Страница 50 из 68
Уф! Неужели все наконец закончилось?! Черт, в глаза словно по тонне песка насыпали – веки просто не открываются. Да-с, теперь я Вия понимаю – мне бы кто помог, что ли! А главное, что язык тоже не шевелится, и не позовешь никого. Хорошо, что хоть слух частично вернулся, и я слышал странно гулкие слова разговора своих мучителей.
– Скоро он придет в себя, а Палыч? – по-моему, это Федор.
– Думаю, что минут через пять – десять, – а это уже Плужников.
– Крепкий парень, я и не рассчитывал, грешным делом, что он такой удар сможет выдержать. Думал, что придется сердечко запускать, ан нет!
– Сплюнь! Ему еще столько всего сдюжить предстоит, что…
– Слушай, Палыч, а сколько твоя блокировка продержится?
– Должна пару суток протянуть, но это, сам понимаешь, только теория – я с краплеными никогда не работал.
– Что ж, будем надеяться, что времени переправить этого красавца обратно в Москву хватит, а уж дальше дело само пойдет, как надо…
– Заканчивай трепаться, он, похоже, приходит в себя!
Первое, что я увидел, когда все-таки смог заставить себя открыть глаза, было озабоченное лицо Сергеича. Он настороженно смотрел на меня. Заметив, что его видят, он деловито поинтересовался тем, в состоянии ли я подняться самостоятельно или потребуется его помощь. Прислушавшись к своему несчастному телу (вот уж воистину традиция – ходить каждый год с друзьями 31 декабря в баню – за эту ночь из меня уже столько раз вышибали сознание, что странно было, почему я еще в состоянии что-либо делать осмысленно и самостоятельно!), я со стоном приподнялся на неудобном узком топчане. На эту уродливую скособоченную конструкцию, расположенную в соседнем отсеке, которую Федор с глумливой ухмылкой назвал прокрустовым ложем, меня уложили перед началом эксперимента. Старички предлагали Плужникову еще привязать меня, так сказать, для верности, но Виктор Павлович отрицательно покачал головой и заметил, что в этом случае потоки жизненной энергии моего организма будут циркулировать не так, как это ему нужно. Ну что ж, и на том спасибо – тогда я еще не подозревал, что и без этого мне мало не покажется!
Голова немного кружилась, но в принципе по сравнению с тем, что мне пришлось пережить во время исследования, это было вполне терпимо. Почему-то нестерпимо хотелось курить, и я немедленно экспроприировал папироску у Плужникова, который весьма опрометчиво оставил свой китель с торчащей из нагрудного кармана коробкой «Герцеговины» на стуле возле топчана.
Сам подполковник склонился над разложенными на столе бумагами и что-то быстро черкал в них роскошным толстым карандашом. На меня он не обращал никакого внимания и, признаться по правде, я даже был этому рад – последние события (а особенно «трансляция» его воспоминаний) показали мне Плужникова в таком ракурсе, что лишний раз связываться с ним как-то не хотелось. Нет, я понимал, разумеется, что придется общаться, но… это как с зубным врачом – знаешь, что, когда заболит зуб, все равно придется идти, но всеми правдами и неправдами оттягиваешь этот момент до последнего.
Федор сидел на табуретке рядышком с подполковником и, азартно болтая босыми ногами, что-то негромко ему подсказывал, оживленно размахивая руками. Плужников досадливо морщился, но молчал. Впрочем, иногда он прислушивался к словам помощника и согласно кивал.
Наконец Виктор Павлович повернулся ко мне и несколько секунд пристально разглядывал меня, словно прикидывал в уме, можно ли меня продать оптом или все же придется сделать это в розницу. Неуютное, доложу я вам, ощущение – ждать, когда могущественный маг решает твою судьбу. А самое главное, что ты понимаешь: пытаться ему перечить – это все равно, что с голыми руками против несущегося на полной скорости грузовика выйти. Поэтому сидел я на попе ровно и не пытался играть в крутого супер-пупер героя.
– Запомните хорошенько, Алексей, – прервал молчание подполковник, – когда будете в Москве, вам надо как можно быстрее оказаться в районе Боровицкого холма. Неважно, в каком месте, ко обязательно в его пределах!
Я насторожился – чужие воспоминания, осевшие в моей многострадальной голове услужливо подсказали, что именно в том районе находилась «стартовая площадка» гиперборейцев и отправная точка проникновения в анклав красных энигматоров. К тому же я теперь знал, что там пролилась кровь многих сотен людей. С чего вдруг Плужникову приспичило отправлять меня на это «кладбище – полигон»? Похоже, что этот вопрос столь явственно возник на моем лице, что руководитель подполья (или правильно было бы называть его шефом подземелья?) счел нужным сказать:
– Сейчас не время для объяснений – вы должны немедленно отправляться наверх – скоро рассвет. Псы Ночного Отдела уйдут с улиц, и какое-то время передвигаться по Городу можно будет почти беспрепятственно. Да и шансы нарваться на призраков значительно уменьшатся. Впрочем, вам-то они все равно не страшны…
– А почему, кстати? – заинтересовался я. Плужников тяжело вздохнул, но не ответил. Федор открыл было рот и попытался мне что-то начать объяснять, но нарвался на бешеный взгляд начальника и поспешно заткнулся.
Не понравилось мне это. Ой как не понравилось! Но я решил промолчать и сделать вид, что так и должно быть – оставим на время эти загадки. Главное – это… Стоп! А куда мне, собственно, идти-то спозаранку – поезд в Москву пойдет только вечером? Плужников растерянно уставился на меня, когда я сообщил ему это «пренеприятнейшее известие».
– Да, об этом я как-то не подумал, – пробормотал он себе под нос, яростно теребя ворот нательной рубахи. – Сделаем так: Сергеич сейчас вас проводит в одно укромное местечко. Отдохнете, приведете себя в порядок, а я пока поразмыслю, как нам действовать дальше.
В отсеке, куда проводил меня отчего-то посмурневший старичок, было довольно прохладно. Та же спартанская обстановка, что и в прежних виденных мной убежищах подпольщиков, напевала скуку – я в глубине души искренне верил, что помимо голых бетонных стен, хитросплетенья переходов и обшарпанной мебели здесь можно наткнуться на что-нибудь интересное. Но мой вопрос к Сергеичу об экскурсии по «Золотому кольцу» подземного лабиринта почему-то не нашел у него должного отклика. Энигматор покрутил у виска пальцем и пребольно толкнул меня в спину, впихивая в отсек. Люк-дверь с негромким чмоканьем закрылся за ним, и я остался один.
Наконец-то! Я с облегчением выдохнул – мне все же удалось не показать свои эмоции перед этими матерыми ребятками. Почувствуй они неладное, и, думаю, моя жизнь закончилась бы очень и очень плохо! Все же молодец ты, Лешка! Нет, мы еще побарахтаемся!
Одно плохо – после всех этих обрядов-шмабрядов желудок мой завязался в тугой узел, и явно желал подняться к голове, чтобы разобраться наконец с идиотом-хозяином. Я огляделся и увидел на столе бутылку темного стекла. Ага, посмотрим, чем тут поят? С виду похоже на газировку? Или, как это тогда называлось… Во, вспомнил – ситро! По-моему в нынешних супермаркетах мне как-то попадался на глаза этакий закос под ретро. Ты гляди – прям поэтом скоро здесь стану: ситро – ретро…
Все эти мысли лениво проносились на периферии моего сознания, пока я жадно глотал несколько выдохшуюся, но все же такую освежающую воду!
Уф, вот и полегчало маленько – теперь можно и…
Негромкий скрип открывающегося люка-двери прервал мои размышления. В отсек вошел Игорь. Он стремительно оглядел помещение и, видать, удовлетворившись осмотром, направился прямиком ко мне, бубня себе на ходу под нос нечто непонятное и совершая движения руками, сильно смахивающими на брассовые. У меня аж челюсть отвисла – может, я чего-то не понимаю и на самом деле стою в воде? Видел же я в секунды просветления подземное озеро и даже ощущал его запах.
Не, угомонился… Ишь как глазищами на меня зыркает – просто-таки рентген, а не человек!
– Маэстро, вы на мне дырку ща просверлите! – несколько развязно высказал я ему свои претензии по поводу столь бесцеремонного вторжения и странного поведения. Ко всему прочему я не забыл, как этот бравый паренек рвался продырявить меня из своего табельного револьюционного маузера.