Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 80 из 81

В прихожей Приходько тайком стянул со своей шеи мезузу, готовую превратиться в удавку. Людочка, напустившая на себя вид этакой светской дамы, проворковала:

– Муж много рассказывал о вас. Вы были ему чем-то вроде младшего брата.

– Скорее сына, – ухмыльнулся Окулист, тем самым как бы намекая на далеко не юный возраст «новобрачного». – Но беда в том, что родительская опека иногда бывает чересчур навязчивой.

Приходько, проглотив эту дерзость, явно направленную против него, пригласил гостя зайти в жилую комнату. Сказав: «Щас!» – тот прошёлся по всей квартире, без стеснения заглянув в каждый угол, а в туалете шумно справил свои естественные надобности. Потом его внимание привлекли комнаты отсутствующих старушек. Он, как бы ненароком, подёргал висячий замок на одной двери и заглянул в замочную скважину другой.

– Соседки, слава богу, в отъезде, – пояснил Приходько. – Никто не помешает нашему медовому месяцу.

Не обращая внимания на его слова, Окулист заметил:

– А квартирка-то миленькая. Мне, по крайней мере, нравится.

– Мне тоже нравилась, пока я один жил, – сказал Приходько. – А с семьёй не очень развернёшься.

– Ладно, что-нибудь придумаем, – неопределён– ным тоном произнёс Окулист.

Жеманно извинившись за скромное угощение – дескать, гостей сегодня не ждали, – Людочка накрыла на стол. Количеством и качеством блюд предстоящее застолье мало чем отличалось от солдатского ужина, подававшегося в дисбатовской столовке. По расчётам Кондакова, взявшего большую часть хозяйственных забот на себя, это должно было лишний раз напомнить Окулисту о бедственном положении молодой семьи.

Приходько, державшийся молодцом, по-гусарски откупорил шампанское, окропив благородным напитком не только всех присутствующих, но и старомодный шёлковый абажур, а Людочка налила гостю водочки, в которую был подмешан клофелин.

Окулист произнёс незамысловатый и довольно пошленький тост, но вместо того, чтобы выпить, неловко расплескал содержимое рюмки – то ли намеренно, то ли случайно. Не притронулся он и к котлетке, нашпигованной нембуталом. Во всём этом несомненно ощущалось влияние бетила, чей футляр едва угадывался под застёгнутым на все пуговицы пиджаком Окулиста.

– Что-то не идут мне в последнее время наши напитки и разносолы. Всё палёное. И водка, и коньяк, и даже колбаса. Потом не заснёшь от изжоги… Командир, не сочти за труд! Сбегай в магазинчик, который тут у вас за мостиком. Купи чего-нибудь деликатесного. Французского вина, шотландского виски, закусочки соответственной. Только обязательно проверь, чтобы всё натуральное было.

Свои пожелания он подкрепил двумя зеленоватыми бумажками, с которых учёный и политик Бенджамин Франклин печально взирал на неведомый ему народ, хотя и освоивший практическое применение электричества, но не пожелавший воспринять идеи подлинной демократии.

Поймав одобрительный взгляд Людочки, Приходько поспешил к выходу, пожелав жене и гостю не скучать без него.

– Не боись, не заскучаем, – бросил ему вслед Окулист и пересел поближе к Людочке.

Находившийся в соседней комнате Цимбаларь слышал этот разговор слово в слово, но из соображений конспирации не мог довести его содержание до Вани и Кондакова, даже не подозревавших, что операция по захвату Окулиста вступает в свою заключительную фазу.

Хотелось бы надеяться, что отлучившийся из дома Приходько посвятит оперов в нынешнее положение вещей, а вернувшись, тихонько отопрёт дверь комнаты, в которой продолжал томиться Цимбаларь. Дальнейшее должно было произойти в считаные секунды… Гоп-стоп – и ваших нет!

– Что же вы не кушаете? – поинтересовалась Людочка, в очередной раз отодвигаясь от Окулиста, который так и льнул к ней.

– Да не лезет мне эта кормёжка в глотку, – с обескураживающей откровенностью признался Окулист. – Пусть её негры в Африке жрут.

– Увы, у нас сейчас полное безденежье, – печально вздохнула Людочка. – Я временно не работаю, а у мужа зарплата – кот наплакал.

– Повезло тебе, – ухмыльнулся Окулист. – Угробишь в этой дыре свои лучшие годы. Пока руки, ноги, потроха и всё остальное в порядке, надо брать от жизни по максимуму.

– Вы шутите! – воскликнула Людочка. – А я ночи напролёт рыдаю. Туфелек приличных не могу себе позволить. Как нищенка хожу.

– Ничего себе проблема! Бросай старого хрыча и подваливай ко мне. Прямо сейчас! И у тебя этих туфелек целый вагон будет. Да что там туфельки – бриллиантами засыплю! – Расстегнув пиджак, Окулист выхватил из его внутреннего кармана внушительную пачку долларов.





– Как вы смеете так говорить! – Людочка отшатнулась. – Мы ведь знакомы всего полчаса.

– Я за тобой уже второй день наблюдаю! – Окулист попытался засунуть доллары в вырез её платья. – Влюбился, как дешёвый фраер. Ради тебя готов в ле– пёшку расшибиться.

– А как же муж? Он тоже меня любит. И никогда от себя не отпустит.

– Тем хуже для него! – Окулист схватился за полу пиджака, под которой, надо полагать, находился револьвер. – Мозги вышибу!

– А что это у вас? – Чтобы хоть как-то унять пыл своего кровожадного ухажёра, Людочка попыталась коснуться округлого блестящего предмета, висевшего у того на груди, словно медальон.

– Неважно! – Окулист отстранил её руку, но девушка всё же успела ощутить и притягательное тепло бетила, и упругую прочность бронежилета, поддетого под рубашку. – Короче, всё решено! Как только старик вернётся, я его шлёпну – и ты свободна. Завтра же свалим отсюда. В Грецию, Швецию, Венецию – куда пожелаешь. Отказ не принимается. Тогда здесь по-явится не один труп, а сразу два.

– Вы убьёте себя? – Даже в этой дикой ситуации у Людочки хватало духу на шутки.

– Ага, дождёшься! – Окулист саркастически осклабился.

– Я согласна. – Людочка для приличия пустила слезу. – Только не убивайте, пожалуйста, мужа.

– Нет, это вопрос решённый, – категорическим тоном заявил Окулист. – Соперников я терпеть не могу.

– Тогда пусть это случится не на моих глазах!

– Замётано! Но не надейся, крошка, что меня можно одурачить. Посиди пока здесь. – Окулист как был в расстёгнутом пиджаке, так и выскочил из квартиры. Но перед этим он приковал девушку к трубе отопления – приковал безжалостно и умело, вывернув руки за спину.

Едва топот Окулиста затих, как Людочка закричала:

– Сашка, он хочет убить Приходько! Догони его! Почему ты сидишь там, как мышь в норке?

– А что мне остаётся делать? – огрызнулся Цимбаларь. – Стрелять через стену? Или ломать дверь? Он бы меня своей пушкой в коридоре встретил.

– Как же нам быть?

– Надо дождаться Окулиста. Вот тогда я и покажу ему кузькину мать. Но сначала выберусь из этой проклятой конуры.

Он несколько раз с разгона бросался на дверь, но с таким же успехом можно было штурмовать кирпичную стену. Тогда, дабы заглушить звук выстрела, он приложил к двери подушку и нажал на спуск. Навесной замок, сбитый пулей, отлетел прочь вместе с проушинами, сквозь которые была пропущена его дужка. Цимбаларь получил свободу, а «гюрза» ещё раз доказала свою эффективность – на аналогичную операцию у «макарова» ушло бы, наверное, полмагазина.

Всё это время Людочка рвалась из оков и орала, что не позволит умереть человеку, которого они обманным путём втравили в свою аферу.

– Угомонись! – прикрикнул на неё Цимбаларь. – Не на сцене! Спасём мы твоего суженого-ряженого… Только где его в этой темноте искать?

Цимбаларь выскочил в глухую ноябрьскую ночь, и колючий ветер сразу накинулся на него, словно огромная хищная птица.

Прохожих на улице было мало, а фонарей и того меньше. Он свистнул, подзывая друзей, но те как под землю провалились. Пользоваться рацией было рискованно – кто-то из оперов мог оказаться сейчас в двух шагах от Окулиста.

Решающие события должны были развернуться где-то между домом Приходько и продовольственным магазином, находившимся за рекой Сетунью, взятой здесь в гранитные берега. Поставив «гюрзу» на боевой взвод, Цимбаларь со всех ног помчался к мосту.