Т. 12 Фрайди

Она резко оборвала меня.

— Дорогая моя, я завела этот разговор не для того, чтобы он кончился отрицательно. Почему ты не можешь заключить контракт, это понятно, но не это важно. Лучше попробовать придумать, как это можно сделать. Брайен предложил передать тебе одну из его долей в капитале, с ним вступили в спор за это право Дуглас и Альберт. Но я наложила вето на эти предложения — это нехороший прецедент, о чем я им и сказала, напомнив местную пословицу насчет мартовских котов. Вместо этого я решила принять одну из долей Брайена, как страховку для заключения контракта с тобой.

— Но у меня же нет контракта!

— Будет. Если ты останешься на своей работе, сколько ты сможешь платить в месяц? Только не ущемляй себя и плати сколько сможешь, но желательно — побыстрее, поскольку тут срабатывают принципы выплаты рассрочки — часть каждой выплаты уходит на погашение долга, а часть — на его уменьшение — так что, чем крупнее будут выплаты, тем лучше будет для тебя.

(Я никогда в жизни не выплачивала рассрочку!)

— А можно перевести сумму в золото? Нет, я могу перевести выплаты в деньги, но дело в том, что мне платят золотом.

— Золотом?

Анита была несколько обескуражена. Она порылась в сумочке для рукоделия и вытащила оттуда маленький калькулятор, связанный дистанционно с домашним компьютером.

— Если говорить о золоте, то сделка для тебя будет более выгодной.

Она какое-то время задумчиво смотрела на дисплей, потом довольно кивнула.

— Намного более выгодной. Правда, я не так хорошо разбираюсь в курсе золота. Но думаю, мы договоримся.

— Я же сказала — я могу переводить в деньги. Пересчет с граммов — три к девяти — производится с моего счета в Луна-Сити. Но можно перевести в новозеландские деньги — автоматическим переводом, когда меня нет на Земле. Новозеландский банк, Крайстчерчский филиал?

— Нет, Кентерберийский земельный банк. Я там директор.

— Только, пожалуйста, Анита, постарайся, чтобы все попадало в семью и чтобы больше никто об этом не знал.

На следующий день мы подписали контракт, а чуть позже, на той же неделе, я вышла замуж — все легально, честь по чести, в притворе Кафедрального собора, и я была в белом — господи помилуй!

А еще через неделю я вернулась на работу, одновременно грустная и счастливая. Следующие семнадцать лет я должна была перечислять в мое семейство восемьсот пятьдесят восемь тысяч тринадцать новозеландских долларов ежемесячно, а по возможности — больше. За что? Я не могла позволить себе бывать дома, пока не будет выплачена определенная сумма. За что же тогда? Не за секс. Я же сказала капитану Торми, что секс можно найти везде, стоит только захотеть, и платить за него глупо. Наверное, за радость окунать руки в мыльную воду для мытья посуды, за счастье валяться на полу, где тебя могут обдуть малыши, котята и щенята, за приятное, теплое сознание того, что где бы я ни была, на этой земле есть место, где я имела это все по праву, потому что это было мое.

Мне это казалось честной сделкой.

Сегодня, как только шаттл поднялся в воздух, я позвонила домой. Мне ответила Вики, и, как только она перестала щебетать, я сообщила ей время своего прибытия. Я вообще-то хотела позвонить раньше, из аэропорта в Окленде, но мой кудрявый кавалер, капитан Ян, отнял все мое время. Но это ерунда. Шаттл летит со сверхзвуковой скоростью, да еще садится в Веллингтоне и Нельсоне — так что времени было вполне достаточно, чтобы кто-то успел меня встретить.

Встретили меня все. Ну, то есть не совсем все. У нас есть лицензия на право пользования собственным транспортным средством, поскольку мы выращиваем овец, но у нас нет права пользоваться машиной в городе. Брайен, однако, нарушил правила, и вот теперь большинство членов нашего семейства выпрыгивало из дверей нашего фермерского фургончика-багги.

Я не была дома почти год — почти вдвое дольше, чем когда-либо раньше. За такое время дети тебя могут и забыть. Я постаралась по мере их появления из машины вспомнить их имена и вроде бы вспомнила всех. Здесь были все, кроме Эллен, которую теперь можно было считать ребенком с большой натяжкой. Ей было одиннадцать, когда я вышла замуж. Теперь она была молодой девицей, студенткой университета. Анита и Лиспет остались дома — наверняка второпях готовят праздничный обед… и как всегда, будут ласково журить меня за то, что не предупредила заранее о своем приезде, и снова мне, как обычно, придется объяснять, что мне гораздо проще прыгнуть в первый попавшийся корабль и шаттл, чем звонить заранее. И потом — зачем мне заранее сообщать, что я возвращаюсь в свой собственный дом?

Очень скоро я уже валялась на полу, окруженная кучей детей. Кошка Подножка тоже была тут — а как же? Из крохотного котенка, которым она была, когда я впервые появилась тут, она успела превратиться в главную кошку в доме — жирную и важную. Она внимательно обнюхала меня, потерлась о мои ноги и замурлыкала. Я была дома.

Через какое-то время я спросила:

— А где Эллен? Все еще в Окленде? Я думала, в университете сейчас каникулы.

Задавая вопрос, я смотрела на Аниту, но она сделала вид, что не слышит меня. Стала хуже слышать? Вряд ли.

— Марджи, — выразительно выговорил Брайен.

И я обернулась. Он молча только смотрел на меня и качал головой из стороны в сторону.

(Разговоры об Эллен — табу? В чем дело, Брайен? Я решила поговорить с ним наедине. Ведь Анита всегда утверждала, что любит всех наших детей одинаково, независимо от того, кровные ли это ее дети или нет. Все правильно.

Но только надо прямо сказать, что о ее особом неравнодушии к Эллен знали все домашние.)

Поздним вечером, когда в доме все успокоились и мы с Берти собирались лечь спать (они бросили какой-то жребий, в результате которого право провести ночь со мной отдавалось проигравшему), в спальню постучал и вошел Брайен.

Берти сказал:

— У нас все в порядке. Можешь не утешать меня. Я готов понести заслуженное наказание за проигрыш.

— Помолчи, Берт. Ты сказал Мардж об Эллен?

— Пока нет.

— Надо сказать. Дорогая, понимаешь, дело в том, что Эллен вышла замуж без благословения Аниты… и Анита совершенно вне себя по этому поводу. Поэтому желательно при Аните об Эллен даже не упоминать. Запретная тема. Ну а теперь я побежал, пока она не начала меня искать.

— Ты что же, и на ночь меня поцеловать не задержишься? А если я попрошу тебя остаться здесь? Разве ты не мой муж тоже?

— Да, конечно, дорогая. Но Анита сейчас в таком состоянии… в общем, лучше ее не раздражать лишний раз.

Брайен чмокнул нас обоих и поспешно удалился. Я спросила:

— Берти, в чем дело? Почему Эллен не могла выйти замуж за кого хотела? Она уже достаточно взрослая, чтобы принимать решения самостоятельно.

— Да, все так. Но Эллен заслуживает осуждения. Она вышла замуж за тонганца и уехала с ним в Нукуалофа.

— А что, Анита хотела, чтобы они жили здесь, в Крайстчерче?

— А? Да нет, нет, конечно. Не в этом дело. Она против самого ее замужества.

— Что-нибудь не в порядке с ее мужем?

— Марджори, я же тебе ясно сказал: он — тонганец. Не расслышала?

— Почему? Прекрасно я расслышала. Если он живет в Нукуалофа, кем же он может быть? Эллен будет там очень жарко после здешнего мягкого климата. Но это ее проблемы. Все равно не понимаю, с чего бы это Аните так огорчаться. Наверное, тут есть что-то, чего я не знаю.

— Да все ты знаешь и понимаешь отлично! А хотя, кто знает, может, и не понимаешь. Тонганцы — не ровня нам. Они не белые люди, они дикари.

— Что? Тоже мне, дикарей нашел!

Я села в кровати, прервав то, что, в общем-то, еще и не начиналось. Секс и споры — две вещи несовместные. По крайней мере, я так считаю.

— Да во всей Полинезии живут одинаково цивилизованные люди! Почему, как тебе кажется, первооткрыватели назвали эти острова Дружелюбными? Да ты был там когда-нибудь, Берти?

— Нет, но…