Страница 17 из 28
Базилики, термы и публичные здания открыты были для погорельцев, на Марсовом поле построены бараки; понижена цена на хлеб, и на окрестные селения наложена реквизиция в пользу погорельцев города Рима. Чтобы удовлетворить раздраженному чувству населения, римская полиция тщательно расследовала причины пожара. Лавочки, где началось пламя, принадлежали восточным купцам, преимущественно из еврейского племени. Они не пользовались и раньше расположением римлян, теперь достаточно было и легкого подозрения, чтобы объявить их поджигателями. Но известно, что народная молва стала обвинять в поджоге императора Нерона, и что он, будто бы для оправдания себя, привлек к ответственности ненавистных тогда евреев-христиан. Рассмотрим это обстоятельство. Обвинение Нерона сначала основывалось на слухах, на молве и только у позднейших писателей передается как факт несомненный. Тацит, главнейший авторитет в этом вопросе, не решается прямо высказать: случайно ли произошел пожар или по воле Нерона; никто не смел тушить пожар, говорит он, потому что многие угрожали начинавшим тушить, другие открыто раскидывали головни и при этом кричали, что им приказано так делать, может быть, они имели в виду наживу, а может быть, и по чьему-либо приказанию. Сказав далее, какие меры принял Нерон для облегчения общественного бедствия, Тацит продолжает: «…но все это было бесполезно, потому что упорно держался слух, будто в то самое время, как горел город, Нерон вышел на домашнюю сцену и воспевал падение Трои». Далее, Тацит прибавляет: «Думали, что Нерон добивался славы построить новый город и дать ему свое имя». Описав затем дела благотворительности и религиозные церемонии, к которым по этому случаю обратилось правительство, наш историк прибавляет: «Но все это не могло заглушить молвы, что пожар произошел по его приказанию. Тогда-то Нерон подверг виновных суровейшим наказаниям». Тут в первый раз мы встречаем имя христиан.
Не странно ли, что Тацит ни в одном случае не высказывает собственного воззрения, перечисляет только слухи и ни одного из них ничем не может подкрепить? Между тем он мог бы, если бы захотел, проверить действительность или ложность этой молвы, потому что тогда живы еще были современники и очевидцы пожара. Еще подозрительнее слухи эти оттого, что в пользу их Тацит не ссылается ни на одно свидетельство, как делает он в других случаях. Но если сравнить с неуверенными и осторожными выражениями Тацита подробный обстоятельный рассказ о том же Светония [12], писавшего на основании Тацита, и, наконец, еще более полный и без малейших сомнений рассказ Диона Кассия [13], то нельзя не прийти к весьма важным выводам: рассказ Кассия представляет иллюстрацию Светониева, Светоний же заменил только неуверенные и отрицательные выражения Тацита положительными, выбросив такие слова, как: «был слух», «казалось», и дал основание, по-видимому, строго историческому факту, повторяющемуся в литературе и учебниках, будто Нерон поджег Рим. Что касается выражения Тацита: «Никто не тушил пожара» — это легко объясняется невозможностью тушить сильное пламя, пожиравшее деревянные, тесно сомкнутые строения; притом у него же говорится, что Нерон сам был в опаснейших пунктах и употреблял все старание прекратить пламя. Раскидывать же головни могли воры, вообще бродячий, бездомный люд, которому всегда выгодны общественные бедствия. И какие мотивы могли побудить Нерона к этому сумасбродному делу? Дион говорит — желание видеть падение своего отечества. Нельзя не припомнить здесь слов Светония, сказанных им о Тиверии [14], потому что они как раз представляются подкладкой для фразы Диона. Тацит приводит другой мотив: Нерон будто бы желал славы основателя Рима и хотел назвать его по своему имени. Первое объясняется ex eventu, т. е. Нерон действительно не жалел средств на восстановление и украшение Рима; второе же противоречит истории — Нерон никогда не пытался переименовать Рим. Следует прибавить, что пожар начался в лучшей части города, которая хорошо была застроена; между тем для целей Нерона достаточно было выжечь предместья. С другой стороны, зачем бы так спешить ему из Анция, когда ему дали знать о пожаре? Мог ли Нерон так спокойно ночью без свиты ходить по городу, если бы он был виновником пожара и если бы знал слухи в народе?
Переходя ко второму обстоятельству, связанному с этим пожаром, — именно к обвинению христиан в поджоге, прежде всего приведем слова Тацита: «Итак, чтобы положить конец молве, Нерон подыскал виновных и предал их суровейшим мукам; это были те, которых народ за срамные дела их по ненависти называл христианами. Наименование их произошло от Христа, который в правление Тиверия казнен был прокуратором Понтием Пилатом. Подавленное на время пагубное суеверие снова обнаружилось не только в Иудее, колыбели этого зла, но даже и в Риме, куда со всех сторон стекается и чествуется все срамное. Некоторые на пытке указали сообщников, и затем, по их показанию, уличено было огромное множество не столько в преступлении по поджогам, сколько в ненависти к роду человеческому. Их губили с поруганием: покрывали шкурами зверей и отдавали на растерзание псам, распинали на крестах, сожигали и, если недоставало для того дня, заставляли их гореть ночью…» [15]
Следует заметить, что для расследования виновных в поджоге не было назначено отдельной комиссии, дознание производилось полицейскими средствами, между тем по вопросам веры обыкновенно дело переходило в сенат и решалось назначенной от него комиссией. По позднейшему свидетельству Ювенала, пытки и приговоры уличаемых назначал Тигеллин. Для нас важно здесь то, что религиозного мотива в этом гонении на христиан не было, иначе сенат взял бы на себя все ведение этого дела [16]. Как замешаны в процессе христиане — легко понять. В то время христиан еще не отделяли от иудеев, на христианство смотрели как на иудейскую секту [17]. Как христиане, так и иудеи жили в Риме в одной части города, занимались одними и теми же ремеслами и как всем язычникам, так и римской полиции известны были за исповедников иудейской веры с небольшими отклонениями. Брожение умов в Иудее тогда было сильное, оно сообщалось и римским евреям: взаимная ненависть разделяла христиан и евреев. Припомним, что пожар начался в той части города, где находились лавки восточных купцов; где же было искать полиции поджигателей, как не в ненавистном восточном квартале? Не оттуда ли выходили предсказания, что Иегова уничтожит язычников огнем, посланным с неба? Так, «привлечены к ответственности немногие, которые в пытках указали на массу сообщников». Преследование на этот раз ограничилось, впрочем, Римом и Иудеей; нет никаких оснований предполагать, чтобы оно распространено было на все провинции империи. Вообще в течение I столетия Рим не отличал христианства как новой веры и представлял его только иудейской сектой. В 95 г. Домициан приказал привести к себе внуков Иуды, брата Господня, как потомков из рода Давида и опасных претендентов на трон. Но, видя в них мирных поселян и слыша речь о духовном царстве, Домициан отпустил их с миром и прекратил начатое преследование.
В начале II в. римское правительство уже имело перед собой довольно организованную христианскую общину, которая, с одной стороны, тщательно оберегала себя от общения с иудеями, а с другой — резко отделилась от языческого римского общества и по своим религиозным воззрениям, и по общественной организации. Новое учение, «христианская секта», начало приобретать адептов даже в высших классах римского общества. Для характеристики положения христиан в эту эпоху мы имеем чрезвычайно важные официальные памятники — это письмо Плиния Младшего к императору Траяну и ответ императора Плинию [18].
12
Suetonius. Nero. C. 38.
13
Dio Cassius. 62, 16.
14
Priamum felicem vocabat, quod superstes omnium suorum extitisset.
15
A
16
Schiller. Nero. S. 433. Anm. 4.
17
Suetonius. Tib. 36.
18
Plinii epist. X, XCVI.