Страница 9 из 95
Заметив приближающихся всадников, он тотчас крикнул спутнику Сэма:
— Куда вы запропастились, герр кантор? Вечно о вас надо беспокоиться…
— Прошу вас, герр Шмидт, — прервал его Хампель, — «кантор эмеритус». Сто раз вам говорил!
С этими словами он остановил лошадь и сполз с нее вниз, но как! Сначала он поднял вверх правую ногу, чтобы перенести ее влево и вниз, но, подумав, что это слишком опасно, вынул из стремени левую ногу, готовый спуститься на землю с другой стороны. Однако и этот маневр показался ему рискованным. Тогда он уперся обеими руками в луку седла, слегка приподнялся и толкнул себя назад так, что оказался на крупе животного. Оттуда он медленно соскользнул, проехавшись по хвосту лошади. Последняя стояла кроткой овечкой, ибо очень утомилась и спокойно позволила кантору закончить его весьма странную и смешную процедуру. Поселенцы уже давно привыкли к странностям Хампеля, поэтому никто из них не обратил на это никакого внимания. Но добряку Хокенсу было не так легко сдержаться от смеха.
— Подумаешь, эмеритус, — грубовато проворчал Шмидт. — Для нас вы всегда герр кантор. Вас отправили на пенсию, и это — дело ваше. Для нас это не причина, чтобы пережевывать всякие чужеродные словечки. Почему вы вечно отстаете? Постоянно приходится за вами присматривать!
— Пиано, пиано [16], дорогой Шмидт! Я слышу вас очень хорошо, даже если вы не кричите. Мне тут в голову пришла одна музыкальная мысль. Я верю, что во время увертюры [17], когда отсутствует в оркестре виолончель, ее голос можно передать третьей трубе. Разве нет?
— Передайте его большому барабану! Я знаю, пожалуй, что фургон нужно смазать, если не хочешь иметь проблем, но понятия не имею, что должно барабанить в увертюре. На кой ляд вы притащили с собой этого шута?
С этими словами он кивнул в сторону Сэма. Кантор ответил, не обращая внимания на явное оскорбление:
— Этот господин… хм… да я и сам толком не знаю, кто он. Повстречал его в поселке и спросил о вас, а он оказался столь любезен, что сумел модулировать [18] меня прямо к вам. А самое главное — он тоже саксонец!
— Саксонец? — Шмидт не смог скрыть своего удивления и принялся пожирать Хокенса глазами с головы до ног. — Не верю! Если у нас, в Саксонии, кто-нибудь появится на улице в таком виде, его тут же арестуют.
— Но мы, к счастью, не в Саксонии, — дружелюбно ответил Сэм Хокенс, — и потому я сумею сохранить свободу, если не ошибаюсь. Здесь, на Диком Западе, вы еще и не такие костюмчики встретите. Куда путь держим, господа?
— Что? — Шмидт категорично махнул рукой. — Мы привыкли, чтобы к нам обращались на «вы» и прежде всего хотели бы знать, кто вы такой, что вам нужно и куда направляетесь.
— Ладно, сейчас узнаете. Моя фамилия Фальке, родом я из Саксонии, а живу здесь как вестмен и воздаю каждому по заслугам. Вот и все. Отвечать вам теперь на мой вопрос или нет — дело ваше. А если какой-нибудь осел еще раз оскорбит меня без причины, то придется его огорчить.
— Дьявольщина! Может, вы меня имели в виду? — Шмидт резко отступил на шаг назад.
— А кого же еще? — улыбнулся старик, хладнокровно взглянув собеседнику в глаза.
— Тогда проваливайте отсюда, да поживее, если хотите сберечь свои кости!
— Уйду, уйду. А вы оставайтесь… Но прежде все же исполню свой долг земляка, чтобы предостеречь вас.
— От кого?
— От тех двенадцати всадников, что уже встречались сегодня с вами.
— Не стоит. У нас хватит ума не совершать глупостей. Эти парни не собирались нападать на нас, даже когда не получили ответа на свой вопрос. Так что ваши поучения ни к чему.
Шмидт отвернулся, давая понять, что разговор с Сэмом окончен. Тот хотел было удалиться, однако задержался.
— Еще одно слово, мастер Шмидт!
— Что? — грубо прозвучало в ответ.
— Раз поучения вам не нужны, я охотно придержу их при себе. Но позвольте мне спросить: вы так и оставите фургоны стоять близко друг к другу?
— Что за вопрос?
— Лучшего способа подвергнуться нападению и оказаться ограбленным не придумать! Если бы я здесь распоряжался, то посоветовал бы вам поставить фуры квадратом, внутри которого людям… хи-хи-хи… придется провести с быками всю ночь. И не забудьте до утра выставить часовых.
— Зачем?
— Затем, что вы находитесь на Диком Западе, а не дома, где-нибудь под Лейпцигом или Дрезденом.
— Где мы и что мы — сами знаем, и шутовские басни нам ни к чему. Убирайтесь отсюда сами, а не то я помогу вам это сделать!
— Ладно, ухожу, если не ошибаюсь. Хотел добро сделать, но если ослу комфортно танцевать польку на льду, не имею ничего против.
Резко развернувшись, Сэм удалился прочь. Шмидт недовольно проворчал кантору:
— Что за болвана вы притащили? Настоящий клоун, да еще и глупый как пробка. Таких земляков век бы не видел!
— Но со мной он был весьма учтив и любезен, — рискнул возразить кантор эмеритус. — Это потому, что я к нему обратился, как говорят музыканты, очень дольче [19]. А вы выражались слишком сфорцандо [20].
— Только потому что он бесцеремонно ворвался к нам как бродяга и…
Голос Шмидта вдруг оборвался. Те двое молодых людей, что раньше разговаривали с искателями, успели помыть лошадей в реке и теперь возвращались в лагерь. Одному из них, выходцу из Старого Света со свежевыбритым интеллигентным лицом, было не больше восемнадцати. Издали он казался скорее коренастым, чем высоким. Сформировавшиеся мужественные черты лица его напарника вызывали в памяти образы юных индейских вождей. Однако его лицу не хватало остроты, присущей каждому индсмену, да и скулы едва ли казались шире обычного для белого человека. Матовая бронза кожи его лица резко контрастировала с копной светлых волос и блеском серых зорких глаз. Фигура его выглядела стройной, но не менее крепкой, нежели у его приятеля, с которым они были ровесниками. Одетые по-европейски, оба были превосходно вооружены и сидели на отличных жеребцах.
Сероглазый юноша, первым увидев улепетывающего прочь из лагеря Хокенса, издал громкий возглас удивления, заставивший Шмидта прерваться.
— Эй, в чем дело? — повысил голос последний.
Юноша быстро приблизился, осадил жеребца прямо перед Шмидтом и ответил по-немецки, хотя и не без акцента:
— Кто тот маленький человек, который только что умчался отсюда? Я не видел его лица, да и одет он по-другому, но его походка кого-то мне напоминает. У него была борода?
— Да.
— А глаза?
— Очень маленькие.
— Нос?
— Страшнее не придумаешь, черт возьми!
— Тогда все верно. У него парик?
— Откуда мне знать?
— Так. Его парик очень похож на настоящие волосы. Вы знаете, кто он?
— Назвался вестменом.
— И это верно. А как его звать? Уж не Сэм Хокенс?
— Нет. Он — немец и назвал фамилию Фальке.
— Странно, хотя и это тоже можно понять. Фальке по-немецки — «сокол», и многие немцы здесь охотно берут себе английские имена. Почему бы какому-нибудь Фальке не назваться Хокенсом [21] или наоборот? Однако я не верю, что Сэм Хокенс — немец, по крайней мере он никогда об этом не говорил и всегда давал понять, что родился западнее Атлантики. Но вот фигура… и эта крадущаяся походка… Каждый настоящий вестмен умеет незаметно подкрадываться, но так может двигаться только Сэм Хокенс. Может, во время разговора он как-нибудь по-особому смеялся?
— Да. Он презрительно отзывался о людях и быках.
— Я имею в виду его голос, интонацию, как он смеялся?
— Скорее хихикал, чем ржал.
— В самом деле? — оживился юноша. — Тогда это действительно мог быть он. Сэм Хокенс со своим лукавым «хи-хи-хи» просто неподражаем! И еще, не повторял ли он временами одну и ту же фразу, например, «если не ошибаюсь»?
16
Пиано — тихо, негромко (ит. piano)
17
Увертюра — музыкальное вступление к опере, балету и т. п., а также самостоятельное произведение для оркестра в одной части
18
Кантор, сыплющий музыкальными терминами, очевидно, имеет в виду модуляцию — переход из одной тональности в другую
19
Дольче — нежно (ит. dolce)
20
Сфорцандо — внезапное и резкое усиление (ит . sforzando)
21
Фамилия Хокенс происходит от английского слова «хок» (hawk), что означает «сокол»