Страница 5 из 9
Мне ничего не оставалось, как ответить согласием. Я присела за стол. Шахматная доска оказалась прямо перед моим носом. Однако! Я не притрагивалась к шахматам со времен отрочества (все-таки манера речи тоже может быть заразной), последний раз я сидела над шахматной доской лет в двенадцать — тогда я ходила в шахматный клуб при Дворце детского творчества и мечтала о первом взрослом разряде. Но если я хоть что-то понимаю в этой древней и прекрасной игре, сидящий передо мной человек из тех, о ком пишут монографии…
— Интересуетесь? — вскинул бровь старик.
Вот по этой характерной брови я его и узнала.
— Вспомнила! — воскликнула я. — Вы Иннокентий Петрович Киприанов! Я видела вашу фотографию в журнале «Шахматы» много лет назад! До чего же мне нравились ваши этюды!
Бледные щеки старика порозовели от удовольствия. Как и любой виртуоз, гроссмейстер Киприанов нуждался в публике, которая могла бы оценить его гениальность. Старик явно давно уже был лишен внимания почитателей, и мое искреннее восхищение было ему действительно приятно.
— Не думал, что такие очаровательные женщины интересуются шахматами! — улыбнулся старик. — И тем более, что помнят мои этюды. Польщен, весьма… Иржи, ну где же вы?! Шампанского!
На пороге возник рыжеватый молодой человек в смокинге. Поднос с шампанским Иржи держал с профессиональной ловкостью. Бутылка, что покоилась в ведерке с крошками сверкающего льда, явно была настоящей «Вдовой», без обмана. Иржи откупорил ее и разлил по фужерам, после чего исполнил легкий поклон и удалился.
— Это ваш… дворецкий? — поинтересовалась я.
Старик расхохотался.
— Иржи — мой помощник. Дворецкий, секретарь, камердинер, лакей — я не отказался бы от такого штата слуг, но в наше время это невозможно. Иржи заменяет мне всех. Очень толковый молодой человек. Ну что же, давайте выпьем. За шахматы, игру королей!
Мы легонько соприкоснулись бокалами. Я пригубила шампанское. Оно оказалось идеально охлажденным — как раз такое, как надо. Да, Иржи явно знал свое дело.
Ну вот, теперь ясен источник богатства семейства Киприановых. В свое время гроссмейстер был невероятно знаменит, разъезжал по миру и представлял русскую школу шахматной игры.
Большие напольные часы пробили двенадцать раз. Так, надо поскорее свернуть разговор, вежливо откланяться и продолжить поиски Ивана. Мне очень симпатичен этот старик, и в другое время я с удовольствием побеседовала бы с ним… Но где-то там бродит мой охраняемый объект, а Женя Охотникова сидит в кресле и потягивает шампанское! Нормальные телохранители так себя не ведут…
— Сыграем? — Старик приглашающим жестом указал на доску.
— Ну что вы! — смутилась я. — Для вас я не противник. Так, кружок во Дворце пионеров много лет назад… Скажите, а что это за монеты?
Гроссмейстер оживился. Бледная рука в старческих пятнах любовно погладила стертые монетки. Некоторые блестели, но большинство потемнели от времени и патины, и старик полировал их суконкой.
— О, это моя коллекция! Я уже много лет не выезжаю из страны. Эта коллекция — единственное, что связывает меня с миром, признаюсь. Я веду обширную переписку, и у меня множество соперников в охоте за редкими экземплярами. Я покупаю, продаю, меняюсь. Мне присылают монеты со всего света. Вот эту подняли с «Титаника», у нее даже есть сертификат…
— Наверное, ваш внук разделяет ваши увлечения! — улыбнулась я. — Это же безумно интересно!
Гроссмейстер переменился в лице. Краска сбежала с его щек, ставших восковыми.
— Безумно… да, безумно интересно. Но, боюсь, мой внук нисколько не интересуется монетами. Простите меня, я очень устал. Иржи!
На пороге мгновенно возник слуга и вопросительно уставился на хозяина.
— Проводите гостью, Иржи. Помогите ей найти выход.
В голосе Киприанова больше не было любезности. Исчезли из него и игривые нотки, погас молодой блеск в глазах. Сейчас передо мной сидел старик, согнутый грузом лет. Я вспомнила, что гроссмейстеру сейчас должно быть лет восемьдесят или даже больше. Но еще пять минут назад он не казался такой развалиной! В чем тут секрет? Неужели Киприанова настолько расстроило мое упоминание о внуке?!
Иржи вежливо указал мне на дверь. Я поднялась, чувствуя себя растерянной и виноватой.
— Иннокентий Петрович, если я чем-то расстроила вас, я прошу меня извинить…
Гроссмейстер немного смягчился. Он провел рукой по лбу и улыбнулся мне бледными губами.
— Ступайте, милая незнакомка. Вы ни в чем не виноваты. Все зло в этом мире случайно, хотя порой оно и принимает облик прекрасной женщины… Прощайте. Разыгрывайте иногда мои этюды и вспоминайте Киприанова.
Я вышла из комнаты с ощущением, что старик недолго задержится на этом свете. Словно темная тень стояла за спиной этого человека. Но, возможно, дело было просто в черепе на столе…
Я спустилась на второй этаж и нос к носу столкнулась с Иваном.
Хрусталефф удивленно уставился на меня.
— А я вас всюду искал! — пожаловался иностранец с интонацией обиженного ребенка.
— А я — вас! — отрезала я, прекращая дальнейшее выяснение отношений. А то получится попросту смешно — Ваня примется доказывать, что никуда не исчезал, а всего на минутку заглянул в уборную. Хотя я прекрасно знаю, что совсем недавно его там не было. Честно говоря, мне все равно. Меня совершенно не интересует, как Хрусталефф провел те полчаса, что я его искала, — обнимался в кустах с прекрасной дамой или играл Брамса в четыре руки — главное, что мой клиент жив и здоров. Мне осталось охранять его покой примерно двенадцать часов. Потом я посажу Ивана в самолет Тарасов — Москва и забуду о его существовании. Забуду, да. Но сделаю для себя кое-какие выводы. Во-первых, с этого дня никаких загородных приемов. А во-вторых, никаких переводчиц — отныне я сама буду объяснять, кто я такая…
Мы вышли из дома и остановились на мраморных ступенях крыльца. Я собиралась быстренько попрощаться с хозяйкой и увезти Ивана в гостиницу. До города, между прочим, еще довольно долго добираться, да еще и в темноте. Ничего, домчим с ветерком, только дайте попрощаться… В самом крайнем случае исчезнем, что называется, по-английски. А позвонить и извиниться можно и завтра.
Но уехать не получилось. Я обнаружила, что площадка перед особняком полна гостей — все общество переместилось сюда. Гости стояли кучками и словно чего-то ждали.
Но вот на площадке появилась сама виновница торжества — Елизавета Киприанова. Сейчас хозяйка дома была обворожительна как никогда — лицо ее раскраснелось от радости и удовольствия, под золотистым светом фонарей каштановые волосы выглядели как корона византийской императрицы, изумруды мерцали на высокой шее.
— Я благодарна вам всем, — заговорила Киприанова, и беседа немедленно стихла. Акустика здесь оказалась превосходная. Каждое слово разносилось над площадкой так, словно было сказано в микрофон. — Спасибо, что пришли на мой день рождения, спасибо, что не забыли меня. Многих из вас я знаю еще со студенческих времен… Помните картошку в общежитии?
По толпе элегантных гостей пробежали смешки — очевидно, с этой самой картошкой была связана какая-то забавная история. А Елизавета продолжала:
— И за эти годы я успела убедиться, какие вы все верные и преданные друзья.
На этот раз смешков не последовало. Кто-то из гостей начал перешептываться, но большинство стояло совершенно неподвижно. Понятия не имею, было это сказано серьезно или с ядовитым подтекстом — меня совершенно не касалось происходящее в этом доме. Позвольте мне только увезти отсюда клиента — а там выясняйте отношения сколько вздумается.
— Многие из вас помнят и Георгия. Он не смог приехать на мой день рождения, но звонил и передавал вам всем привет. Триста двадцать первая группа, привет вам!
Стоящие плотной толпой слева от площадки разразились аплодисментами.
— В моей жизни бывали времена, когда мне казалось, будто я больше никогда не буду смеяться, — адресуя свой монолог шампанскому в бокале, проговорила Елизавета.