Страница 158 из 169
Джоан вздохнула.
— Так и умру дурой. Гиги, всю жизнь я раздавала деньги. Хорошего из этого ничего не получилось, а плохое было… Язык мой — враг мой.
— Просто у тебя доброе сердце. Скрепи его — хотя бы на этот раз. Ты ведь не все читала, правда?
— Я выдала себя?
— Только для меня. Я слышала много ее писем, я знаю, как они звучат… После первого же я поняла, что Джо их слышать полностью нельзя — он слишком расстраивается. Поэтому слушала я, а потом пересказывала ему. Память у меня хорошая, я даже в театре немного играла и роли запоминала сразу! И я запоминала, а потом пересказывала ему так, чтобы его поберечь. Я решила, что и ты сообразишь сделать то же самое… так и вышло, но я сократила бы еще.
— Гиги, как так могло получиться, что Джо, такой чудесный, такой талантливый, — вырос в такой семье?
— Кто может знать? Почему мы вообще такие, какие есть? Так получается, и все. Впрочем, Джо — не в мать. Абсолютно не похож.
— Может быть, в отца?
— Наверное — если знать, кто его отец. Но даже его мать вряд ли скажет… Впрочем, кое-что пошло ему на пользу. Угадаешь?
— Пас.
— Джо не пьет. Ни капли! Даже пиво. Не прикасается к наркотикам. Я когда к нему пришла, думала сначала, что он тронутый. Слегка. А потом я стала жить с ним — и вдруг оказалось, что и мне не хочется пить.
— А раньше пила?
— Не так, чтобы по-черному…
— А что ты вообще делала?
— Много чего. Была моделью, была шлюхой. С детьми сидела… Официанткой была в стрип-баре. В голом виде выпивку подавала… только меня уволили, когда нашли грамотную девушку. Дискриминация, правда? Джоан, а вот ты сказала, что всю жизнь раздавала деньги?..
— Ну, не всю жизнь… До Второй мировой я была не слишком богата. Но жадиной не была никогда. Могла отдать последний никель…
— Никель?
— Пятицентовик. Их чеканили из никелевого сплава.
Были серебряные монеты, и я застала еще золотые. Во время «Великой депрессии» я была в полном прогаре с полгода, и люди помогали мне — а потом я помогала другим… иногда — тем, которые помогли мне. Постепенно денег у меня стало столько, что выгоднее оказывалось раздать их, чем тратить или вкладывать — такое смешное было налоговое законодательство.
— А я вот никогда не платила налогов.
— Так тебе только кажется. Ты начала их платить с момента рождения. Легче победить смерть, чем налоги. Поверь моему богатому опыту.
— Да, тебе видней. Не стану спорить. И сколько денег ты раздала?
— До Второй мировой — несколько тысяч. После — несколько миллионов.
— Долларов?!
— Не пугайся, кудряшка. С какой-то суммы деньги перестают быть деньгами. Это просто цифры на бумаге, магнитные поля в компьютере…
— Я не пугаюсь. Просто не могу себе представить столько денег. Могу — сто, могу — тысячу… Но миллион… что-то нереальное. Такого не бывает.
— Ну да. Я же говорю: это уже не деньги. То есть от них не получаешь удовольствия. Они делают только другие деньги, и все. Как игра в шахматы. И я от нее устала… Слушай, кудряшка: за продукты ты мне не позволяешь заплатить. А миллион бы приняла?
— Ах… нет! Это страшно.
— С ума сойти! Откуда берутся такие мудрые девушки? Хоть Диогена зови.
— Кого?
— В Греции был такой философ. Ходил днем с фонарем и искал человека. Не мог найти…
— А я нашла. Джо.
— О, да…
— Десять минут! — скомандовал Джо.
— Отдых, — пояснила Гиги.
— Но мы же и так отдыхали.
— Разомнись. Будет долгий день. Хочешь кофе? А ты, Джо?
— Да.
— Джо, можно посмотреть?
— Нет. В обед.
— Значит, у него получается… Джоан, а правда, что у богатых не бывает друзей?
— Почти правда… Понимаешь, Гиги, богатый человек может иметь друзей — если они не интересуются его деньгами. Как вы с Джо. Но это такая безумная редкость… а ведь надо еще завоевать его дружбу, надо преодолеть свою подозрительность — у богатых она обострена, а это ведь чувствуется… Короче, замкнутый круг. Так что ты почти права.
— Джоан, мы твои друзья!
— Ох, я так надеюсь… — Джоан серьезно посмотрела на Гиги и ее мужа. — Когда мы сидели в круге, я почувствовала вашу любовь… Но вам будет трудно… преодолеть… вы будете думать о Юнис…
— Ну, Джо! Скажи ей! Объясни!
— Гиги права, — ласково сказал Джо. — Юнис умерла. Она хотела, чтобы ты получила то, что получила. Я нутром понял — когда мы сидели в круге.
Босс, может, мне выйти и побродить вокруг? Девушки любят, чтобы по ним страдали — но не в таких же дозах!
Юнис, все, что мы с тобой можем, — это не огорчать его.
Это само собой. Но, если он нас еще раз поцелует — у меня будет огромный соблазн сознаться ему, что я здесь.
Омм мани пхадме хум.
Омм мани пхадме хум… и насрать на тебя и на Диогена в придачу. Поехали домой — и позвоним Роберто.
Ша! У нас еще немало дел…
Есть, сержант! Эта Гиги — не хуже Винни, да?
— Но не все так страшно! — засмеялась Джоан. — Друзья у меня есть: вы двое; врач, который выходил меня, не думая о моих деньгах; медсестра, на которой он скоро женится и которая мне ближе, чем сестра; четверо телохранителей… но они — странно — относятся ко мне скорее как к ребенку, чем как к подруге или работодателю… И один, только один, оставшийся еще с тех времен друг… друг еще Йоханна Смита, богатого, влиятельного и ненавидимого почти всеми.
— Юнис любила его, — мягко сказал Джо.
— Да, Джо. И бог знает почему. Наверное, любовь просто переполняла ее, и она изливала ее на всех, кто оказывался рядом. Попадись ей заблудившийся котенок, Юнис полюбила бы его — а так ей приходилось любить меня…
Ты не совсем прав, босс…
Нежное сердечко!
— Ты его знаешь, Джо. Это Джейк Сэлэмэн.
— Это человек, — кивнул Джо.
— Ты же встречался с ним?
— Близко. Хорошая аура.
— Джо, это тот, о котором ты мне говорил? Адвокат? — спросила Гиги.
— Ну. Джейк, да. На трон, живо.
— Идем, Джоан, а то он нас побьет…
На троне Джо зачем-то слегка изменил их позы, и Гиги тихонько присвистнула:
— Теперь уже точно до вечера… Не шевелись, не чихай, не дыши глубоко…
— И говорить нельзя?
— Сколько угодно.
— А ты сама знала Джейка?
— Нет, только видела несколько раз. Я тогда была лишь приходящей моделью…
Что-то она мнется… да и Джейк не упоминал о своих встречах с Джо здесь — дела-то он улаживал в Филадельфии…
Эй, свинка, ты на что намекаешь?
Я просто хорошо знаю Джо: он совершенно двуполый…
Ну, все. Если я когда-нибудь сумею до тебя добраться — налуплю по попе…
Постарайся, а? Помнишь, как было здорово, когда нас отшлепали? Будто ракету воткнули в…
Ох, заткнись!
Рада бы — но нечем.
— Если они подружились — это здорово. Они подружились, Гиги?
Гиги задумалась.
— Трудно сказать… Мистер Сэлэмэн… Джейк, как ты его называешь… он приходил обычно вечером, когда я кончала позировать. Я почти не общалась с ним. А с тех пор, как мы с Джо поженились, он не приходил…
Ну, что? Нужны тебе еще доказательства?
Да мне и эти-то не были нужны…
— Гиги, а как Джо получил художественное образование? Или он самоучка?
— Нет, он учился. Но Джо говорит как? Научиться можно лишь технике, но не творчеству. А творчество для него — все. Он не станет откровенно халтурить, если даже халтура продается легко и дорого, а его настоящие картины мало кто покупает. Я пыталась говорить с ним на эту тему, но он меня устыдил. Больше я не пытаюсь. Джо — он сам по себе, его не интересует, что делают другие художники. Его не интересует слава, не интересуют деньги. Многие наши друзья — художники, мы ходим к ним в гости, зовем к себе… Джо никогда не говорит с ними на профессиональные темы. Ему просто приятно, что они добрые люди. А если бы Рембрандт ему не понравился как человек, Джо не стал бы иметь с ним дела. Джо всего лишь хочет рисовать то, что хочет, как хочет… и не спать в одиночестве.