Страница 6 из 28
Западные летописи, законодательства и частные акты открывают одно замечательное явление средневековой жизни, которое одинаково повторяется во всех слоях общества. Более слабые в экономическом отношении, равно как ниже других стоящие по своим гражданским правам люди, дабы избежать разного рода житейских невзгод, поголовно стремятся отыскать себе защитника в лице богатого и сильного соседа. Это весьма распространенный акт коммендации, которым лица низших сословий и состояний принимали на себя добровольную, по-видимому, зависимость, на самом же деле вступали в кабалу. Одни вступали в зависимость к королю, другие — к частным лицам. Кто искал защиты, тот обязывался к послушанию и разного рода повинностям и службе; кто обещал защиту, тот давал согласие оберегать интересы защищаемых. Этот обычай был таким общераспространенным и так согласовался с условиями жизни, что тогдашние законы, по-видимому, не допускали иного состояния, как зависимое. «Каждый, — говорится в одном распоряжении Карла Великого, — имеет право после смерти своего господина рекомендовать себя другому». Или еще: «Всем дозволяется держать в своей коммендации свободных людей». Люди благородного происхождения и вообще привилегированные классы также не были свободны от этого акта коммендации с тою лишь разницей, что, когда знатный германец вступает в личную зависимость короля и дает ему присягу на верность, он выигрывает этим, ибо получает большие преимущества по военной службе, на его долю перепадает много благ по управлению провинциями, по почетным назначениям и т. п. Точно так же пользуются уже от него преимуществами и выгодами и те лица, которые находятся у него в коммендации.
Таково всеобщее явление, происхождение и последствия которого в высшей степени важны для всей истории западного развития. В сфере земельных отношений оно постепенно направляется к тому, чтобы подвести все крестьянское население в зависимое от помещика-землевладельца состояние. На всем пространстве Европы, куда простиралась романизация, к VIII в. складывается один и тот же тип социальный и экономический: помещичья усадьба и кругом нее зависимые от помещика крестьянские селения, жители которых находятся в коммендации у помещика, отбывая разные натуральные и денежные повинности в его пользу. Часто бывали случаи отпущения на волю; из этого ясно, что существовало и обратное течение в жизни, которое возводило людей к свободе; но обстоятельства времени были так неблагоприятны, что свободный опять должен был искать себе господина и защитника. «Если тебе случится, — говорится в одном памятнике, — для защиты своих прав гражданских прибегнуть под покровительство Церкви или кого найдешь удобным, то имеешь к тому полную свободу».
В объяснении этой черты западного развития ученые не сходятся. Одни приписывают ее национальной особенности германцев, другие — кельтов, третьи объясняют влиянием римской политической и экономической системы. Римская земельная система императорской эпохи характеризуется господством крупного владения. В каждом значительном римском хозяйстве одна часть земли выделялась под помещичью усадьбу, а другая была разделяема на мелкие участки, которые были сдаваемы в арендное содержание. Управление хозяйством и крестьянским населением было поручаемо надзирателю, т. к. сам помещик жил в городах и в свою виллу редко заглядывал. Устройство римской помещичьей усадьбы (лат. villa) сделалось образцом для средневекового хозяйства. Право собственности на землю принадлежит помещику, в факте обработки чужой земли лежит идея зависимости. Кто сел на чужую землю и стал обрабатывать ее, тот вступил в зависимое положение к владельцу земли. Таким образом, римский патронат сменяется в занимающий нас период коммендацией.
Но вопрос несколько изменится, если обратить внимание на то обстоятельство, что в основании общего стремления к кабале со стороны отдельных лиц и целых классов лежат условия экономической тягости и недостатка средств к осуществлению гражданских прав. Те, которые относят указанное явление на счет римского влияния, правы лишь в том отношении, что усмотрели сходство в организации римской виллы и средневековой помещичьей усадьбы, но едва ли верно предположение о генетической связи той и другой систем. Один из видных представителей этой школы, англичанин Сибом [1], который последовательно провел свою теорию от начала истории до XIX в., нашел в акте коммендации и в системе римской виллы оправдание современного аграрного строя Англии. Он написал ученую книгу, в которой доказывает, что весь процесс социального развития, который только можно проследить по памятникам, состоит в постепенном освобождении земледельца от крепостной зависимости к господину, доказывая, что чем дальше идти в глубь истории, тем дело было хуже. За 2000 лет история знает один тип крестьянского сословия — зависимый от помещика и сидящий на чужой земле; эволюция же заключается в том, что узы зависимости постепенно ослабевают и к XIX в. почти повсеместно разрушаются.
Позволим себе здесь историческую справку. Период великих потрясений и переворотов, истребления или изгнания целых народов, тот период, когда кочующий военный стан не мог располагаться в занятой стране на продолжительное время, а часто должен был уступать ее новому, более сильному кочующему войску — ужели возможно смотреть на этот период как на смену одной земельной системы другою? В эпоху переселения народов история имеет дело с кочующими войсками, у которых социальные отношения строились, конечно, не на поземельном владении. Организация германского войска основывалась на родовых отношениях; из них же должна быть объясняема и история их после переселения. Но всего труднее было бы примирить занимающую нас систему с тем наблюдением, почерпаемым из средневековых памятников, что акт коммендации есть переход из свободного состояния в несвободное, что, следовательно, был довольно значительный контингент свободных состояний, который терял свою свободу посредством коммендации.
Кто не слыхал о германской марке, т. е. о немецкой свободной деревенской общине, представляющей семейно-родовую и территориальную административную и судебную единицу? В истории германской марки следует искать объяснения того порядка вещей, который побуждал свободного человека жертвовать своей независимостью; здесь же, с другой стороны, находит себе применение тот экономический закон, который требовал «соединения хозяйственных сил», организации крупных хозяйственных предприятий, «подчинения больших масс свободных мелких землевладельцев воле одного крупного собственника».
У нас в 40-х годах прошлого века община была открыта Гакстгаузеном, у немцев подобное же открытие сделал Маурер. Он выяснил, что марка есть свободная немецкая община. Она была основой социальной жизни германцев и много времени после эпохи переселения, в марковом устройстве жил многочисленный класс свободных земледельцев. Члены марки составляли между собой союзы по общинному владению землей, по отбыванию государственных повинностей и составляли из себя целые селения или деревни. «Свободные деревни, — говорит Маурер, — первоначально были весьма распространены повсюду. Эти деревни стали постепенно утрачивать свободу по мере того, как отдельные члены переходили в несвободное состояние». История разложения крестьянской общины в Германии весьма поучительна с точки зрения тех разрушительных сил, которые стремились к раздроблению, ослаблению и подчинению ее. Для Европы в настоящее время это имеет скорее научный и исторический интерес, у нас же в России — интерес современности, ибо и в законодательстве, и в науке, и в литературе вопрос об общине играет важную роль.
Процесс разрушения германской марковой системы составляет такое отдаленное прошлое, что о нем можно говорить с полным беспристрастием. С экономической стороны мелкому землевладению был нанесен сильнейший удар изменениями в условиях сельского хозяйства, последовавшими при Каролингской династии. В больших поместьях духовных и светских землевладельцев по собственному почину Карла В. начинает практиковаться система больших запашек, расчистки лесов, поднятия новин, требовавшая более сложных орудий обработки и вызывавшая искусственную организацию хозяйства с помощью труда зависимого населения. Было бы несправедливо утверждать, что крестьянская община не нашла в самой себе средств приспособления к изменившимся условиям. Замечаются частные и соединенные предприятия крестьян, относящиеся к увеличению запашек и обработке незанятых земель, которые могли бы развиться до крупных размеров, если бы само правительство не положило тому предела. С другой стороны, происходит изменение в старой системе поселений небольшими погостами или отдельными хуторами: крестьяне скучиваются в больших деревнях. Эти явления в германской марке вызывались, конечно, необходимостью конкуренции с большими производствами продуктов в богатых усадьбах. Но артельные предприятия в общине не могли быть такими успешными, как у соседнего землевладельца, располагавшего капиталом, громадным количеством рабочих рук и усовершенствованными орудиями. Расширялась колонизационная деятельность марки, но с основанием новых хозяйств не выигрывала экономическая ее сила. В конце концов, оказалась бедность, потом пошли недоимки, долги. Свободный член марки был вынужден выходить из общин и вступать в зависимое положение к богатому соседу. Это направление в общественной жизни должно быть сведено к своим первоначальным и простым причинам: крайняя бедность и невозможность пропитания, недостаток защиты от притеснений сильных соседей, тяжелые подати, воинская повинность и, наконец притеснения от местного сеньора-землевладельца, который творит неправый суд. Таковы были обстоятельства, точно указываемые в тогдашних кабальных и запродажных актах, которые приводили к коммендации.
1
Seebоm. Village Community. В «Журнале Министерства народного просвещения» (ЖМНП)[429] за 1911 г. (март и апрель) помещена статья по этому вопросу профессора П. Г. Виноградова.