Предания нашей улицы

— Я лучше знаю, что мне делать и чего требуют интересы рода Габаль, — уклончиво ответил Ханфас. На самом же деле он стал бояться Рифаа с тех пор, как узнал о том, что приключилось с Батыхой. Он сказал себе, что именно он, а вовсе не управляющий и не Бейюми, должен остерегаться Рифаа.

Войдя в дом Бейюми, Ханфас застал хозяина в гостиной, и тот без околичностей объяснил, что пригласил к себе футувву рода Габаль с тем, чтобы обсудить, как быть с Рифаа.

— Отнесись к этому серьезно. События подтверждают, что он очень опасен.

Ханфас был с этим согласен, однако попросил:

— Только не надо расправляться с ним в моем присутствии.

— Но мы же мужчины, муаллим. И у нас общие интересы. Мы ни с кем не расправляемся у себя дома. Сейчас придет сюда этот парень, и я расспрошу его при тебе.

Явился Рифаа с ясным лицом, поприветствовал обоих мужчин и уселся на тюфячок, на который ему указал Бейюми, оказавшись как раз напротив футувв. Бейюми разглядывал его красивое, спокойное лицо, удивляясь тому, как мог этот тихий юноша стать причиной столь ужасных беспорядков.

— Почему ты покинул свой квартал и своих родных? — спросил он его.

— Никто из них не желал слушать меня, — просто ответил Рифаа.

— Чего же ты от них хотел?

— Я хотел освободить их от ифритов, которые мешают им быть счастливыми.

— Разве ты отвечаешь за счастье людей?

— Да, раз я в состоянии обеспечить им счастье. Лицо Бейюми нахмурилось.

— Я слышал, ты презираешь силу и могущество?

— Я хочу доказать им, что они неверно понимают счастье, а я могу дать его им.

— Значит, ты презираешь и тех, кто обладает силой и могуществом? вмешался в разговор Ханфас.

— Нет, муаллим, но я хочу убедить всех, что счастье не в силе и не в могуществе. — Рифаа говорил спокойно, словно не замечая злобного тона футуввы.

Пристально глядя на Рифаа, Бейюми продолжал расспрашивать его:

— Я слышал также, что ты позволяешь себе утверждать, будто того же хочет владелец поместья?

— Это они так говорят!

— А что говоришь ты?

Впервые немного помедлив, юноша ответил:

— Я говорю, как разумею.

Все беды происходят от слабого разумения, — с издевкой в голосе произнес Ханфас, а Бейюми, прищурив глаза, добавил:

— Однако они говорят, что ты пересказываешь им то, что слышал от самого Габалауи!

В глазах Рифаа отразилась нерешительность. Снова помедлив, он сказал:

— Я так толкую слова, сказанные им Адхаму и Габалю.

— Его слова Габалю не поддаются объяснению! — вскричал разъяренный Ханфас.

А Бейюми, которого душила злоба, подумал: «Все вы лгуны, а Габаль первый среди вас!» Вслух же он произнес:

— Ты утверждаешь, что слышал голос Габалауи и что тебе известна его воля. Но никто не имеет права говорить от имени Габалауи, кроме управляющего поместьем — его наследника. Если бы Габалауи хотел что-либо сообщить людям, он сделал бы это через управляющего, который отвечает за поместье и выполняет десять заповедей. А ты, безумец, как можешь ты осуждать силу, богатство и высокое положение, если все эти качества присущи самому Габалауи?

Лицо Рифаа исказилось от душевной муки.

— Я разговариваю не с Габалауи, а с жителями нашей улицы, которых мучают ифриты, — проговорил он.

— Ты просто бессильный и жалкий тип! — воскликнул Бейюми. — Поэтому ты и проклинаешь силу. Этим ты хочешь возвыситься в глазах жителей нашей улицы, а когда они окажутся в твоих руках, ты рассчитываешь с их помощью добиться и силы, и власти!

Широко раскрыв глаза от удивления, Рифаа ответил:

— У меня нет другой цели, кроме счастья жителей нашей улицы.

— Ты лжец! Ты внушаешь людям, что они больны, что все мы больны, что, кроме тебя, на улице нет здорового человека.

— Почему вы отворачиваетесь от счастья, которое у вас в руках?

— Сын презренной! Будь проклято счастье, которое приносят такие, как ты!

— Почему люди ненавидят меня, а я ни к кому не питаю ненависти?

— Тебе не удастся одурачить нас, как ты одурачил простаков с нашей улицы. Запомни, моим приказам не прекословят! И благодари Господа за то, что находишься в моем доме, иначе бы ты так просто не отделался!

Испытывая чувство отчаяния, Рифаа поднялся и, простившись с обоими, вышел, а Ханфас сказал:

— Оставь его мне!

— У этого сумасшедшего слишком много сторонников, а я не хочу побоища! — возразил Бейюми.

57

Из дома Бейюми Рифаа направился прямо к себе. Небо по-осеннему хмурилось, дул ветер. Люди толпились вокруг продавцов лимонов. Наступил сезон, когда маринуют овощи, и на улице было оживленно, как в праздник. Повсюду слышны были разговоры и смех, мальчишки затеяли драку, швыряя друг в друга комьями грязи. Люди приветливо здоровались с Рифаа, но случайно в него угодил комок глины. Отряхивая грязь с плеча и с головной повязки, он вошел в свой дом, где его ждали Заки, Али, Хусейн и Керим. Как всегда, они крепко обнялись, и Рифаа принялся рассказывать им и присоединившейся к мужчинам Ясмине о том, что произошло в доме Бейюми. Все с беспокойством и вниманием слушали его рассказ. Когда Рифаа закончил, все лица омрачились. Ясмина тревожно думала о том, чем закончится эта история и можно ли найти такой выход, чтобы не дать погибнуть этому доброму человеку и не навлечь несчастье на собственную голову. Рифаа сидел, в изнеможении прислонившись к стене. В глазах его друзей был написан немой вопрос. Ясмина сказала:

— Нельзя пренебрегать приказом Бейюми. Самый вспыльчивый из всех, Али, воскликнул:

— У Рифаа есть друзья, которые не испугались Батыху, и тот убрался с улицы.

— Бейюми не Батыха! — нахмурившись, возразила Ясмина. — Если вы бросите вызов ему, вам не поздоровится!

Хусейн повернулся к Рифаа.

— Сначала послушаем, что скажет учитель. Рифаа, не открывая глаз, проговорил:

— Оставьте мысли о драке. Тот, кто вознамерится сделать людей счастливыми, не может допустить кровопролития. При этих словах лицо Ясмины осветилось радостью. Ей совсем не хотелось стать вдовой. Она боялась, что неизбежные в этом случае толки и пересуды помешают ей встречаться с ее суровым возлюбленным.

— Побереги себя, — посоветовала она Рифаа.

— Мы не откажемся от нашего дела! — запротестовал Заки. — Лучше нам уйти с этой улицы.

Сердце Ясмины сжалось при мысли о том, что ей придется покинуть улицу и жить вдали от Бейюми.

— Тогда мы превратимся в безродных чужаков! — резко сказала она.

Все посмотрели на Рифаа, а он, медленно поднимая голову, промолвил:

— Я не хочу покидать нашу улицу.

Вдруг в дверь нетерпеливо постучали, и Ясмина пошла открывать. Собравшиеся услышали голоса дядюшки Шафеи и Абды, которые спрашивали о сыне. Рифаа поднялся и, подойдя к родителям, обнял их. Затем все снова сели. Лица родителей ясно говорили, что они принесли тревожные вести. Оба тяжело дышали от быстрой ходьбы. Отдышавшись, Шафеи сообщил:

— Сынок, Ханфас отступился от тебя, и жизнь твоя в опасности. Мои друзья видели, как подручные футувв окружили твой дом.

Абда вытерла покрасневшие от слез глаза.

— Не следовало нам возвращаться на эту улицу, где человеческая жизнь ничего не стоит, — вздохнула она.

— Не бойся, госпожа, — решительно произнес Али, — все жители квартала — наши друзья. Они любят нас.

А Рифаа горестно воскликнул:

— В чем наша вина?! За что грозит нам кара?

— Ты из квартала Габаль, — объяснил Шафеи, — а они ненавидят этот род. Сердце мое затрепетало от страха, когда с языка твоего сорвалось имя владельца поместья.

— Странно! С Габалем они боролись, так как он требовал вернуть его роду права на поместье, а на меня обрушились за то, что я равнодушен к нему.

— Говори что хочешь, — махнул рукой Шафеи, — ничего уже не изменишь. Если ты покинешь свой дом, ты погиб, но, если и останешься здесь, в безопасности не будешь.

Страх проник в сердце Керима, но усилием воли он подавил его и сказал Рифаа: