Страница 7 из 169
— А второй убитый был блондин или брюнет?
— «Белсен»? Брюнет.
— Нет, не «Белсен». На ферме. Только не расстраивайся. Ты там убила двоих и серьезно ранила троих, прежде чем они сумели повалить тебя всем скопом. Хвала твоему инструктору, кстати говоря. Убегая, мы не могли прикончить столько врагов, чтобы они не сумели схватить тебя, но последнее сражение выиграла ты — когда мы освобождали тебя, нам было намного легче, ведь ты успела вывести из строя столько врагов. Да-да, ты была в буквальном смысле слова прикована к постели, без сознания, но именно ты выиграла последний бой. Продолжай, пожалуйста.
— Да, собственно, это почти все. Потом — групповое изнасилование, потом допрос обычный, потом с наркотиками, потом с пытками.
— Бедная девочка… Я сочувствую тебе всей душой. Ты получишь премию, большую премию, поскольку я расцениваю обстоятельства как сверхзатруднительные.
— Да нет, Босс, вы преувеличиваете. Я же не кисейная барышня. Бывало кое-что со мной и не менее мерзкое. Но вот был там один подонок… В лицо его не видела, но я его узнаю, все равно узнаю! Нужен он мне — он и дядюшка Джим. Ох, только бы мне найти его — уж я его помучаю всласть, прежде чем убить…
— Могу только повторить то, что уже говорил тебе. Личная месть для нас — ошибка. При этом мы рискуем собственной жизнью.
— Ради того чтобы отправить на тот свет этого ублюдка, я готова рискнуть жизнью. Босс, не думайте только, что я хочу мстить их же оружием. Да, им приказано было изнасиловать меня: они думали, что от этого я стану более разговорчивой на допросе. Но этой сволочи следовало принять ванну, вылечить зубы и чистить их каждый день и рот полоскать после еды. А еще было бы неплохо, чтобы ему кто-нибудь объяснил, что давать пощечину женщине, с которой ты только что… Я не знаю его в лицо, но отлично помню его мерзкий запах, его противный голос и его кличку — Рокс. Или Роки.
— Джереми Рокфорд.
— Что? Вы его знаете? Где он?
— Я знавал его когда-то, а не так давно видел его совсем близко и, думаю, не ошибся. Он покоится в мире.
— Вот как? Надеюсь, он умер не своей смертью?
— Не своей. И не легкой. Фрайди, я сказал тебе не все, что знаю…
Можно подумать, вы когда-нибудь это делали.
— …потому что хотел, чтобы сначала ты рассказала мне все. Их нападение на ферму удалось потому, что Джим Пруфит отключил энергетическое обеспечение — главный «Шипстоун». Поэтому у нас для защиты не осталось ничего, кроме ручного оружия, — у тех немногих, у кого оно было, а у большинства — только голые руки. Я отдал приказ об эвакуации, и большинство наших покинуло ферму через туннель, который был тайно вырыт, когда перестраивали ферму. Мне и больно, и горько об этом говорить, но я горд, что трое наших, которые были вооружены, решили остаться и прикрыть остальных. Я знаю, что они погибли, потому что держал туннель открытым до тех пор, пока мы не услышали, что в дом вошли враги. Тогда я взорвал туннель.
За несколько часов мы собрали людей и организовали контрнападение. Особые трудности, как всегда, возникли с автомобилями, как ты понимаешь. Мы-то могли и пешком, но вот для тебя была нужна как минимум одна карета «Скорой помощи».
— А откуда вы узнали, что я жива?
— Оттуда же откуда я узнал, что в дом вошли враги. Прослушивание на расстоянии, Фрайди, девочка моя; все, что было сказано тобой и тебе, все, что было сделано с тобой, все это мы слышали и записывали. Сам я слушать не мог, потому что был занят организацией контрнападения, но главные моменты мне давали прослушивать в записи, как только у меня появлялась минутка-другая. Я горжусь тобой, Фрайди.
Зная о том, где находится тот или иной «жучок», мы могли определить, где они держат тебя, знали о том, что они приковали тебя к кровати, знали, сколько их в доме, где они находятся, когда улеглись спать, кто остался дежурить. Короче, вся обстановка в доме к моменту начала контрнападения была нам отлично известна. Мы напали. То есть они, наши люди. Я же не могу, как ты понимаешь, вести отряд, хромая на костылях. Я командовал на расстоянии.
Наши люди ударили по дому, проникли внутрь. Те четверо, кому это было приказано, освободили тебя. Один из них, к слову сказать, был вооружен только ножовкой. Все было сделано за три минуты одиннадцать секунд. Потом мы подожгли дом.
— Босс! Вашу прекрасную ферму!
— Фрайди, когда корабль идет ко дну, нет смысла спасать скатерти в кают-компании. Ферма нам больше не понадобится. Да, при пожаре в доме погибло множество секретных отчетов и уйма ценнейшего оборудования. Но самое главное — поджог помог нам быстро избавиться от тех, кто узнал все наши тайны. До того как мы подожгли дом, мы выставили со всех сторон охрану, и всех, кто пытался выбраться из дома, пристреливали на месте.
Вот тогда-то я и заметил твоего знакомого — Джереми Рокфорда. Ему попали в ногу, когда он пытался удрать через восточный выход. Он опять убрался в дом, потом решил попытаться выбраться через другой выход, но и это ему не удалось — выйти он не смог. Он так орал, что, уверяю тебя, ты можешь быть спокойна — смерть его была нелегкой.
— О Босс, поверьте, когда я говорила, что хочу отомстить ему, я вовсе не собиралась сжигать его заживо!
— Если бы он не уподобился лошади, бегущей от страха обратно в горящую конюшню, он умер бы так, как умерли остальные — быстро, от выстрела лазерной винтовки. Мы убивали их на месте, пленных не брали.
— Даже для допроса?
— Наверное, это было неправильно, так я думаю, по крайней мере. Но, дорогая моя Фрайди, ты бы видела, что там творилось! Ведь все наши слушали записи — по крайней мере, изнасилования и последнего допроса с пытками. Да наши парни не стали бы брать пленных, отдай я даже такой приказ. А я приказа не пытался отдавать. Я хочу, чтобы ты знала, как высоко ценят тебя твои товарищи. Многие из них тебе знакомы, но есть и такие, которых ты никогда не видела и вряд ли когда-нибудь увидишь.
Босс потянулся за костылями, оперся на них, встал на ноги.
— Я уже лишних семь минут с тобой говорю. Тебе нужно отдохнуть. Завтра я снова зайду. Сейчас придет сестра и даст тебе снотворного. Спи и поправляйся.
Несколько минут я пробыла в одиночестве. Мне было так хорошо. Слова-то какие… «Как высоко тебя ценят твои товарищи!» Знаете, когда вы одиноки, такие слова означают все. Они так согрели меня, что я даже забыла, что я — не человек.
ГЛАВА 4
Будет и на моей улице праздник — это когда я шефа переспорю. Сомневаетесь? Ну почему же? Мне иногда везло — то есть бывали дни, когда я не проигрывала в споре с ним. В те дни, когда он меня не навещал.
А началось все с того, что мы с ним полностью разошлись во мнениях по поводу того, когда должно закончиться мое лечение. Я чувствовала себя в силах либо отправиться домой в отпуск, либо вернуться к работе дня через четыре. Не скажу, конечно, что я горела желанием опять схватиться с кем-нибудь врукопашную, но какое-нибудь несложное задание я вполне могла бы выполнить. Но больше всего меня тянуло в Новую Зеландию. Все мои раны зажили. Да и было-то всего: ожоги кое-где, четыре сломанных ребра, простые переломы большой и малой берцовых костей на левой ноге, множественные переломы костей на правой, перелом основания черепа без осложнений, ну и еще (неприятно, конечно, кто спорит, но к работе это никакого отношения не имеет) — кто-то умудрился отрезать или откусить у меня правый сосок.
Последнее, а также ожоги и переломы пальцев на ноге я помнила. Остальное, по всей видимости, произошло, когда я была без сознания.
Босс заявил:
— Фрайди, ты должна понимать, что на регенерацию соска уйдет не меньше шести недель.
— Да, — согласилась я, — но если сделать пластическую операцию, на это уйдет всего неделя. Доктор Красный так мне сказал.
— Девочка, если ты собираешься работать у меня, ты должна привести себя в полный порядок, и для этого я готов поднять на ноги всю современную медицину. Я точно так же заботился бы о любом другом сотруднике, но с тобой — случай особый. Мы все призваны беречь и сохранять в этом мире красоту. У тебя удивительно красивое тело. Оно должно остаться совершенным.