Страница 11 из 11
– Славяне! – вновь позвал Охворостов, прислушался – не отзовётся ли кто, и когда никто не отозвался, носком сапога поддел ком земли, поймал его с лёту в чердачную дверь. Ком всадился в ребро дверцы, рассыпался на мелкие крошки, обдал стоявших внизу разведчиков земляным горохом.
На этот раз подействовало. На чердаке кто-то зашевелился, закашлял, в приоткрытую дверцу высунулся ствол немецкого автомата и над головами разведчиков засвистели пули.
Старшина поспешно отпрыгнул в сторону. Разведчики также кинулись от клуни врассыпную, кто куда – не хватало ещё у себя дома пулю поймать.
– Ах ты, с-сука, – выругался старшина, прижался спиной к стенке клуни. – Арсюха, у тебя дымовые шашки в «сидоре» имеются?
– Имеются. Две штуки…
– Кинь-ка мне одну.
Коновалов достал из мешка, висевшего у него на плече, дымовую шашку, похожую на обычную консервную банку, перебросил старшине, тот ловко поймал банку, проткнул её с двух сторон ножом, подождал, когда шашка заискрится, раскочегарится, начнёт давать дым и в приоткрытую дверцу швырнул на чердак клуни.
Шашка влетала в тёмное помещение, будто космическая ракета, с трескучим шипением.
Несколько мгновений на чердаке было тихо – ни стука, ни грюка, только лёгкий дымок валил из приоткрытой дверцы, потом раздался отборный мат и вновь протрещала длинная неэкономная очередь.
– Эй, козлы! – прокричал старшина, продолжая прижиматься спиной к стенке клуни. – Счас я вам вторую шашку подброшу, чтобы теплее было… А ну, вываливайтесь из клуни! Вы заняли чужую территорию!
На чердачном этаже клуни раздался кашель, дверца, отодвинутая чьим-то громоздким сапогом, распахнулась во всю ширь, из раздвига повалил дым.
– Душегубы! – прекратив кашлять, прохрипел невидимый человек. – Под трибунал пойдёте!
– А за автоматную стрельбу в тылу разве не положено никакого трибунала? – старшина вновь возмущённо выматерился.
– Под трибунал, под трибунал… – продолжал хрипеть неведомый вояка. – Я вам устрою за милую душу…
В проёме чердачной двери показался широкий зад, обтянутый добротными офицерскими штанами-галифе, потом перекладину лесенки начала нащупывать нога в хорошо начищенном сапоге.
На землю сполз плотный щекастый человек с петлицами младшего лейтенанта, следом за ним – деваха в солдатской гимнастёрке и длинной бесформенной юбке с отвисшим задом. Старшина удивлённо присвистнул! Произнёс громко, с выражением:
– М-да-а-а…
– Не м-да, а боец вверенного мне подразделения, – взъярился младший лейтенант. – И прошу не путать это с разными «шурами-мурами». Понятно?
– Понятно, – произнёс старшина с ехидцей, невольно проникшей в его голос, – только непонятно, младшой, как и за что ты упечёшь меня под трибунал.
– А это уж моё дело, – огрызнулся трофейщик, – было бы шея, а хомут мы на неё всегда нахлобучим. Понятно? И прошу мне не тыкать!
– Да пожалуйста, – хмыкнул старшина издевательски.
Следом с чердака скатился сержант с отёчным лицом, украшенным увесистым синяком и двумя автоматами, перекинутыми через шею, своим и командирским.
– Андрющенко, немедленно арестовать наглецов! – рявкнул на отёчного сержанта младший лейтенант.
– Кхе! – призывно кашлянул в кулак старшина и в то же мгновение отёчный сержант оказался лежащим на земле с плотно прижатыми к бокам руками – можно было вязать, как пленного немца. Оба автомата валялись неподалёку. Младший лейтенант также корячился на земле, кряхтел, выплевывая изо рта сгустки слюны и давась сохлым козьим горохом.
– За всё рассчитаюсь, – выбил он из себя с очередным плевком, – сполна!
– Слепой сказал: «Посмотрим!» – хмыкнул старшина и вновь поднёс к его носу кулак: – Кхе!
Прошло ещё несколько мгновений, и трофейщики очутились за изгородью. Младший лейтенант отряхнул свои роскошные штаны.
– Берегись, старшина, – угрюмым голосом предупредил он, – я тебе по всем параграфам счёт выставлю!
– Для начала тебе ещё надо будет объясниться с моим командиром, – старшина привычно хмыкнул, – а уж потом мы будем объясняться с твоим. Соломин, выдай гражданам тыловикам ихние манатки.
Соломин проворно поднялся по лестнице на чердак, откуда продолжал сочиться дым, уже заметно ослабший, вышвырнул несколько мешков, набитых барахлом, высунулся в дверь:
– Верхний этаж свободен от посторонних предметов.
– Ну а с нижним мы вообще справимся подручными средствами, – старшина перекинул мешки с барахлом, затем стянул с плеча верный автомат ППШ, приладился и ловко, одним ударом приклада сшиб с клуни нарядный трофейный замок. Сделал рукой широкий приглашающий жест: – Битте-дритте, славяне!
Клуня также была забита мешками, старшина насчитал их целых двадцать, озадаченно поскрёб пальцами затылок. Соломин сделал то же самое:
– Не дай бог чего-нибудь пропадёт! Тогда нас на котлеты пустят.
Старшина покосился на изгородь: как там трофейщики? Всё продолжают воздух сотрясать или уже успокоились? А трофейщиков уже и след простыл. Вместе с мешками и сонной девахой. Ловко они научились покидать «поле боя» – будто духи бестелесные. А ведь этот младший лейтенант, видевший немцев только окочурившимися, да ещё, может быть, в колонне пленных, действительно может иметь в штабе какого-нибудь знакомого подполковника, падкого до трофейного добра, и тот за штуку немецкого сукна или позолоченный эсесовский кортик может запросто навалиться на разведчиков всей тушей.
Впрочем, старший лейтенант Горшков тоже не лыком шит – у него также свой знакомый подполковник есть.
Мешки трофейщиков без всякой опаски выволокли во двор и заняли прежние, уже освободившиеся места. Старшина беспечно прыгнул на ворох сена, вытянулся на нём с молодым хрустом, закинул руки за голову: хорошо быть дома!
Мустафа занял место недалеко от Охворостова, кинул в изголовье «сидор», в котором не было больше ни одной консервной банки – всё выставил на «прописку» – и очень скоро провалился в сон.
Снился ему лагерь, те самые светлые минуты, когда раздавали хлеб и в руках оказывалась вкусно пахнущая, приятно-тяжёлая пайка, снилось бронзовое тускловатое солнышко, заползающее за косой край земли и что-то ещё, кажется, кони, точнее – топот их, самих коней не было, а был отчётливо слышен их недалёкий дробные топот, – вот этот топот и снился Мустафе.
И настолько крепок был его сон, что он не услышал, как в клуне появился старший лейтенант, обвёл усталым взглядом людей, остановился на Мустафе и спросил неожиданно:
– Ну как, старшина, годится нам Мустафа, али как? Как считаешь?
– Нормальный мужик. Обучим кое-чему и можно будет пускать в самостоятельную разведку.
– Я тоже так считаю. Забили это дело, Егор Сергеевич. А чего тут у вас с барахольщиками произошло?
– С трофейщиками? Вы и это уже знаете? – брови у старшины сложились удивлённым домиком.
– Ворона в клюве принесла.
– То-то их толстозадый предводитель грозил нам…
– Он свою угрозу выполнил, даже успел накатать на нас телегу, но на его несчастье в штабе оказался начальник разведки корпуса и всё поставил на свои места – барахольщикам даже извиняться пришлось…
– Это хорошо, товарищ командир, – старшина потёр руки, – это мне очень нравится.
– Да и толстяк этот, гауптман, тоже оказался ценным кадром. Всех, кто брал его, велено представить к медалям.
– Отличная новость, товарищ старший лейтенант! – Охворостов проверил пуговицы на гимнастёрке – все ли на месте, застегнул воротник, отряхнулся, сбивая с себя остья сена. – Отлучиться разрешите, товарищ старший лейтенант!
– Это куда же? – Горшков сощурился.
– В штаб!
Старший лейтенант вспомнил девушек-связисток, синеглазую Асю и позавидовал Охворостову, простоте его отношений с дамским полом, – сам он так не умел, робел…
– Давай, старшина, имеешь право!
Старшина сдвинул складки под ремнём гимнастёрки назад, браво выпятил грудь – выглядел он на все «сто».
– Товарищ командир, осмелюсь доложить…
– Ну!
Конец ознакомительного фрагмента.
Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.