Виннету

— Все равно? Мне? Тысяча чертей! Ну что вы за человек?! Я люблю его, чтоб мне лопнуть, как родного сына, и должен равнодушно смотреть, как он катится в пропасть? Ну нет! Парень наделен силой бизона, выносливостью мустанга, скоростью оленя, взором сокола, слухом мыши и пятью или даже шестью фунтами мозгов, судя по лбу. Стреляет как опытный охотник, справляется с любой лошадью, как на морских свинок, идет на бизона и медведя, хотя до сих пор в глаза их не видел. И этот человек, настоящий охотник прерии, прирожденный вестмен, хочет вернуться домой и писать книги! Что может быть глупее! Ничего удивительного, что настоящего вестмена берет злость!

Закончив свою речь, Сэм победно взглянул на меня, ожидая ответа, но я промолчал. Он попался на мою удочку. Я придвинул к себе седло, подложил его под голову, вытянулся и закрыл глаза.

— Это что такое? — возмутился Сэм, все еще держа в руке поджаренный медвежий окорок. — Вы не удостаиваете меня ответом?

— Именно, — ответил я. — Спокойной ночи, Сэм! Приятных снов!

— Вы ложитесь спать?

— Вы сами только что посоветовали мне сделать это.

— Так это было до нашего разговора, а он еще не окончен!

— Разве?

— Сэр, я желаю с вами поговорить.

— А я — нет, я и так уже все знаю.

— Что же вы знаете?

— То, в чем вы не хотели признаться.

— Интересно, в чем же?

— В том, что я прирожденный вестмен.

Озадаченный Сэм опустил руку с медвежьим окороком, сконфужено откашлялся и сказал:

— Нет… Глядите… Этот гринхорн… этот… меня… в лужу… гм, гм, гм!

— Спокойной ночи, Сэм Хокенс, приятных снов! — повторил я и повернулся на другой бок.

Сэм взорвался:

— Да, да, спокойной ночи, висельник! Закройте глаза и перестаньте водить за нос порядочных людей! Конечно! Знать вас больше не хочу! Это ж надо, какой плут!

Так гневно и так искренне прозвучали его слова, что казалось, между нами действительно все кончено. Однако спустя несколько минут Сэм как ни в чем не бывало произнес:

— Спокойной ночи, сэр! Засыпайте поскорее, нам надо хорошенько выспаться!

Старый Сэм Хокенс был милым, добрым и порядочным человеком.

Я спал как убитый, а когда он меня разбудил, Паркер и Стоун были уже на ногах: остальные, включая Рэттлера, еще спали глубоким сном. Мы подкрепились куском мяса, напоили лошадей и двинулись в путь, но не прежде чем Сэм Хокенс растолковал товарищам, как вести себя в случае опасности.

Солнце еще не взошло, когда мы покинули лагерь. Первый раз я шел на разведку, полную опасностей! Что меня ожидало? Позже, когда я совершил множество таких разведок, я не раз вспоминал эту — первую.

Двинулись мы в том же направлении, в котором уехали апачи, сначала вниз по долине, а потом вдоль кромки леса. На траве еще сохранились их следы, даже мой неопытный глаз легко различил их. Следы вели на север, а мы собирались искать апачей на юге. Долина поворачивала вправо. На пологом, заросшем лесом склоне бросалась в глаза проплешина. Видимо, деревья извели вредители. Именно туда вели следы индейцев. Проехав ее, мы оказались на просторе прерии. Она широко раскинулась перед нами, равномерно, как крыша дома, поднимаясь к югу. Здесь также были видны следы. Добравшись до вершины крышеобразного склона, мы увидели огромное, покрытое густой травой пространство, простиравшееся без конца и края к югу. Равнину рассекал прямой, отчетливый след апачей, хотя со времени их отъезда прошли почти сутки. Сэм, до сих пор молчавший, покачал головой и буркнул себе под нос:

— Очень не нравится мне этот след!

— А мне нравится, — ответил я.

— Это потому, что вы гринхорн, хотя вчера и попытались доказать обратное. Вы ляпнули такое, что сразу становится понятно, с кем имеешь дело. Вам нравится этот след? Охотно верю, он так красиво, так прямо тянется через равнину, что даже слепой нащупает его рукой. Именно это мне, старому вестмену, и кажется подозрительным.

— А мне не кажется.

— Замолчите, дорогой сэр! Я взял вас с собой не шутки шутить. Если индейцы оставляют столь отчетливые следы, это всегда настораживает, тем более, что уезжали они с враждебными намерениями. Значит, заманивают нас в ловушку, ведь знают, что мы поедем за ними.

— А что за ловушка?

— Пока не знаю.

— Где она?

— Разумеется, там, на юге, ведь туда они увлекают нас, не заметая следов. Поверьте, все рассчитано.

— Мда! — буркнул я.

— Что сэр хотел этим сказать? — поинтересовался Сэм.

— Да ничего!

— Вот тебе и на! А мне показалось, у вас есть что сказать.

— Я уж лучше помолчу.

— Почему же?

— Боюсь, что опять подумаете, будто хочу подшутить.

— Да бросьте! На друзей не обижаются. Ведь вы решили учиться, а как это делать молча? Итак, сэр, что означал странный звук, который только что вы произнесли?

— Я с вами несогласен. Не верю в ловушку.

— Вот как? Почему?

— Апачи спешат к своим, чтобы как можно скорее вернуться и напасть на нас, к тому же в такую жару везут тело убитого. Причина достаточная, чтобы поторапливаться. У них просто нет времени заметать следы. По-моему, это единственно верное объяснение.

— Мда! — на этот раз буркнул Сэм.

Я продолжал:

— Даже если я не прав, мы совершенно спокойно можем ехать за ними. На равнине нам не угрожает опасность, ведь врага мы заметим издалека и приготовимся к его встрече.

— Мда! — еще раз буркнул Сэм, искоса посматривая на меня. — Думаете, они все-таки везут тело в такую жару?

— Да.

— Не похоронят где-то по пути?

— Нет. Покойный пользовался таким уважением, что по индейским обычаям должен быть похоронен со всеми почестями. Ритуал завершится смертью убийцы, его прикончат поблизости от тела жертвы. Значит, индейцы постараются сохранить тело, а нас и Рэттлера захватить в плен. Насколько я их знаю, они поступят именно так.

— Насколько вы их знаете! Может, вы выросли среди индейцев?

— Не говорите глупостей!

— Так откуда же вы знаете?

— По книгам, естественно, о которых вы и слышать не желаете.

— Ладно уж! Поехали!

На сей раз Сэм не спорил со мной, но часто посматривал на меня, а губа под усами вздрагивала, что, как я уже знал, свидетельствовало о чрезмерном волнении.

Мы пустились вскачь по равнине, заросшей невысокой травой. Это была прерия, одна из тех величественных прерий, что тянутся между верховьями Канейдиан и Пекос. По земле тянулся след, будто здесь проволокли огромный трезубец. Видно, лошади шли рядом, в том же порядке, в каком покидали лагерь. Наверняка индейцам было нелегко поддерживать покойного в седле в течение столь долгого пути, но пока ничто не говорило об их попытках облегчить себе задачу. Однако я был уверен, что им придется это сделать.

Тем временем Сэм Хокенс решил, что пришла пора начинать мое обучение, и стал объяснять мне, по каким признакам можно определить, как ехали всадники: шагом, рысью или галопом. Объяснял он очень доходчиво.

Полчаса спустя мы увидели перед собой лес, но, подъехав ближе, убедились, что он останется слева от нас. Деревья росли не густо, и всадники могли бы без труда проехать здесь друг за другом, но апачам, так как три их лошади ехали рядом, пришлось обогнуть лес. Мы тоже не стали в него углубляться, а поехали по их следам, по проторенной ими же тропе. Потом, естественно, когда я уже «выучился», я обычно сокращал путь, проезжая сквозь лес, и опять находил след по ту сторону препятствия.

Чем дальше мы ехали, тем уже становилась прерия, превратившись в конце концов в долину, поросшую редким кустарником. Здесь мы нашли место, где апачи сделали привал. Над зарослями возвышались дубы и буки. Соблюдая меры предосторожности, скрываясь за кустами, мы подъехали к деревьям только тогда, когда убедились, что краснокожие давно покинули это место. По ту сторону кустов трава была сильно вытоптана. Осматривая ее, мы пришли к выводу, что апачи сошли с лошадей, отвязали тело, сняли его с седла и уложили на траву. Мы обнаружили, что в зарослях индейцы вырезали дубовые жерди и очистили их от ветвей.