Гнев

Окрепнув там на свежем воздухе, Цин через неделю вновь примет командование полком. Тан Чжэн клялся, что так и будет. И сами бойцы неотступно требовали возвращения в полк выздоравливающего командира. Цин вспомнил наконец, как и где его ранили.

Это было последней зимой, на подступах к Баоаню. Противник потребовал присылки парламентеров для переговоров. Пошел Цин и с ним командир седьмой роты Фан Гу. Солдаты противника приветливо встретили красных командиров. Они открыто высказывали всяческие добрые пожелания парламентерам.

— Мы хотим мира между китайцами! — кричали они. — Мы не хотим, чтобы продолжалась война китайцев против китайцев!

Цин проходил мимо солдат, улыбаясь и кивая головой.

Офицеры противника встретили парламентеров недружелюбно. С самого начала переговоров они провоцировали Цина. Бросали ему прямо в лицо оскорбительные реплики:

— Вы собрали по всей стране сброд. У вас босяцкая армия. Мы требуем, чтобы вы немедленно сдали оружие.

Эти высокомерные люди выкрикивали одно гнусное оскорбление за другим. Цин и Фан Гу спокойно слушали их. Наконец Цин встал; он чувствовал, как закипает в нем ярость, и сказал:

— Нас пригласили сюда как парламентеров. И мы честно пришли, без оружия. Вместо переговоров вы оскорбляете нашу армию, которая есть плоть от плоти нашего народа. Нам нечего здесь делать…

Цин и Фан Гу вышли из штаба противника, прошли в ворота городской стены. С их пути убрали солдат. Когда за ними закрылись ворота и они уже вышли на дорогу к своему полку, сзади раздался треск пулемета. Фан Гу сразу повалился на землю. Цин, удивленный таким гнусным предательством офицеров, высоко вскинул белое полотнище — знак парламентера. Дальше он ничего не помнит, как ни силится восстановить это событие в памяти.

Только в госпитале он узнал о дальнейших событиях. Красные бойцы, услышав пулеметную стрельбу и увидев, как упали на землю их командиры, стремительно бросились вперед. Они закидали городские ворота гранатами и ворвались в город. Баоань был взят красными. Неприятельские солдаты сложили оружие и не оказали сопротивления. Они сами вылавливали своих офицеров-предателей.

Фан Гу был мертв, когда его подобрали, а Цин подавал еще признаки жизни. У него оказались две раны в голове, одна пуля попала в грудь, а другая прострелила кисть левой руки. Вот почему командир полка Цин почти полгода пролежал в военном госпитале в Фугу.

У калитки госпитального сада Цина ожидал маленький легковой автомобиль.

— Прислали из штаба корпуса. Специально за тобой, — улыбаясь, сказал Тан Чжэн.

Автомобиль мягко покатил по пыльной улице.

— Мы здесь недалеко: всего пятьдесят-шестьдесят ли, — начал рассказывать Тан Чжэн. — В полку все в полном порядке. Бойцы и командиры ждут тебя с нетерпением. Недавно получили четыре станковых и двенадцать ручных пулеметов. Теперь у нас около ста автоматических ружей. Как видишь, без тебя мы не дремали. Лу Чана теперь просто боятся в штабе. Если его послать за каким-нибудь снаряжением, можно не сомневаться — все добудет.

Цин вдруг вспомнил один вечер Великого похода, когда на партийном собрании распекали Лу Чана за рассеянность.

«Хороший командир, — подумал он. — Настоящий коммунист».

— Как обстановка? — вдруг перебил он Тан Чжэна.

— Уже пять месяцев, как мы не воюем. Ни одной стычки. Бойцы отдыхают. Сейчас идут важные переговоры между компартией и гоминданом. Наша партия потребовала объединения всей нации, вооружения всего народа для священной войны с японскими захватчиками.

Цин слушал Тан Чжэна с горящими глазами. Бледное лицо его покраснело от прилива крови.

— Ну, и как? — волнуясь, спросил он.

— Ты очень тороплив. Такие вещи не делаются сразу. Но говорят, что переговоры идут успешно.

Цин откинул голову на спинку сиденья, закрыл глаза. Лицо его опять стало бледным. Он молчал всю дорогу до лагеря полка. Автомобиль шел медленно, выбирая удобный путь. В полк прибыли только вечером.

(Записки командира бригады Восьмой народно-революционной армии Китая товарища Цина)

С каждым днем я чувствую себя лучше, крепче. Хорошо отдыхаю. Меня окружили заботами, ухаживают за мной, словно я беспомощный ребенок. Как сильно изменились люди в полку! Многих я с трудом узнаю. Особенно меня поражает Тан Чжэн. Простой крестьянин-охотник за один только год превратился в отличного, грамотного командира. У него природные способности. В мое отсутствие он командовал полком не хуже меня. Дисциплина великолепная. Бойцы хорошо знают свое дело. В полку тесная, товарищеская дружба. Молодец Тан Чжэн! Надо будет уговорить его пойти учиться.

Радуют меня сердечные отношения между бойцами и населением окрестных деревень. Мы должны еще больше сближаться с народом. Очень беспокоят нас затянувшиеся переговоры между нашей партией и гоминданом о создании единого национального антияпонского фронта. Сейчас это самое главное! Только объединившись, мы сумеем разбить и выбросить с нашей территории наглых японских интервентов! Весь народ ждет результатов этих переговоров с величайшим напряжением.

Утром радио сообщило, что японцы передвигают свои войска из Манчжурии и Кореи в сторону Северного Китая. Больше нельзя ждать. Каждый день промедления только ослабляет наше сопротивление…

То, что мы, коммунистическая партия, предсказывали, произошло. Японцы, использовав очередную провокацию, неожиданно напали на китайский гарнизон около Люкоуцзяо[18]

Мои бойцы охвачены негодованием, они горят нетерпением начать освободительную войну. Повсюду проходят массовые народные митинги протеста; к нам приходят молодежь и старики и требуют зачисления в армию. Повсюду говорят только об одном: больше нельзя ждать! Армия вместе с народом должна выступить против японцев! Это стало уже лозунгом…

От волнения мне трудно писать. Великое свершилось. Заключено соглашение между компартией и гоминданом о едином национальном антияпонском фронте. Создается единое командование национальной армии. Наша Красная армия реорганизуется в Восьмую народно-революционную армию. Соглашение это — результат борьбы коммунистов за создание единого национального антияпонского фронта. Объединившись, великий китайский народ сумеет освободить свою родину от японских захватчиков.

Сегодня опубликован приказ о реорганизации нашей армии и о назначении товарища Чжу Дэ командующим Восьмой армией. Территории, занятые нами, преобразуются в особые демократические районы северо-западного Китая.

Сегодня вечером созывается специальная конференция командиров и комиссаров Красной армии. На повестке дня — большие доклады наших руководителей — Мао Цзе-дуна, Чжу Дэ и Чжоу Энь-лая. На время конференции полком будет командовать товарищ Тан Чжэн…

Конференция продолжалась три дня. Это важнейшая конференция в истории нашей партии и нашей армии. Не только намечены задачи, стоящие перед коммунистами и Красной армией, но и указаны методы их разрешения. Специально обсуждены тактика и стратегия войны с японцами. Нам подробно доложили о состоянии и вооружении японской армии, о ее тактике и стратегии.

Конференция приняла специальные решения о характере военных действий нашей армии против японцев. Главная наша задача — всемерно и повсюду развивать партизанское движение, обучать военному делу и вовлекать в борьбу широчайшие народные массы. Это действительно будет всенародная война с поработителями.

Пока работала конференция, в нашу армию вступили новые десятки тысяч антияпонских бойцов. Мой полк развертывается в бригаду. Теперь я каждый день жду приказа командования о выступлении.

Между прочим, на конференции с энтузиазмом принят текст присяги бойца Восьмой народно-революционной армии. Вся наша армия будет скоро присягать на верность родине и народу, поклянется словами этой присяги вести войну до последних сил, пока мы не победим и не прогоним из Китая наших врагов. Я привез текст присяги, и сейчас бойцы и командиры разучивают его. Присяга вдохнула в меня могучие силы. Я готов до конца вести борьбу с фашистскими самураями.

18

Люкоуцзяо — пункт в районе Бэпина (провинция Хэбэй, Северный Китай). 7 июля 1937 года японские войска, неожиданно спровоцировав китайцев, начали военные действия возле Люкоуцзяо.