Страница 5 из 34
— Хочу познакомить тебя с одной славной малышкой.
Малышкой она была только в сравнении с ним. У меня рост не такой уж маленький — 175 см, но в ней, как я узнал потом, были все 180, а 70 кило массы приятно распределялись по завлекательным округлостям; яркая блондинка, все равно что Коротышка наоборот. Я решил, что она из этапированных, поскольку в следующих поколениях редко сохраняется такой румянец. Приятное лицо, очень хорошенькое, и шапка золотых локонов, венчающая крупную, светлую, крепкую и прекрасную конструкцию.
Я остановился в трех шагах, осмотрел ее с ног до головы и продолжительно свистнул. Она постояла, как бы позируя, потом коротко кивнула, утомившись от комплиментов.
Коротышка подождал завершения формальностей и ласково сказал:
— Вайо, это товарищ Манни — самый лучший бурильщик, когда-либо буривший туннели. Манни, эту маленькую девочку зовут Вайоминг Нотт, и она приехала аж из кратера Платона, чтобы рассказать нам, как дела у них в Гонконге. Ну, не мило ли это с ее стороны?
Она пожала мне руку.
— Зови меня просто Вай, Манни, только не говори: «Вай нот?»[9]
У меня эта шутка уже вертелась на языке, но я вовремя его прикусил и сказал:
— О’кей, Вай.
Она взглянула на мою непокрытую голову.
— Значит, ты бурильщик? Коротышка, а где его колпак? Я думала, что все шахтеры у вас в организации.
И она, и Коротышка носили такие же красные колпаки, как привратник и еще добрая треть присутствующих.
— Я уже не бурильщик. Раньше был, до того как потерял это крылышко, — Я поднял левую руку и показал ей рубец, соединяющий протез с плотью руки (я не стесняюсь демонстрировать его женщинам: одних отпугивает, у других вызывает материнские чувства — примерно половина на половину). — Теперь я компьютерщик.
Она резко спросила:
— Ишачишь на Администрацию?
Даже сейчас, когда в Луне женщин не меньше, чем мужчин, я слишком старомоден, чтобы нагрубить даме, как бы она меня ни обидела: ведь у них так много всего такого, чего у нас нет и в помине. Но она затронула больное место, и я почти сердито ответил:
— Я не состою на жалованье у Смотрителя. А дела с Администрацией имею как частный подрядчик.
— Тогда о’кей, — объявила она, и голос ее опять потеплел. — Каждому из нас приходится вступать в какие-то отношения с Администрацией, от этого никуда не уйдешь… вот ведь беда. Именно это мы и собираемся изменить.
Изменить? Интересно, каким образом? подумал я. Все мы имеем дело с Администрацией по той же причине, что и с законом тяготения. Может, ты и его собираешься изменить? Эти мысли я, однако, приберег для себя, не имея ни малейшего желания спорить с дамой.
— Манни — он в порядке, — мягко проговорил Коротышка. — Надежнее не бывает, я за него ручаюсь. А вот и колпак для него, — добавил он, порывшись в своей сумке. И попытался напялить его на меня.
Вайоминг Нотт отняла у него шапочку.
— Ты за него ручаешься?
— Я же сказал.
— О’кей. Вот как это делают у нас в Гонконге.
Вайоминг встала передо мной, надела на меня колпак и крепко поцеловала прямо в губы.
Она не торопилась. Надо сказать, что поцелуй Вайоминг Нотт впечатляет сильнее, чем женитьба на большинстве других женщин. Будь я Майком, я бы просиял всеми своими лампочками. Я чувствовал себя как киборг, которому включили центр наслаждения.
Внезапно обнаружилось, что поцелую пришел конец, а зрители вокруг одобрительно свистят. Я ошеломленно поморгал и произнес:
— Рад, что вступил в ряды. Весь вопрос — в какие?
— А ты что — не знаешь? — удивилась Вайоминг.
— Сейчас начнется митинг, и он все поймет, — успокоил ее Коротышка. — Садись, Ман. Вайо, садись, пожалуйста.
Так мы и сделали, ибо председательствующий уже начал лупить своим молотком. С помощью молотка и мегафона ему наконец удалось заставить публику услышать себя.
— Заприте все двери, — орал он. — У нас тут закрытое собрание! Проверьте, кто сидит перед вами, сзади вас и по обеим сторонам, и, если вы его не знаете и никто из тех, кого вы знаете, не может за него поручиться, выкиньте его из зала!
— Да не из зала их надо выкидывать, черт побери, — отозвался кто-то, — а за ближайший шлюз.
— Потише, прошу вас! Когда-нибудь мы так и сделаем.
В зале началось беспорядочное движение и даже отдельные схватки; с головы какого-то мужика сорвали красный колпак, а его владельца вышвырнули. Летел он классно и все еще поднимался кверху, когда пролетал через дверь. Хотя сомневаюсь, что сам он это ощущал: вырубился, надо полагать. Выставили также одну женщину, вежливо взяв под локотки; правда, при этом она награждала сопровождающих такими эпитетами, что даже мне стало неловко.
Наконец двери закрылись. Заиграла музыка; над трибуной развернулся лозунг с надписью: «Свобода! Равенство! Братство!» Все свистели; кое-кто запел громко и фальшиво: «…весь мир голодных и рабов…» Не могу, правда, сказать, чтобы кто-нибудь из поющих выглядел голодным. Зато я вспомнил, что не ел с четырнадцати ноль-ноль, и подумал, что, надо надеяться, митинг не затянется. Это, в свою очередь, напомнило мне, что магнитофон заряжен только на два часа работы, а уж тут было совсем недалеко до мысли, что со мной сделают, если узнают про маг. Шваркнут в воздух, чтоб я прилунился с тошнотворным мягким шлепком? Или ликвидируют? Впрочем, волноваться из-за этого я не стал. Магнитофончик изготовил я сам, пользуясь рукой номер три, и никто, кроме специалиста по микромеханике, не догадается, что это за штука.
А потом пошли речи.
Семантическое содержание их отличалось крайней бедностью, а чаще вообще было нулевым. Какой-то деятель предложил двинуться на резиденцию Смотрителя «плечом к плечу» и начать качать права. Вы только вообразите эту картину! Как мы туда доберемся — в капсулах, а потом по одному начнем скапливаться на его личной станции метро? А чем в это время будут заняты охранники? Или наденем скафандры и пойдем по поверхности Луны к наружному шлюзу? Конечно, с лазерными бурами и большим запасом энергии можно взломать любой шлюз — а дальше-то что? А если лифты не работают? Задействовать аварийный подъемник, как-то спуститься и начать взламывать нижний шлюз?
Лично я вовсе не мечтаю о работе при нулевом давлении; неполадки в скафандре — штука обыденная, а если кто-нибудь возьмет на себя труд организовать их специально… Еще во времена первых партий заключенных было сделано одно открытие: оказалось, что нулевое давление прекрасно способствует улучшению манер. Десятник с плохим характером почти не имел шансов продержаться хоть несколько рабочих смен. Обычно с ним происходил «несчастный случай», и начальство, что было повыше, скоро поняло, что в причины несчастных случаев не стоит вникать глубоко, иначе и с тобой может случиться нечто подобное. В первые годы отсев доходил до семидесяти процентов, но те, что выжили, отличались непревзойденной вежливостью и отличными характерами. Нет, они не стали ни ручными, ни мягкотелыми — Луна для таких не годится. А вот уживчивыми стали.
Мне показалось, что все, как есть, горячие головы Луны собрались в этот вечер в Stilyagi-Холле. Они свистели и ревом приветствовали идиотскую болтовню насчет «плечом к плечу».
Среди выступлений в начавшейся дискуссии были, конечно, и дельные. Встал, например, какой-то маленький застенчивый человечек с налитыми кровью глазами ветерана-бурильщика.
— Я шахтер, добываю лед, — сказал он. — Приобрел профессию, как и большинство из вас, отбывая срок и работая на Смотрителя. Вот уже тридцать лет как обзавелся собственным делом, живу неплохо. Поднял на ноги восьмерых ребят, все работают, ни один не был ликвидирован, даже больших неприятностей ни у кого не было. Мне следовало бы сказать «жил неплохо»… потому что сегодня приходится копать куда дальше и глубже, чтобы найти лед.
Ладно, это о’кей. Лед в Булыжнике еще есть, а шахтер — он на то и шахтер, чтобы лед искать. Но Администрация платит сейчас за лед ту же цену, что и тридцать лет назад. А это уж никак не о’кей. К тому же на ихний купон сейчас не купишь того, что раньше. Были времена, когда гонконгские доллары держались вровень с купонами Администрации… а теперь за три купона дают один гонконгский доллар. Прямо не знаешь, чего делать… Понятное дело, что без льда ни поселениям, ни фермам не жить.
9
Почему бы нет? (англ.)