Блеск и будни

Мужчина ухмыльнулся. Он повернулся к спутникам, что-то крикнул и вонзил шпоры в бока лошади. Ватага рванула дальше, оставив Эмилию и Адама в облаках пыли.

— Он думал, что вы ангрези, потому что не разговариваете, — объяснила Эмилия. — Если бы ваша краска не оказалась столь замечательной, они бы прикончили нас обоих.

Адам стер пот со своего лба.

— Я обязан вам своей жизнью, — сказал он.

Она взглянула на него и заметила:

— Я не позволю вам забыть про это.

— Расскажите мне о своей жене, — попросила Эмилия на следующий вечер, съев дахи бара, которое они купили у уличного торговца в соседнем городишке Султанпуре, в центральном штате Индии Уттар Прадеше. Эмилия и Адам сидели в роще чинар и ужинали при свете луны. Было почти десять вечера. Лошадей они привязали к одному из деревьев.

— О моей жене? — повторил Адам, заканчивая свою порцию дахи бара — смеси бобов, йогурта, специй, сдобренных манго, — завернутой в большие листья. — Почему это вас заинтересовала моя жена?

— Ясно почему — меня интересуете вы. Красивая ли она?

— Сибил? Да, она красавица.

— Вы любите ее?

— Ну, Эмилия… Думаю, что это слишком личный вопрос.

— При сложившихся обстоятельствах не могу себе представить, какой вопрос не носит личного характера!

— Вы в чем-то правы. Давайте скажем так: думаю, что моя жена — настоящая дама, женщина утонченная и благородная.

— Но вы не ответили на мой вопрос. Любите ли вы ее?

Адам вздохнул.

— Я восхищаюсь ей, — наконец произнес он. — Я уважаю ее. Меня даже влечет к ней.

— Но любите ли вы ее?

— Я… Нет, — наконец сознался он. — Нет, думаю, я не люблю ее.

— Тогда почему же вы на ней женились?

— Женщина, которую я действительно люблю, куда-то пропала. Боюсь, что я потерял ее навсегда.

— Кто она такая?

— Девушка, которую я знал с раннего детства. Очень дорогой и близкий мне человек. Поверьте мне, Эмилия, я не горжусь тем, что сделал. Я женился на Сибил, будучи уже влюбленным, и она это знает. Думаю, что это ее ужасно задело. И виноват в этом только я. Единственное, что я сделаю, когда возвращусь в Англию, — это постараюсь как-то вознаградить ее за это.

Эмилия испытала чувство удовлетворения. Если Адам не любит свою жену, что она и подозревала, тогда за него можно побороться. И ничего на этом свете Эмилия Макнер не хотела больше, чем любить Адама Торна.

На следующее утро они продолжили путь в Лакнау, пытаясь преодолеть как можно большее расстояние в прохладные часы. Но не проехали они и сорока минут, как натолкнулись на вызывающее ужас свидетельство того, что могло бы накануне произойти и с ними. Они проезжали через жаркую, пыльную равнину Уттар Прадеша, когда увидели в небе стаю стервятников. Когда они подъехали к перевернутой на бок карете, Адам предупредил ее:

— Это зрелище может быть не из приятных.

На вымазанном сажей лице Эмилии был ужас. Они подъехали поближе и увидели на земле рядом с каретой растерзанные тела. Лошадей не было.

— Не смотрите, — предупредил Адам.

— Нет, я хочу посмотреть.

Стервятники, которые клевали один из трупов, теперь расправили широкие крылья и взлетели в воздух. До Адама донесся отвратительный запах. Они подъехали достаточно близко, чтобы насчитать четыре трупа, на которых гнездились кучи черных мух. На спине лежала англичанка примерно тридцати лет, глаза безжизненно уставились на солнце, горло перерезано, кровь залила черный сатин. Рядом с ней лежала женщина помоложе, возможно сестра или соседка, которая спасалась от насилия. У нее были отрезаны нос, уши и груди. Рядом с ними лежали тела двух детей — мальчика и девочки, — возможно, семи или восьми лет, одетые в богатые одежды. Обе светловолосые головки детей были отсечены.

— Господи милостивый, — прошептала Эмилия.

— Я бы не удивился, если бы узнал, что все это сделала шайка вчерашних бандитов, — заметил Адам. Он вспомнил взгляд вожака, когда тот провел пальцем по его щеке.

— Да, — подтвердила Эмилия. — С нами могло случиться… то же самое.

Над ними бесшумно кружили стервятники.

— Грязные побирушки, — выругался капитан Бентли Брент из пятьдесят третьего туземного полка пехоты. Здоровяк с бородой, кадровый офицер, который приехал в Индию вместе с Адамом на «Юпитере», стоял на крыше одного из армейских бараков и рассматривал через бинокль пламя и дым, поднявшиеся над Каунпуром в миле от военного городка. — Они жгут европейские кварталы.

— Да, и одному Господу известно, что они делают с европейцами, капитан, — отозвался лейтенант Ангус О'Гилви, белокурый уроженец Глазго, который стоял рядом и тоже смотрел в бинокль.

— Проклятый Уилер! — воскликнул Брент. — Ну, разве можно было довериться Нана Саибу. Позволить ему и его проклятым головорезам взять под охрану казначейство только потому, что у нас мало людей… Я сказал ему, что он помещает раковую опухоль прямо в кишечнике Каунпура.

Час назад пришло сообщение о том, что Нана Саиб перешел на сторону мятежников в Каунпуре, предал генерала Уилера и англичан, которым он лживо клялся в верности. Укрепленный военный городок состоял из двух главных казарм красного кирпича, каждая вместимостью по сто человек. Одна казарма была с покатой крышей, другая, на которой стояли Брент и О'Гилви, — с плоской, выложенной плитками. Наряду с несколькими другими хозяйственными зданиями, в городке виднелись несколько незаконченных бараков, окруженных хлипкими лесами из бамбука. Весь городок был окружен рвом и четырехфутовым земляным валом, работы на котором еще не были завершены. Городок разбили на открытом месте, на песчаной равнине, к востоку от Каунпура, примерно в миле от реки Ганг. Все в Каунпуре знали, что город находится на грани бунта, и поэтому слабо укрепленный военный городок, открытый со всех сторон и законченный лишь наполовину, считался самым ненадежным местом для европейцев. В течение нескольких дней из Каунпура шел поток людей, ищущих безопасности в бараках военного городка. Мужчины, женщины и дети, неся с собой посильное количество провианта, теперь забили бараки, надеясь отсидеться здесь во время мятежа под защитой индийской армии — или тех ее остатков, которые еще сохранили лояльность. В качестве одного из старших офицеров городка Бентли Брент наблюдал за толпами сбитых с толку, запуганных людей, которые тянулись по равнине под безжалостно палящим солнцем, и предчувствовал неладное. Он знал генерала Уилера как удивительно благодушного человека, который передал Нана Саибу не только казначейство, но и сделал запасы всего на двадцать пять дней. Он был уверен, что «неприятности» дольше не продлятся. Жена генерала была из местных жительниц, и это создавало у него фальшивое чувство безопасности. Бентли Брент определенно считал Уилера круглым идиотом.

В Каунпуре на главной улице города Кандни Чоук Нана Саиба приветствовали как героя сотни туземных жителей. «Нана Саиб! Нана Саиб!» — скандировали они снова и снова, водоворотом кружась вокруг его коня, поднимая вверх сжатые кулаки, а чаще всего ружья и сабли. На жаркой, забитой народом улице попахивало бойней. Торговцы шелком и серебром, магазины которых выходили на Кандни Чоук, стояли в дверях своих лавок или под навесами витрин, и кричали вместе с другими. Нана Саиб, одутловатое, вспотевшее лицо которого разгорелось от возбуждения, помахал руками, призывая к тишине. Через некоторое время шум несколько стих, и он смог говорить.

— Пришло время, — заорал он, — снова объявить священную Индию нашей землей. — Рев одобрения. — Пришло время, — продолжал он, — прогнать шакалов опять в Англию или отправить их к праотцам!

— Смерть им! Смерть! — взревела толпа, многие участники которой все еще оставались в форме индийской армии, хотя большинство сорвали знаки принадлежности к пехоте или кавалерии, а также свои колодки и медали. Бывший сержант с устрашающими усами выскочил из магазина, таща за собой португальского торговца, который безуспешно пытался вырваться из рук сипая.