Страница 24 из 60
Как-то не верится, что авторы российской модели промышленной приватизации, демагогически оперируя демократическими лозунгами и с должностным формализмом пропагандируя теорию разделения властей в государстве, на деле даже не задумывались о её внутриправовом содержании, а, может быть, просто не хотели задумываться, когда речь заходила об их власти, об их собственности и деньгах. Они присвоили себе право определять, как и какими методами строить демократию в России, а также стоит ли при этом подчинять свои действия каким-либо законным или моральным ограничениям. Их принципом стало не жить самим по законам общества, а принуждать общество жить по указам доверившего им власть Президента (!).
Недаром всё тот же Борис Березовский в одном из своих интервью сказал: «Больше всего меня смущает неискренность Чубайса. У него абсолютно большевистские терминология и образ действий! Чубайс уверен, что он живёт по одним законам, а общество – по другим. Согласиться с этим – значит признать, что начальники и подчинённые изначально, от Бога, по-разному устроены» . ( Б.Березовский, «Искусство невозможного», том 1, стр.94)
P.S. В качестве ремарки заметим: раньше, сейчас и в дальнейшем ссылки на умозаключения Бориса Березовского вызваны глубокой осведомлённостью этого человека по интересующей автора данной книги теме. Его высказывания особенно примечательны хотя бы тем, что, как писал об этом олигархе старший редактор русской версии журнала «Форбс» Пол Хлебников: «Многие магнаты российского бизнеса унаследовали своё богатство от старого Советского Союза, стали уполномоченными миллионерами, но Березовский построил свою империю сам, с нуля». (П.Хлебников, «Крестный отец Кремля Борис Березовский», стр. 9)
Стремительность проведения промышленной приватизации; широкий охват ею самых различных отраслей экономики страны; не всегда правомерное включение в перечень приватизируемых крупнейших, далеко не кризисных государственных предприятий и промобъединений (концернов), включая те, от которых непосредственно зависела обороноспособность или экономическая независимость государства; проведение приватизации одновременно на различных уровнях: федеральном, субъекта федерации и муниципальном; видимое равенство всех граждан страны в части их прав на участие в приватизации, но не в части равенства возможностей реализации этих самых приватизационных прав, – вот, пожалуй, в очень сжатом изложении основополагающие признаки российской промышленной приватизации (!).
Разработчики приватизационной модели сразу же отказались от, казалось бы, приемлемого для России китайского варианта реорганизации экономики. Анатолий Чубайс утверждал: «Китайская модель – это обновление экономических методов регулирования при сохранении действующего государственного механизма: сильное и крепкое государство по собственной воле и в соответствии с собственными замыслами проводит реформы в экономике. Осенью 1991 года, когда Гайдар пришёл в правительство, подобного рода схемы ни один здравомыслящий человек всерьёз даже не рассматривал. Какой может быть жёсткий государственный контроль, если государственная управленческая структура разрушена до основания… Ведь что представляла собой эта структура в СССР? Во-первых, компартия со своими региональными отделениями: райкомами, горкомами, обкомами. А компартия, это не только – «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». Это механизм для жизнеобеспечения населения, для организации повседневной работы производства, транспорта, энергетики … Во-вторых, – министерства и ведомства. Ни первой, ни вторых к ноябрю 91-го года не существовало. И если кое-какие команды федеральных министерств ещё летом 91-го года кое-как выполнялись, то российских министров осенью того же года уже никто не слушал» . (Под редакцией А.Чубайса, «Приватизация по-российски», стр. 24-25)
Стоило ли тогда разрушать сильное государство, которым являлся Советский Союз? Не целесообразней ли было бы постепенно проводить реорганизацию системы государственного управления, направленную на усиление контролирующей роли государственной власти за сбором налогов, за решением социальных программ общегражданской направленности и сведение к минимуму случаев непосредственного вмешательства государственных органов власти и управления в решение субъектами предпринимательской деятельности конкретных экономических задач.
Однако авторы методики промышленной приватизации по-Чубайсу понимали, что сохранение СССР отодвинуло бы их деятельность по реализации задуманных планов реорганизации экономики России на задний план, откуда ей бы уже не было возврата. Кабинет Министров Союза ССР, опираясь на статью 4 Закон СССР «Об основных началах разгосударствления и приватизации предприятий» , наверняка не одобрил бы приватизацию промышленных предприятий и объединений (концернов), которые обеспечивали интересы «обороны и безопасности государства, охраны окружающей среды и здоровья населения, а также необходимости обеспечения монополии государства на отдельные виды деятельности» .
Это значит, передаче в частные руки точно не подлежали бы государственные промышленно-отраслевые объединения (концерны), специализировавшиеся на разведке, добыче, переработке и реализации полезных ископаемых, являвшихся, к тому же, достоянием всего многонационального народа, населявшего Российскую Федерацию (нефть, руды черных и цветных металлов, драгоценные камни и тому подобное). Не подлежали бы приватизации конструкторские бюро и лаборатории, связанные с военно-промышленным комплексом страны, предприятия тяжёлого машиностроения и энергетики, то есть именно то, что итак в Советском Союзе без всяких нововведений функционировало как часы и не нуждалось в «новых хозяевах» . В результате частнособственническая инициатива граждан, а также привлекаемые в результате приватизации инвестиции были бы направлены на развитие, прежде всего, отдельных отсталых секторов экономики страны: сельское хозяйство, текстильная промышленность, общепит, розничная сфера услуг, коммунально-бытовое хозяйство населённых пунктов и так далее.
Однако зарубежных специалистов, консультировавших исполнявшего обязанности Председателя Совета Министров Российской Федерации Егора Гайдара и его соратника Анатолия Чубайса, интересовала возможность создания через правовой институт частной собственности механизма влияния государств так называемой развитой демократии на процессы формирования как внутренней, так и внешней политики России. Совершить это скорейшим образом было возможно посредством передачи в собственность малой группы частных лиц, воспринимаемых на Западе в качестве сторонников или даже проводников заокеанских стандартов демократии, крупнейшие промышленно-отраслевые добывающие природно-сырьевые ресурсы объединения (концерны), от деятельности которых существенно зависело функционирование всей российской экономики, а также формирование доходной части бюджета Российской Федерации.
При таком подходе Советский Союз с его достаточно развитой государственной машиной контроля, убеждения и принуждения, частично сохранившейся идеологией социалистического развития, готовый в любой момент пойти по схожему с китайским вариантом пути развития реформ, им не был интересен. После же развала СССР зарубежные советники – сторонники глобализации мировой экономики, действуя через правительство реформаторов Егора Гайдара, попросту включили Россию сырьевым придатком экономик более развитых стран мира, чему имеется достаточное количество свидетельств. Им не составило труда убедить членов российского правительства, что якобы лишь крупный частный капитал позволит укрепиться в России всерьёз и надолго демократическим завоеваниям, что российскому президенту вкупе с небольшой группой крупнейших капиталистов страны, контролирующих самые доходнейшие промышленно-отраслевые объединения, легче будет удержать российское общество на демократическом пути развития.
Впервые успешное единение действовавшего в стране политического режима Бориса Ельцина с крупнейшим частным капиталом, ещё только формировавшимся по итогам неправомерно проводившейся приватизации, произошло весной – летом 1996 года, когда средства из ловко приватизированной прибыли по сути ещё государственных нефтедобывающих и горнодобывающих компаний были направлены на финансирование избирательной кампании первого российского президента .