Страница 20 из 260
Впрочем, при заемных образах, в психологическом плане несомненно отражены и собственные переживания Лимонова, собственный опыт. Некоторые его впечатления, отсутствующие у француза, трудно, даже, пожалуй, невозможно счесть всего лишь работой писательского воображения. Так, какие ощущения мог бы представить гетеросексуальный мужчина от пассивного участия в гомосексуальном половом акте? Разумеется, боль. Если поднапрячь воображение (учесть гомосексуальную психику), то также сладострастное раздражепие в соответствующем месте. Но Лимонов сообщает об ощущении «заполнепности» — это неожиданное наблюдение есть и в некоторых других, документальных, свидетельствах, и оно вряд ли придет в голову тому, кто сам этого не испытал. Позже, уже в другой книге, в «Дневнике неудачника», Лимонов писал: «Времена, когда я е: в подворотнях со случайно встреченными прохожими мужского пола (от одиночества, впрочем) и жил на вэлфэр, те времена давно прошли. Сейчас я полноправный член американского общества… И уже давно не педераст» (Лимонов 1982). Этому пассажу я тоже не нашел французских соответствий. Кроме того, недавно я беседовал с американцем, который знал негритянских партнеров Лимонова.
Описанную сцену, для многих омерзительную, хоть для кого-то и возбуждающую (явно не только для анонимного француза и Эдички), Эдичка неоднократно называет любовью. В глазах читателя это с тем, что считается высокой любовью, конечно, несопоставимо. Тут всего лишь мимолетная встреча и удовлетворение похоти. Но ведь Ромео и Джульетта тоже не только целовались в постели. Если отвлечься от неприятного многим способа удовлетворения страсти (это дело личного вкуса), если отвлечься от обилия натуралистических подробностей в описании (это дело авторского стиля), то бросаются в глаза бурные эмоции героя рассказа — впервые за долгое время он почувствовал себя не в одиночестве, он счастлив, он плачет, он ликует. Показателен сам факт, что он не стал описывать событие таким, каким оно, вероятно, было в реальности, а обратился за канвой и образами к старому французскому роману — он хотел, чтобы, при всей эпатажности, было как можно романтичнее. В душе он себя видел в этот момент не трущобной швалью, а беспутным юным виконтом Клодом-Франсуа.
Высокая любовь, описанная в шедеврах литературы, в жизни редка. Но в обиходе мы называем любовью и менее возвышенные виды чувств. Когда мы говорим «делать любовь», «крутить любовь» и даже «продажная любовь», мы не зря используем тот же термин. В самой высокой любви присутствует плотский элемент, а в самых низменных соитиях нередко просвечивают благородные переживания и теплота чувств.
Остается рассмотреть пример гомосексуальной связи ну совсем без любви. Или и этот не совсем? Я имею в виду роман Жана Жене (1995) «Кэрель». Жан Жене был откровенным гомосексуалом, профессиональным вором и безусловно тонким психологом. Он был осужден на пожизненное заключение, в тюрьме начал писать свои романы и по просьбе французских писателей был помилован президентом Франции (White 1993). По его романам поставлены фильмы знаменитыми режиссерами, его пьесы идут и в наших театрах («Служанки» у Виктюка). Экранизирован и «Кэрель» — немецким режиссером Фассбиндером.
Главный герой романа красавец-матрос Жорж Кэрель, неоднократный убийца, безотчетно верит, что где-то добро и зло взвешиваются. Вероломно убив своего приятеля, он решает сам себя наказать, чтобы судьба не отдала его в руки полиции. Он обращается к громадине Норберу, Ноно, которому он сбыл партию опиума, и предлагает сыграть на его, Норбера, жену. Норбер всегда готов был к такой игре, в которой кто выигрывал, получал право переспать с его женой, но кто проигрывал, отдавался ему. Кэрель специально подыгрывает, чтобы Норбер и мог наказать его самым унизительным образом. Однако Норбер, заметив уловку, с которой тот бросает кубик, решает, что парню просто хочется отдаться. Психологическая тонкость заключается в том, что и в этом, видимо, есть доля правды и что в подсознании Кэрель не случайно выбрал этот способ наказания. Сцена описана весьма натуралистически, но после ненормативной лексики Лимонова текст Жене покажется вполне целомудренным.
Итак, Ноно заметил уловку. «А парень совсем не похож на педика. Однако он был взволнован тем, как легко далась ему эта добыча. Поднявшись, он слегка пожал плечами и встал. Кэрель тоже встал. Он осмотрелся вокруг и весело улыбнулся от внутреннего сознания того, что идет на мучения. Он шел на это с отчаянием в душе, но и с глубоким внутренним убеждением, что это наказание необходимо ему для жизни. Во что он превратится? В педика. Он подумал об этом с ужасом. А что это такое — педик? Из какого теста это сделано? Что за этим стоит?… «Целоваться не будем», — подумал он. И еще: «Я подставляю свою задницу, только и всего»… Норбер повернул ключ и оставил его в дверях…
— Снимай штаны.
Слова хозяина прозвучали бесстрастно. Он уже расстегивал свою ширинку. С парнем, который специально смухлевал, чтобы его трахнули, ему всё было ясно. Кэрель всё еще стоял, расставив ноги, на середине зала и не шевелился. Женщины его никогда не волновали. Иногда ночью в гамаке он брал в руку свой член, ласкал его и тихонько кончал. Он даже не старался представить себе что-нибудь определенное. Твердости члена в руке было вполне достаточно, чтобы возбудить его….. Он смотрел, как Ноно расстегивает свои штаны. На протяжении всей этой молчаливой сцены глаза Кэреля не отрывались от пальцев хозяина, с трудом вытаскивавших пуговицы из петель.
— Ну что, ты решил?
Кэрель улыбнулся. И начал машинально расстегивать свои форменные брюки. Он сказал:
— Ты поосторожней, а? Кажется, это не так уж приятно.
— Ну давай, ведь не целочка же, небось.
Голос Норбера был глухим и злобным. На мгновение всё тело Кэреля напряглось от негодования, оно стало прекрасным, шея выпрямилась, плечи неподвижно застыли, трепещущие узкие бедра и маленькие сжатые ягодицы (которые из-за того, что ноги были слегка расставлены, казались слегка приподнятыми) подчеркивали общее впечатление жесткости. Расстегнутые брюки болтались на его бедрах, как детский передник. Глаза его блестели. Всё лицо и даже волосы излучали ненависть.
— Слышь, приятель, я ж те сказал, что это в первый раз. Не выводи меня из себя. Внезапная резкость этого голоса подхлестнула Норбера. Его готовые к разрядке борцовские мускулы напряглись, и он так же резко ответил:
— Послушай, не вколачивай мне баки. Со мной это не пройдет. Ты что, меня за фраера держишь? Я же заметил, как ты прогнал фуфло.
… Голосом еще более низким и отчужденным Норбер добавил:
— Ну хватит уже. Ты что, не хочешь? Ведь ты же сам напросился. Вставай раком. Такого приказа Кэрелю еще никто никогда не отдавал… Пытаясь повернуть его, Норбер схватил его за плечи. Кэрель попытался его оттолкнуть, но в это время его расстегнутые штаны немного соскользнули. Чтобы не дать им упасть окончательно, он еще шире расставил ноги… Тем не менее он поднял штаны и немного отступил. Мускулы его лица обмякли. Он сдвинул брови и, наморщив лоб, смиренно кивнул головой.
— Хорошо.
… (Мужчины обменялись репликами о прошлом. Оказалось, что Норбер тоже служил в войсках.) Какая-то расслабляющая нежность разлилась по телу Кэреля… Наконец, всё было сказано. Кэрель должен был подвергнуться наказанию. Он смирился.
— Давай на кровать.
Гнев спал, как морской ветер. Голос Норбера стал ровным. Ответив: «Хорошо», Кэрель, почувствовал, что у него встает. Он уже полностью вытащил из тренчиков кожаный пояс и держал его в руке. Его брюки соскользнули ему на икры, обнажив колени и образовав на ковре что-то вроде густой массы, в которой увязали ноги.
— Давай. Поворачивайся. Это недолго.
Кэрель отвернулся. Ему не хотелось видеть член Норбера. Он наклонился, опершись кулаками — в одном был зажат пояс — о край дивана. Расстегнувшись, Норбер в одиночестве застыл перед ягодицами Кэреля. Спокойным и легким движением он освободил свой отвердевший тяжелый член из коротких кальсон и на мгновение, как бы взвешивая, задержал его в ладони… В зале стояла полная тишина. Норбер освободил яйца и, на секунду отпустив член, коснулся им своего живота, а потом, не спеша подавшись вперед, положил на него руку, как бы опираясь о гибкую ветвь; ему показалось, что он опирается сам о себя. Кэрель ждал, опустив свою налившуюся кровью голову. Норбер взглянул на ягодицы матроса: они были маленькие, твердые, сухие и все покрытые густой коричневой шерстью, которая росла и на бедрах — но не так густо, — и в начале спины, под торчащей из приподнятой робы майкой… Плавные линии, подчеркивающие поры нежной кожи и завитки грязноватых серых волос, делают их вид особенно непристойным. Вся чудовищность мужской любви заключается именно в этой обрамленной курткой и приспущенными брюками обнаженной части тела. Норбер послюнявил палец и смазал свой член.