Страница 58 из 72
Попытка не пытка. Все лучше, чем мучиться от бездействия, от беспомощности. Хоть раз, да надо себя показать. Она и сама дикая, буйная, неистовая, он попробует стать достойным её. Он сунул кинжал в один карман, а ножны в другой и тихонько открыл дверь.
Прислушался. Дом молчал, только колотилось сердце. Интересно, Энн уже легла? Не хотелось бы её встретить. Босиком он стал спускаться по лестнице в бледном свете, падавшем из его двери. Вот и галерея. Здесь было темно, но ему казалось, что он все видит, и он уверенно дошел до начала второй винтовой лестницы. И тут остановился.
Ему не хотелось проходить мимо двери в комнату Рэндла, которая в его представлении куда больше связывалась со смертью, чем спальня, где умирала его бабушка. Может быть, глупо сейчас соваться к Миранде, может быть, она рассердится? Да и сумеет ли он, если застанет её в постели, раздетую, теплую, удержаться и не раздавить её, как орех? Она внезапно представилась ему, доступная, беззащитная, и он едва не упал на колени тут же, на лестнице. Потом телесная тоска решила дело, и он одним махом взбежал к её двери.
Затаив дыхание, он постучал. Сначала ничего, потом её голос. Он вошел.
Миранда лежала напротив него на своем диване-кровати. Опершись на подушки, отложив книгу, она смотрела на него, приподняв бледное удивленное лицо. Волосы её растрепались, воротник пижамы торчком стоял вокруг шеи.
В присутствии Миранды исступление Пенна разом улеглось, намерения затуманились. Перед лицом этого маленького тирана он смешался. Он поспешил сказать:
— Привет, Миранда. Ничего, что я к тебе заявился? Вижу, у тебя ещё горит свет, вот я и решил заглянуть.
Миранда мгновенно овладела собой. Она поправила подушки, села и застегнула верхнюю пуговку пижамы. Бросила на него брезгливый взгляд, от которого он почувствовал себя Калибаном.
— Я бы сказала, несколько необычный визит. — Тон был взрослый, немного чопорный.
Он огляделся. Копия его комнаты, но копия-люкс. У него все было однотонное, здесь все яркое, пестрое, цветастое, в горошек, в полоску. Множество мелких предметов создавало впечатление коллекции драгоценностей, будуара маленькой королевы. Он заметил квадратные коврики, постеленные один к одному, несколько ваз с розами и встроенные, скругленные наверху книжные полки, две из которых были заняты куклами — они сидели там тесными рядами, выставив вперед ноги. Их круглые голубые глаза смотрели осудительно. Между красивыми пушистыми занавесками, задернутыми только до половины, на длинном подоконнике видны были расставленные в ряд круглые стеклянные пресс-папье. Единственная лампа лила кремовый свет на белые простыни и желто-красную голову Миранды.
Пенн взял за спинку маленький стульчик, приподнял его, как щенка. В этой комнате он чувствовал себя Гулливером, огромным, сильным и неуклюжим. Он боялся наступить на что-нибудь бьющееся. Любой предмет здесь он мог раздавить, как яичную скорлупу. Он поставил стульчик возле кровати и сел. Позади Миранды, там, где между занавесками чернело окно, ночные бабочки, бледно-серые, с красными глазами, стукались снаружи о стекла. Миранда ждала.
Пенн ощущал вокруг себя пустую, молчащую ночь, такую бескрайнюю, такую безвоздушную, точно они с Мирандой летели в космическом корабле. Ощущал он и новый прилив желания, он звенел им, как наполняющийся сосуд. Закинув ногу на ногу, он сказал:
— Твоя комната красивее моей.
Миранда молчала. Она смотрела на него, свернувшись в клубок, как котенок, и её кошачье лицо казалось равнодушным, но такое равнодушие могло предшествовать прыжку; Пенн не удивился бы, если бы она вдруг вскарабкалась к потолку по занавеске. Он желал её.
— Ты что читаешь? — спросил он.
Миранда, нахмурившись, бросила большую книгу с цветными картинками на одеяло. Пенн взял её в руки — это был какой-то комикс; он перевел взгляд на Миранду и понял, что ей досадно, что он не застал её за более взрослым чтением. Потом он увидел, что книга французская: „Les aventures de Tintin. On a marché sur la lune“[32]. Он стал разглядывать картинки.
— Наверно, здорово интересно. Когда кончишь, дай мне почитать, ладно? Только я многого не пойму. Французский у меня хромает. Но можно следить по картинкам.
— Без текста они ни к чему, — сказала Миранда. — Главное — слова. В них вся соль.
„Текст“ и „соль“ несколько обескуражили Пенна, он опять встал и начал прохаживаться, расправляя плечи. Потом телесное кипение придало ему сил, выплеснулось какой-то почти безличной бодростью, точно он одним скачком перенесся во взрослый мир, где темп жизни медленнее и увереннее, где можно многозначительно удерживать и отпускать чужие взгляды, где слова приобретают новый вес и красоту.
— Все говорят, что ты был ужасно невежлив с Хамфри, — сказала бледная, свернувшаяся клубком Миранда.
— Но мне не хочется ехать в Лондон.
— Почему?
— Ты сама должна знать почему. — Он неожиданно сел на кончик кровати. Миранда подтянула ноги и приподнялась на подушке. Он с восторгом уловил, что она немного испугана. Он чувствовал себя богом, героем фильма. Теплая тишина полна была запаха роз.
Миранда в упор смотрела на него, а он на нее, она удерживала его взгляд с ещё небывалой силой, и он покачивался под её взглядом, как легкий самолет на ветру.
— Понятия не имею, — сказала она неестественно тонким голоском.
— Я тебя люблю, Миранда.
— Ах, это! Я думала, что-нибудь насчет Хамфри. Встань, пожалуйста, с моей кровати. Ты мнешь одеяло.
Пенн вскочил. Теперь, когда слова были произнесены, он обезумел. Веселая комната крутилась, как водоворот, центром которого была Миранда. Только бы удержаться, чтобы не завертело, не затянуло на дно. Он отступил к книжным полкам, ухватился за них, ища опоры. Как бешеный плясал черный квадрат окна и красные глаза ночных бабочек.
На последних словах голос Миранды зазвучал возбужденно. Сейчас она вся насторожилась, ему казалось, что лицо её с влажными губами сияет восторгом и страхом. Он метнулся к двери, вцепился в ручку.
— Ой, Миранда, Миранда, я люблю тебя просто ужасно!
— Не будь идиотом, — сказала она. Но глаза смотрели на него не отрываясь и руки выжидательно теребили ворот пижамы.
Пенн вцепился пальцами в стол. Потребность коснуться её была мукой, от которой темнело в глазах. В наступившем молчании, едва переводя дух, он увидел, как её рука поднялась и упала. У него не было слов, чтобы выразить „можно мне тебя коснуться?“. Он подался вперед.
— Уйди, — сказала Миранда.
— Не уйду, — сказал он, стоя над ней.
Водоворот захватил его и тянет, тянет в самую середину. Он стал коленом на кровать. Молчание дома окружало их, внимательное, завороженное, холодное.
— Гадость какая! — сказала Миранда очень тихо, но с такой злобой, что на секунду он замер. Потом, как слепой раскинув руки, стал к ней склоняться.
Дальнейшее произошло очень быстро. Миранда закинула руку назад, к подоконнику, схватила одно из стеклянных пресс-папье и с силой опустила его на пальцы Пенна, скользящие по простыне. Пресс-папье, вырвавшись из её руки, пролетело через всю комнату и разбилось вдребезги. Пенн вскрикнул от боли, отпрянул, сжав раненую руку другой рукой, и свалился с кровати на пол. Немецкий кинжал выпал из его кармана, проехал по коврику и лег возле ножки стола. Миранда выскочила из постели, надела халат и туфли и отошла к двери. Снова наступило молчание. Холодному, бдительному дому эта сценка пришлась по вкусу.
Пенн лежал ничком, прижимая руку к груди. В поле его зрения под кроватью были три пары босоножек Миранды, какая-то шкатулка и осколки пресс-папье, разбросанные там, как яркие цветы или светящиеся глаза. Он перекатился на спину и сел, прислонясь к кровати. Посмотрел на свою руку. Кожа на суставах содрана. Потом посмотрел на Миранду.
Лицо её преобразилось. Нервное возбуждение исчезло, и словно белый внутренний свет придал её чертам непонятное, но пленительное выражение. Таким мог привидеться ангел. Она озаряла его сверху ярким теплым лучом, от этого захватывало дыхание. С изумлением и униженной признательностью он понял, что не прогневил её.
32
„Приключения Тентена. Первые шаги на Луне“. (франц.)