галины, что я безработная, бесстатусная и безденежная. В то время Машка училась в Филадельфии и ничего не знала о моем бедственном положении.

– А где Вацлав? – зловеще поинтересовалась она, когда я немного успокоилась и смогла более-менее внятно отвечать на ее вопросы.

У Вацлава была своя жизнь, и я не собиралась садиться ему на шею.

– Понятно, – также зловеще протянула Машка и строго-настрого приказала завтра же встретить ее в лос-анджелесском аэропорту.

На следующее утро после ее приезда объявился злой как черт Вацлав.

– Не могла все согласовать со мной? – раздраженно поинтересовался он. – Обязательно надо было жаловаться Машке?

Не слушая оправданий, впихнул в машину и отвез в Санта-Ану. Там Вацлав мгновенно расписался со мной в суде и я без промедления получила все официальные бумаги, как жена американского подданного.

Вскоре познакомилась с Елизаветой Ксаверьевной и переехала к ней, появились деньги, мама выслала с оказией внутренний русский паспорт, чтобы оформить новый заграничный в посольстве. На сына бывший муж не претендовал, он остался с моими родителями в Москве, пока я не утрясла все формальности. И жизнь по-тихоньку наладилась.

Машка не взяла с меня ни копейки за расходы, хотя я предлагала, и не раз, отдать долг, а с Вацлавом мы так и не развелись – как-то так получилось, а честно говоря – лень. И всего-то нужно было заполнить одну бумажку и выслать чек на 100 долларов, но нас жутко ломало. К тому же после смерти Елизаветы Ксаверьевны Вацлав серьезно заявил, что так будет безопаснее. Дескать, Лиза стала состоятельной дамой, могут появиться альфонсы и проходимцы, а так, прежде чем принимать решение о замужестве, я должна буду «переговорить», то есть другими словами, развестись с ним. Вацлав не хотел отдавать меня замуж за кого попало.

– Интере-е-есно, – противным голосом протянул Джон. – Значит, у тебя два паспорта – русский и американский и два мужа – один в Москве, а другой в Лос-Анджелесе. Все официально, все законно. Лихо. Не ожидал от тебя такой прыти, Бетти. С ума сойти! Два мужа! Мормоны отдыхают.

– Это только по бумагам, – возмутилась я. – А так не имею мужей, то есть мужа.

– А если захочешь вступить в брак еще раз?

– Тогда нужно будет развестись, – сердито буркнула я.

Действительно, ситуация вырисовывалась какая-то не совсем приличная.

– С обоими? – ехидно поинтересовался господин полицейский. – Или в зависимости от страны обитания жениха?

– Хватит, – я решительно вылезла из машины. – Больше эту тему не обсуждаем. Я тоже хотела тебя кое о чем расспросить. Как ты оказался в «Хилтоне»? По работе? Ты уже тогда что-то подозревал?

– Все расскажу, но только есть ужасно хочется, – прервал меня Мур. – У тебя перекусить ничего не найдется? С позавчерашнего вечера в «Хилтоне» ничего не ел, только кофе наливался.

Бесконечный день никак не желал заканчиваться. Дома меня ждал недочитанный Вольфрам Флейшгауэр и теплая лохматая Фрида в постели, но Мур как тень следовал за мной, бубня, что жутко голоден и готов съесть целого быка.

Я тихонько открыла входную дверь и прижала палец к губам – в доме все спали. В холле горел ночник, но я вовремя ухитрилась увидеть Фриду, скатывающуюся вниз по лестнице и в последнюю минуту сумела сжать ей пасть, чтобы она лаем не перебудила весь дом. Фрида радостно стонала и повизгивала, пытаясь выдернуть морду из рук.