Страница 3 из 3
И знакомый всем голос московского диктора Левитана произнес слова: «Приказ Верховного главнокомандующего…»
С каким-то почти молитвенным напряжением лесные жители — мужчины и женщины, старики и дети — слушали слова приказа с перечислением освобожденных городов и подвигов вот этих солдат, что стояли рядом и слушали…
Словами приказа Верховного главнокомандующего Родина утверждала бессмертную доблесть живых и вечную славу отдавшим свои жизни за то, чтобы вот эти дети белорусского народа снова свободно дышали, свободно жили и слушали зовущий к победе и славе набатный голос Москвы…
И когда от имени Родины орудия московских батарей слили свои голоса с голосами фронтовых орудий, посылающих сквозь синеву звездной ночи свои неотвратимые снаряды по окопам и дотам врага, женщины, прижимая к груди малых ребят и заливая их личики слезами счастья, шептали:
— Слухай, слухай, дзевчинка, то гаварищь наша Радзима, наша Москва.
И когда умолкли голоса московских батарей салюта славы, под аккомпанемент артиллерийской канонады возникли в приемнике и воскрылились во влажной темноте июльской ночи слова знакомой каждому песни:
После войны мне привелось побывать в разных странах Европы, на Ближнем Востоке.
Разные народы населяют эти страны. И разные люди встречаются среди этих народов. Но есть одно повсеместное и неизменное. Для людей, которые в поте лица добывают хлеб свой, слово «Москва» служит магическим ключом к тайникам сердца.
В старинном селе у подножия Родопских гор, где в сельской церкви погребены борцы за независимость, павшие в 1876 году в бою с султанскими янычарами, и юные партизаны, борцы против гитлеровских сатрапов и их болгарских прислужников, старик, хранитель этого сельского пантеона народных героев, говорил мне:
— Они погибали, как подобает мужам, эти мальчики и девочки. Они хотели свободы своему народу, и они верили, что, пока есть на земле город Москва, факел свободы не потухнет. Они не боялись смерти, потому что верили в жизнь…
В Софии болгарский интеллигент, в свое время променявший уют городской квартиры на низкий зеленый свод партизанского шалаша в диком горном ущелье, как бы вновь переживая недавно пережитое, взволнованно рассказывал:
— Сначала нас было мало. И было очень трудно. Мы голодали и страдали от холода. Нас травили, как диких зверей. Надо знать природу болгарских фашистов, чтобы представить себе всю меру их подлости и бесчеловечной жестокости. Они сочетали в себе жестокость султанских палачей с подлой бесчеловечностью палачей из гитлеровского гестапо. Нам было очень трудно. И был у нас «волшебный ящик» — радиоприемник. Его мы берегли пуще, чем оружие, боеприпасы, продовольствие. Он связывал нас с миром. Он связывал нас с Москвой. А из Москвы вливались в наши сердца волны уверенности и веры. И когда было невмоготу, когда зимние снежные бури отрезали нас от всего живого, мы, экономя запас энергии батарей, настраивали свой «волшебный ящик» на Москву. И когда долетало до нашей первобытной стоянки дорогое сердцу «Говорит Москва», уходило гложущее ощущение голода, забывалось, что злой зимний ветер леденит кровь…
Я разговаривал с югославскими партизанами, копенгагенскими бойцами Сопротивления и пражскими, кладненскими, злинскими, пльзеньскими подпольщиками. Это были люди разного возраста и разных профессий. Многие из них до войны не были повернуты сердцем в восточную сторону.
Но когда нахлынула на их земли беда иноземного нашествия, Советский Союз и Москва стали для них воплощением силы жизни, символом будущего, знаменем мужества и самопожертвования.
Как исповедь их мужественных сердец звучат слова из тюремного дневника чешского коммуниста Юлиуса Фучика. Изнуренный многодневными пытками в застенках пражского гестапо, Юлиус Фучик, вспомнив, что сегодня Первое мая, думал:
«В этот час мы уже строились в ряды на окраинах городов и развертывали свои знамена. В этот час на улицах Москвы уже шагают на майский парад первые шеренги войск. И сейчас миллионы людей ведут последний бой за свободу человечества. Тысячи падут в этом бою. Я один из них. Быть одним из воинов последней битвы — это прекрасно».
Так думал этот бесстрашный воин «всемирной великой армии труда». Так думали несчитанные тысячи тех, кто, подобно Фучику, не склонил головы перед злом фашизма.
Для них слово «Москва» было символом жизни. И в нынешние мирные времена на окраине любого капиталистического города едва вы произнесете при встрече с рабочим человеком, не умеющим говорить по-русски, слово «Москва», как лицо его осветит улыбка дружества…
Вот такая она и есть, Москва.
Такую ее я и ношу в своем сердце..