Страница 80 из 81
— Да, действительно чудеса, — согласился я. — А самое великое из них — то, что мы задумали пощадить вас. Но это касается только ваших воинов! Мы оставим им их «лекарства». Но оружие они должны будут сложить в пещере. Пусть выходят по одному. Голодные будут накормлены, а раненых перевяжут. Если Пида поклянется, что все воины поведут себя мирно, то, может быть, мы поступим снисходительно и в отношении вождей.
— Даю слово. Но теперь я должен вернуться в пещеру, чтобы сообщить нашим людям, как они должны себя вести.
— Иди и скорее возвращайся!
— Тангуа, мой отец, слышал от меня, что ты даже теперь все еще называешь себя моим другом. Он поручил мне сказать тебе за это спасибо. Он любит меня, и его страх за мою жизнь был огромен! — После этих слов он удалился.
Тем временем вернулась Душенька, которая вместе с другими женщинами готовилась принять спасенных людей и оказать им помощь. Она хотела узнать, когда же они наконец появятся.
— Он уже был тут, — ответил я. — Я говорю о Пиде. Он вернулся из пещеры, а сейчас снова пошел туда. Скоро они начнут выходить, один за другим.
— Давно пора! Мне надо поспешить к инженеру. Раз спасенные уже близко, пора появиться и нашему Виннету!
Когда Пида вернулся, инженер включил свои аппараты — и тотчас на грандиозном водопаде появился наш Виннету. Вода низвергалась с огромной скоростью, и создавалось впечатление, будто фигура стремится вверх.
— Это Виннету! Мой Виннету! Наш Виннету! — вскричал Тателла-Сата, и его голос застыл над тихой, едва дышащей людской толпой. Тут же все услышали голос Вакона:
— Да, это Виннету! Это его душа!
Общее ошеломление сменилось удивлением, и тысячи радостных голосов выразили свое восхищение, пока все их не перекрыл громовой бас гиганта Инчу-Инты:
— Тателла-Сата! Наш Тателла-Сата!
Речь шла об изображении, появившемся слева от Виннету.
— Тателла-Сата! Наш Тателла-Сата! — ликовала толпа.
— А вон там — Мариме, королева из саги, друг наших предков!
— Мариме! Королева! Друг! — повторялось из уст в уста.
Шумящий водопад, словно волшебное чудо, в очередной раз поразил наше воображение. Никто и не вспоминал о провалившейся вчера скульптуре, о зияющей пропасти, поглотившей надежды наших противников. Чувства и мысли всех были связаны с Виннету, — он казался живым, от него нельзя было оторвать глаз.
Тем временем показались первые спасенные. Они сразу остановились, завороженные видом, который вдруг открылся им в сгущающихся сумерках. Но на них напирали другие, которые в немом восторге останавливались, но тоже вынуждены были продвигаться вперед. Спасенных счастливцев отвели в заранее отведенную часть долины, где их ждали приют и забота. Шествие продолжалось несколько часов и закончилось, лишь когда забрезжил рассвет.
Между тем Пида не сидел сложа руки. Он сновал между мной и Тангуа, пытаясь всеми силами смягчить вынесенный приговор. Мы видели это, но вели себя так, будто ничего не замечали. Потом я огласил решение относительно обычных воинов. Отныне они были свободны, могли оставить себе «лекарства» и лошадей и имели право уехать, как только захотят. Несколько часов назад они и предположить такое не могли.
Выяснилось, что, несмотря на катастрофу, не погиб ни один человек! Ранения и ушибы, были, конечно, болезненны, но не опасны. Женщины перевязали пострадавших, пациенты чувствовали себя в таком заботливом окружении совсем неплохо. Теперь они готовы были даже считать друзьями тех, кого еще вчера хотели убить. Они увидели звезды, которые носили их доброжелатели и доброжелательницы, спрашивали о смысле и значении этих знаков. Им спокойно объясняли. Показали поближе великолепное лицо нашего Виннету. Выступил и Молодой Орел. Он был первым «Виннету», а потому имел право на проповедь. Слышались голоса и других «Виннету» — они тоже шли к людям, чтобы принести им свет.
Когда Пида увидел все это, он искренне обрадовался и сказал:
— Чудное семя посеял Олд Шеттерхэнд в сердце своего брата Виннету. И оно принесло ценные плоды. А зернышки прорастают дальше! Близится час, когда все ваши враги захотят вступить в клан Виннету. Выполнимо ли их желание?
— Конечно! — уверил я.
— А их тоже можно принять? — Пида указал жестом на Утес Дьявола, где находились наши бывшие противники. Я с улыбкой ответил:
— Мой брат Пида — очень умный посредник. Если я скажу, что в клан можно принять и пленных вождей, я должен буду освободить их и все им простить!
— Если ты это сделаешь, то ты настоящий «Виннету»! Позволь мне пойти к отцу.
— Иди, — сказал я после некоторой паузы, — но возвращайся скорее. Утро уже в пути.
Он ушел и вскоре вернулся к своим, а мы снова услышали все, что он говорил там, на другой стороне. Зародившийся в пещере жуткий страх, неожиданно любезный прием, портрет Виннету — все это помогло Пиде достичь цели. Вернувшись ко мне, он сообщил:
— Тангуа, мой отец, пришел бы к тебе, но он не может идти. Он хотел бы помириться с тобой!
— Так и я хочу того же! — ответил я радостно. — Я сам приду к нему. Веди меня!
Прежде чем мы ушли, я попросил вождей остаться здесь и слушать наш разговор, а если я оттуда попрошу, ответить мне. У подножия нашего Утеса Дьявола появился Молодой Орел. Он хотел задать мне несколько вопросов. Я не дал ему открыть рта, а сказал:
— Вожди сейчас же должны получить «лекарства»! Сколько тебе потребуется времени, чтобы принести их?
— На «орле»?
— Если можно, то да.
— Полчаса.
— Отлично. Самое время сделать это сейчас.
Когда мы с Пидой поднялись на Утес, он сразу
подсел к вождям, а я остался стоять. Первым взял слово Тангуа. Он сказал, что хотел бы встать, чтобы говорить со мной, но, к сожалению, не может. Я не дал ему договорить, сказав, что раз здесь будут вести речь о прощении, то не индеец, а бледнолицый первым должен сказать слово. Я рассказал, как белый человек пересек море, чтобы похитить у «красного брата» его «лекарства». Потом совершил экскурс в историю, ничего не преувеличивая и не скрывая. Я рассказал правду, голую и без прикрас, какой она была в действительности. Я говорил об ошибках красной расы, о ее добродетелях, о ее горе и прежде всего — о том, что у нее сейчас нет будущего. И все это из-за бледнолицего! Но все дело в том, что бледнолицый накопил гораздо больше знаний. Очень хотелось бы, чтобы и его красные братья остались жить, став настоящим народом, как им было предначертано с самого начала. Этот бледнолицый готов сегодня отвечать за все свои ошибки и исправить их! Его будет мучить совесть, если он не попросит красного брата о прощении.
Сказав это, я подошел к индейцам и протянул руки с просьбой о примирении. Несколько мгновений стояла гробовая тишина, а потом мне навстречу потянулись другие руки и многочисленные голоса уверили меня, что и они, красные люди, тоже должны просить прощения.
— Простим друг друга! Вы — нас, мы — вас! — воскликнул старый Тангуа. — И поможем друг другу! Я ненавидел тебя, но теперь я буду тебя любить! Когда я умру, над моей могилой всегда должен быть мир. Но пока мы — ваши пленники?
— Нет! — прозвучал голос Тателла-Саты.
— Уфф! — вскричал Киктахан Шонка. — Кто говорит здесь?
— Хранитель Большого Лекарства.
— Где?
— На другой стороне, на Утесе Дьявола.
— Но мы ведь здесь тоже на Утесе Дьявола?!
— Да. Я подслушал вас на северном Утесе, который называется Ча Маниту, Ухо Бога. Там добрый человек слышит, что говорят злые люди, и потому может спастись от их деяний. Сегодня мы слышим, как вы говорите тут, на южном Утесе, который называют Ча Кетике. Тут злые люди слышат, что говорят добрые, и тоже спасаются. Вождь Тангуа спрашивал, пленник ли он. Пусть он спросит еще раз!
Тангуа не заставил себя долго ждать:
— Мы идем к столбам пыток?
— Нет, — ответил Тателла-Сата.
— Мы не должны умереть?
— Нет.
— Нам оставят оружие и лошадей?
— Да.
— И мы даже сможем остаться здесь и стать «Виннету»?