Страница 132 из 151
Издательство «Искусство» переслало нам письмо из Вильнюса, коллективное, в специально разрисованном изящном конверте. Пишут политэконом, три философа, два художника, один инженер и один служащий. Они видят в «Истории античной эстетики» «событие не только в становлении нашего собственного мировосприятия, но также событие и в мировой культуре». Письмо кончается так: «С нетерпением будем ждать VII тома ИАЭ, желая Вам и здоровья, и благого расположения всего переменного» — год 1980-й. Попробуйте не ответить на такое поздравление с восьмидесятилетием! У меня запасены для ответов особая бумага и особые открытки с тонкими цветочными узорами (их мне регулярно покупает Саша Столяров, и до сих пор еще они сохраняются в моем бюваре, но посылать их почти некому — теперь телефоны, факсы, электронная почта, скука невероятная, писать по-человечески разучились).
Да и после кончины Алексея Федоровича я все еще получала письма самые разные. Одно мне особенно дорого — с портретом Алексея Федоровича маслом, копии с того, что сделал Юрий Селиверстов[367] (напечатан был в «Литературной газете» вместе с моей статьей «Алексей Федорович Лосев» 26 октября 1988 года, в мой день рождения и день Иверской Божией Матери). Портрет прислал заключенный в колонии под Иркутском (сейчас портрет находится в музейной части библиотеки «Дом А. Ф. Лосева» на Арбате). Отправитель прочитал мою статью об А. Ф. (он читал Достоевского и сравнивает себя с Митей Карамазовым, «постепенно перерождающимся в Алешу»). Пришлось рисовать «подпольно», в колонии это запрещено. Трогательный человек этот благодарит меня «за теплые слова о Валентине Михайловне» и «за преданность и любовь к Алексею Федоровичу». Он — художник по призванию, в рисунках его «душа раскрывается»: «рисую для себя и для дорогих мне людей». Скромнейший человек просит меня «черкнуть хотя бы пару строк» и заканчивает так: «Обещаю Вас письмами не беспокоить. Анатолий».
Меня потрясло это послание из узилища. Я ответила не парой строк, а настоящим письмом. Он, как обещал, больше не беспокоил. Для нас с А. Ф. живое письмо — живое общение, живые люди.
Судьба прислала к нам еще одного человека, одержимого музыкой, — Михаила Гамаюнова. Память о Мише Гамаюнове не оставляет меня в покое. Наверное, потому, что сам он был лишен представления о том, что такое «покой». Он — вечное движение, всплески идей, озарение мысли, но и нежданные ошибки, провалы в никуда, стихия музыки, стихия чувств.
Когда мы, А. Ф. Лосев и я, впервые познакомились с Мишей, точно не скажу. Он сам все записывал и как-то, приехав на дачу в «Отдых» уже после кончины Алексея Федоровича, показал мне страничку с памятными датами. Казалось бы, и не так уж часто Алексей Федорович его принимал в середине 1980-х. Но дело не в частоте посещений, а в их насыщенности смыслом, что и создавало впечатление постоянной встречи, — никаких разлук, только одна, главная встреча в жизни.
А ведь наша жизнь с Алексеем Федоровичем была достаточно замкнутой, но не без друзей. Иначе нельзя. Творчество подлинное, из глубин умственной и сердечной, не выдерживает мирской суеты. Сосредоточенность мысли требует тишины, движению мысли — никаких препон.
Однако как не принять такого человека, как Миша Гамаюнов, пианист, преподаватель по классу фортепьяно. Приехал из Ростова и звонит нам в дверь, взъерошенный, глаза блестят, весь узкий, тонкий, лицо нервное, артистичное. Впустила его в квартиру, и сама не знаю почему. Видимо, поверила. Приехал советоваться, занимается Бахом и числовыми соотношениями в его музыке. Нет ли здесь философской основы и чьей именно? Лосева читал уже давно, а ему нет и тридцати. Принял Мишу Алексей Федорович, и не один раз. Значит, нашел, о чем с ним можно говорить, и отзыв дал вполне положительный об исследовании Михаила Гамаюнова. В первую же встречу Алексей Федорович сказал: «Михаил! Знаешь, что нас с тобой объединяет? Когда-то Лейбниц писал: „Музыка есть счет души, которая исчисляет себя, сама не зная об этом“». И начал сравнивать неоплатоников с их замкнутым космосом и Баха, который стремится в бесконечность (отзвук учения о бесконечно малых величинах, интересовавших Лейбница, Ньютона и других на рубеже XVII–XVIII веков). «Ты у меня Михаил „Ростовский“, а есть еще Михаил „Московский“. Мы с ним видимся часто».
Миша все запоминал, каждую встречу. Буйный у него характер, напористый до того, что как-то выгнала я его из дома. Он, однако, не обиделся. Снова пришел, виновато улыбался, просил прощения. Так и стали мы близкими людьми. На вечерах в память Алексея Федоровича всегда играл Миша. К столетнему юбилею в Ростове в 1993 году во время «Лосевских Донских чтений» в университете умудрился устроить целую музыкальную неделю. Пригласил известного дирижера из Америки Мишу Рахлевского, познакомился в Москве, приводил ко мне на Арбат, а потом заманил с оркестром в Ростов. Праздник с афишами, расклеенными по городу, удался на славу. И все это сделал один любящий человек, который и в изданиях лосевских книг участвовал, писал интересные статьи — тоже философ музыки, духовно одаренный.
Миша первым познакомил читателей после долгих лет забвения с давними статьями молодого Лосева «О музыкальном ощущении любви и природы (к тридцатипятилетию „Снегурочки“ Римского-Корсакова)» (напечатал в «Известиях Северокавказского научного центра» в Ростове-на-Дону, 1990, № 2), «Два мироощущения (из впечатлений после „Травиаты“)» (журнал «Дон», 1990, № 4). Как только издательство «Мысль» начало печатать второе «восьмикнижие» А. Ф. Лосева, огромные серые тома (первое «восьмикнижие» 1927–1930 годов закончилось арестом, лагерем и большими жертвами), я сразу же поручила Мише статью в том под названием «Форма. Стиль. Выражение». В этом томе напечатаны две статьи — одна известного эстетика доктора философских наук В. В. Бычкова, вторая Михаила Гамаюнова, интересная и по смыслам, в ней заложенным: «Союз музыки, философии, любви и монастыря» (М., 1995). В журнале «Начала» появилось эссе «Крейслериана профессора А. Ф. Лосева» (1993. № 2), где лосевский «миф» в книге «Музыка как предмет логики» Михаил Гамаюнов, сам достаточно фантастичный, разгадал в духе музыкальных откровений и видений гофмановских героев[368].
Под волшебными пальцами Миши звучал наш старый «Бехштейн», когда Алексей Федорович навеки покидал свой дом 26 мая 1988 года, и сопровождали его в последний путь Бах, Моцарт, Бетховен, Вагнер — все, что он так любил и помнил наизусть. И на столетии со дня рождения Алексея Федоровича Миша дал большой концерт в Московском университете имени Ломоносова, в актовом зале 1-го гуманитарного корпуса.
Это Миша вместе с заботливой матушкой своей, Маргаритой Тихоновной, в октябре 1988 года, в дни именин Алексея Федоровича, был с нами в Тбилиси; у Его Святейшества католикоса Илии II, и в Сионском соборе на панихиде по Лосеву, которую служил сам Святейший, и в Гелатском монастыре, в обители великого Давида Строителя (через Сурамский перевал, цветущий изобильной плодоносной осенью).
Это Миша вместе с нами на научной конференции в память Алексея Федоровича в Ростовском университете (опять осень, но уже 1989 год). Именно он, преданный друг, в дни именин Алексея Федоровича заказал у архимандрита Модеста в Вознесенском соборе Новочеркасска заупокойную службу по русскому философу, и мы вместе молились о вечном упокоении в мире, где нет ни печали, ни воздыхания, но жизнь бесконечная.
И вскоре, в канун Введения Богородицы во храм, 3 декабря, мы опять вместе, но уже в Троице-Сергиевой Лавре на священном Маковце. Там, в Московской Духовной академии, в память А. Ф. Лосева собралось ученое сообщество. Как всегда, Миша непредсказуем и даже дерзок. Мы благоговейно шествуем по музею со всеми его святынями, а потом и в музейные покои, где когда-то останавливалась императрица Елизавета и куда редко кого пускают. И тут тишину покоев неожиданно нарушают торжественные звуки — Миша играет. Едва удалось оторвать его от клавиатуры (неприятностей не оберешься). Вот так всегда — неожиданность, смелость, все вопреки любым запретам.
367
А. Ф. отказывался позировать Селиверстову, как раньше Ф. Булгакову. Но друг Юрия, В. П. Ларичев (вместе учились), упросил А. Ф. принять вечером за чаем художника, чтобы тот, не мешая, сделал эскизы. Подлинник хранится у меня, но Селиверстов сделал ряд авторских повторений и одно из них напечатал в своем двухтомнике «Из русской думы» (М., 1995).
368
Сочинения М. Гамаюнова и отзыв А. Ф. Лосева о статье М. М. Гамаюнова «Диалектика слова, числа и звука в творчестве И. С. Баха (на примере цикла „Клавирные упражнения“)» см. в издании: Гамаюнов М. М. Числовая символика И. С. Баха. Тропами Лосева. М., 2007.