Страница 2 из 21
С каким интересом Фредерик следил за ней, пристраивая свой грейфер на большую черную глыбу, он поднял ее в воздух, дал какой-то миг покачаться над пустым пакгаузом, но не смог удержать ее, огромный камень выскользнул из цепкой пасти и грохнулся на жестяное дно баржи, да с такой силой, что посудина задрожала. Стелла что-то крикнула нам, помахала, давая жестами понять, что хочет прийти к нам на баржу, и тогда я придвинул узкий трап, перекинул его через борт и нашел внизу у мола плоский камень, на который надежно поставил его. Без всякого страха, решительно поднялась она на трап, качнулась несколько раз, или мне так показалось, я протянул ей руку и помог взойти на борт. Мой отец не выразил никакой радости по поводу появления незнакомки, он медленно подошел к ней, не глядя на нее, с вызовом и в ожидании объяснений, и когда я представил им гостью — «Моя учительница, преподавательница английского, фрау Петерсен», — он сказал: «Здесь особенно не на что смотреть», и протянул после этого ей руку и с улыбкой спросил: «Надеюсь, Кристиан не доставляет вам особых хлопот?»
Прежде чем ответить, она испытующе посмотрела на меня, так, словно не была уверена в своей оценке, но потом сказала ровным, почти безразличным тоном: «Кристиан ведет себя хорошо». Мой отец только кивнул, ничего другого он и не ожидал; со свойственным ему любопытством он тут же спросил, приехала ли она на морской праздник, ведь морской праздник в Пастушьей бухте всегда привлекает много людей, но Стелла покачала головой: друзья путешествуют на яхте, в Пастушьей бухте они заберут ее на днях к себе на борт.
«Прекрасное место, — сказал мой отец, — многие яхтсмены очень ценят его».
Первый, кто в этот день прошел над нашим надстроенным волнорезом, был маленький, возвращавшийся домой рыболовный катер, он уверенно проскользнул к входу в бухту, рыбак заглушил мотор и причалил возле нас, а когда мой отец спросил его про улов, он показал на плоский ящик с мелкой треской и скумбрией. Жалкий улов, которого едва хватит, чтобы оплатить дизельное топливо, слишком мало камбалы, совсем немного угря, а возле Птичьего острова ему в сети угодила еще и торпеда, учебная торпеда, спасательная служба забрала ее себе. Он посмотрел на груду наших камней, потом на свой улов и сказал приветливым тоном: «Вот у тебя все ладится, Вильгельм, что тебе надо, то ты и выуживаешь, камни не уплывают, лежат на своем месте, на них можно положиться». Отец купил у него несколько рыбин, обещал заплатить потом и, повернувшись к Стелле, сказал: «На воде, в открытой лодке, нельзя заниматься бизнесом, таков порядок». После того как рыбак отплыл, мой отец распорядился, чтобы Фредерик раздал всем кружки и налил чаю. Стелла тоже получила кружку, от рома, который Фредерик хотел подлить ей в чай, она отказалась; сам он налил себе изрядную порцию, так что мой отец вынужден был предостеречь его.
Последние камни из нашего запаса Фредерик поднимал очень медленно, он поворачивал стрелу так, чтобы камень двигался над самой поверхностью воды, и там, где мы наращивали волнорез, он опускал его, не давая ему упасть, опускал медленно и довольно кивал, когда вода накрывала камень, смыкаясь над ним.
Ты, Стелла, не могла оторвать глаз от огромных камней, ты спросила, как долго они пролежали на морском дне, как мы их нашли, как подняли на баржу, в некоторых из них ты видела живые существа, которые, окаменев, обрели вечность. «Долго вы их искали?»
«Ловец камней знает, где его ждет добыча, — сказал я, — моему отцу известны целые подводные поля и искусственные рифы, возникшие сотни лет назад, там он и выпытывает у природы ее тайны. Карта, на которой обозначены богатейшие каменные угодья, у него в голове».
«Такие каменные поля, — сказала Стелла, — мне хотелось бы разок увидеть».
Ее позвали, один из местных юношей протиснулся сквозь зрителей и окликнул ее, и так как она, судя по всему, не поняла его, он нырнул с мола в воду и несколькими взмахами рук доплыл кролем до баржи. Он с легкостью взобрался по веревочной лестнице наверх. Нас он словно не замечал, а сразу обратился к Стелле и сообщил ей то, что ему поручили: телефон, в отеле ей звонили по телефону, ей надо быть там, когда снова позвонят. И, желая придать больше значения своему поручению, он добавил: «Я должен вас туда доставить».
Это был Свен, всегда веселый Свен, парнишка с веснушками, лучший пловец, какого я только видел. Меня нисколько не удивило, что он показывал на отель, на длинный деревянный мост, предлагая Стелле доплыть с ним туда, и не только это: он предложил ей плыть наперегонки. Стелла так обрадовалась, что притянула его к себе, но предложение Свена отклонила. «В другой раз, — сказала она, — обещаю тебе, в другой раз непременно». Не прося его ни о чем, она подтянула нашу надувную лодку, привязанную сзади баржи на длинной веревке, изъявив полную готовность, чтобы он отвез ее к мосту.
Свен спустился за ней в лодку, сел рядом и положил, как ни в чем не бывало, свою руку ей на плечо. Подвесной мотор постукивал без перебоев; на полном ходу лодки Стелла опустила руку за борт. Она ни слова не сказала, когда Свен зачерпнул полную горсть воды и плеснул ей на спину.
Причалить к мосту возможности не было, поскольку повсюду стояли швертботы; их регата должна была стать кульминацией морского праздника. Мы просто сразу подошли к берегу, и Свен выпрыгнул и пошел впереди нас к отелю, с усердием успешного посыльного.
Кельнеры выносили столы и стулья, тележка с напитками маневрировала к растрепанной ветрами сосне. Поперек песчаной площадки были натянуты между штангами провода, на которых раскачивались цветные лампочки. Небольшой насыпной холмик предназначался для капеллы музыкантов. На выброшенных на берег плавучих морских знаках, имевших защитную окраску, сидели старики, они почти не разговаривали друг с другом, а только смотрели на приготовления к празднику и вспоминали, очевидно, все прошлые празднества. Никто из них не ответил на мое приветствие.
Так как Стелла не возвращалась, я пошел в отель.
Человек в ливрее у входа не мог или не хотел мне сказать большего, кроме как, что фрау Петерсен поговорила по телефону и ушла после этого в свой номер. Она пожелала, чтобы ее не беспокоили.
Я вернулся на баржу один, где меня уже ждали и тут же отправили вниз под воду проверить, как легли камни. Кое-что пришлось подправить, но не так много. Я направлял грейфер то на один, то на другой камень, давал сигнал Фредерику, в каком направлении следует двигать стрелу и где опустить грейфер, только один раз, когда я увидел, как надо мной проплывает в зубцах грейфера валун, я не подал сигнала, а быстренько нашел надежное укрытие. Этот валун так и не нашел предопределенного для него места — вместо того, чтобы лечь сверху и накрыть, как того хотел мой отец, волнорез, он свалился вбок, перевернулся, на дно не попал, а угодил меж двух таких же огромных черных камней, где его намертво заклинило. И теперь Фредерик и мой отец изучали плоды своего труда, а когда один из них показал на берег и спросил: «Что ты по этому поводу думаешь?», другой ответил: «Как тогда, такого больше не будет». Пять лет назад он играл на таком же морском празднике, как вдруг внезапная темнота накрыла пляж, морской вал разрушил все декорации и выбросил лодчонки из бухты на пирс.
Я направил бинокль Фредерика на отель и кафе на берегу и нисколько не удивился, увидев за некоторыми столиками гостей отеля. А в одном из окон светло-зеленой гостиницы Стеллу, она все еще была в своем купальнике. Она разговаривала по телефону; сидела на подоконнике и говорила в трубку и смотрела при этом на нашу бухту, погрузившуюся в вечернюю тишину; на легких волнах уже покачивались чайки.
Один раз Стелла вскочила, проделала по комнате несколько шагов, явных шагов протеста и разочарования, вернулась потом на прежнее место, и я увидел, как она отстранила от уха трубку, словно не хотела дольше слушать то, что ей там, очевидно, внушали. Неожиданно она вдруг положила трубку, в задумчивости посидела какое-то время, взяла книгу и попыталась читать. То, как ты сидела и якобы читала, заставило меня вспомнить одну из наших картин у окна, приглашавшую зрителя посмотреть поверх изображения и предаться догадкам и предположениям.