Атаман. Гексалогия

Ночью ко мне в шатёр на судне прибежал взволнованный Алексей, растолкал меня.

– Там, недалеко, за пригорком – слышно лошадиное ржание, топот копыт.

– Может, дорога рядом?

– Нет здесь дороги, я был в этих местах; дорога идёт по левому берегу, подозрительно это.

Да, подозрительно. Надо сходить, глянуть. Я разбудил Кирилла, Алексея отправил на прежнее место, в дозор, сам же с Кириллом, прихватив оружие, отправился на берег.

Крадучись прошли через небольшую прибрежную рощицу, поднялись на пригорок, залегли. В лощине за пригорком виднелись смутное тени, слышался неясный разговор. Надо понаблюдать, может, заблудился кто, и вовсе не по нашу душу.

Пролежали с полчаса, пока ничего подозрительного.

Из лощины на пригорок поднялись два человека, остановились совсем рядом, метрах в четырёх‑пяти. Мы вслушались, затаив дыхание. Незнакомцы говорили тихо, но отдельные фразы долетали.

– Надо перед рассветом… сон глубокий, а стража, коли есть… уже устанет, будет носом клевать.

– Только полная тишина, пусть Кривой сначала сходит, коли дозорный есть – прирежет, потом мы пойдём.

– Сделаем, как договорились.

Я оглянулся назад. С пригорка, где мы лежали, через редкие деревья был виден костёр и смутно темнел борт судна. Незнакомцы спустились в лощину, и мы с Кириллом тихо отползли назад.

Вернувшись на судно, я собрал всех своих ребят, забрались под навес, стали совещаться.

– Мы не знаем, сколько их: судя по звукам – до десятка будет, есть лошади, наверняка для вывоза захваченного груза. Насколько я понял, нападение думают осуществить перед утром, предварительно сняв часового. Что думаете, вояки?

Умных мыслей в голову никому не пришло: видимо, опыта нет; все молчали. После некоторых раздумий я изложил своё решение.

– Думаю известить команду, пусть тоже приготовятся к утреннему бою, чтоб для них схватка не оказалась неожиданностью. Я сам предупрежу. Все трое берёте арбалеты и сабли, перейдёте рощицу, заляжете и будете ждать. Когда сверху спустится разбойник, чтобы дозорного снять, – пропустить, не трогать, он мой. Как только начнут спускаться основные силы, бить из арбалетов залпом, и, пока они не опомнились, сразу за сабли – и рубить. Ясно?

Почти все трое сразу спросили – а дозорным кто будет?

– Я и буду, сидеть придётся у костра, чтобы издалека видно было. К тому же у меня единственного кольчуга есть; ежели с ножом придёт, то хоть надежда есть. Как только я с разбойником решу, сразу к вам на подмогу; но и вы не оплошайте, это первый наш поход. Сложится удачно – будут деньги и новые заказы. Ну а если не сложится… – Я замолчал.

– Всё, хлопцы, пора! Если за нами кто следит, то спускайтесь по одному, с носа. Я сверху глядел: борт виден, а нос ладьи – в темноте. Скрытно, где ползком, где перебежками – в рощу; там определитесь, где лучше залечь. Предупреждать, я думаю, не надо – всё в полной тишине. С Богом!

Хлопцы по одному, забрав оружие, исчезли в темноте. Поднявшись, я направился к шкиперу, на ладье он был главным. Разбудив, рассказал обстановку. Шкипер был в возрасте, почти весь седой и сразу понял ситуацию.

– Хорошо, я подниму своих; оружие кое‑какое имеется, будем судно защищать, коли прорвутся тати.

– Большая просьба – тихо, скрытно, чтобы с берега раньше времени не увидели. Заподозрят чего – уйдут, но нападут в другом месте или большими силами. Надо здесь им укорот дать.

– Купца, ну, Моше этого, предупредил?

– Нет, чего человека волновать, будет стонать и охать почём зря.

– Твоя правда. Будет туго – зови; у меня пара ребят – бывшие воины, помогут.

– Договорились. Пусть твои люди за бортом хоронятся.

– Знаю, не впервой, да сам видишь – жив пока. Удачи тебе!

Я поднялся и, не таясь, играя роль часового, прошёлся по судну, спустился на берег, прошёлся вверх и вниз по течению. После неяркого света костра темень на берегу стояла кромешная, не видно ни зги. Набрал валежника, подбросил в костёр. Сел лицом к костру, спиной к роще. Не очень грамотно, но придётся рисковать. Надо сыграть роль простоватого и неосторожного члена команды, которому не повезло попасть на ночь в дозор.

Раза два за ночь я вставал, обходил берег, набрав валежника, подбрасывал в костёр.

Время шло; на востоке небо посерело – скоро восход. Пора бы им и быть. Пока тихо. В роще крикнула какая‑то птица. Я насторожился, обратившись в слух. Слева раздался тихий шорох. Довольно неожиданно. Я ожидал со стороны рощи. Хитёр, подбирается со стороны корабля, видимо, прошёл по берегу. Уж со стороны ладьи никакой дозорный ожидать нападения не будет.

Шорох стих. Я понял – готовится к броску. Правой рукой я взялся за рукоять топора, что лежал на земле. Каким‑то чутьём понял – пора. Резко вскочил и без замаха ударил топором. Кто‑то приглушённо охнул от боли, но и по спине моей скрежетнуло железо.

Сжимая в руке топор, я сделал пару небольших шагов вперёд. Огляделся – нет ли ещё кого? На земле передо мной лежал человек, из глубокой раны на боку толчками изливалась тёмная кровь. Сразу было видно – не жилец. Одним глазом, ага, вот почему упоминали Кривого, он уставился на меня. Даже при скудном свете костра глаз пылал ненавистью и болью.

– Твоя взяла, оплошал я чуток, – еле слышно прошептал он.

– Сколько вас?

В ответ одноглазый лишь сплюнул кровью, дёрнулся и затих. Чёрт! Не удалось языка взять, да и то ладно – сам живой остался.

Я ощупал бок – рубашка распорота. Видимо нож метнул, не предусмотрел, что я в кольчуге. Урод, только рубаху испортил.

Пригнувшись, я кинулся в рощицу. После света костра видно было плохо. Где же мои? Кто‑то схватил за руку, прошипел:

– Свои, здесь мы, вон они, показались поверху.

Я улёгся и первым делом наложил болт в жёлоб арбалета.

Глаза адаптировались к темноте, теперь я и сам различил смутные тени, спускавшиеся по склону вниз. Идиоты – они шли тихо, но группой.

– Подпустим ещё шагов на тридцать – и залпом, – прошептал я.

Разбойники приближались, в предутренней серости на тёмном фоне одежд стали видны светлые пятна лиц.

– Залпом, стреляй! – скомандовал я.

Тренькнули четыре тетивы. По толпе промахнуться тяжело, все болты угодили в цель. Отлично, четырьмя разбойниками меньше. В толпе раздавались стоны, ругань. Вся группа остановилась.

– Быстро заряжаем! – скомандовал я.

Но мои хлопцы уже и сами, без моей команды, тянули «козьи ножки», взводя тетивы. Мы должны были успеть сделать ещё по выстрелу.

– Как только будете готовы – стреляйте, не ждите команды!

Один, второй, третий выстрел. Тати падали один за другим. Многовато их, было человек двадцать, сейчас вдвое меньше.

Несколько человек от испуга или растерянности кинулись обратно наверх. Остальные, подгоняемые предводителем, бросились бежать к рощице. Пора и нам.

Мы дружно поднялись и бросились навстречу; в руках моих товарищей были сабли, я держал топор, сабля в ножнах болталась на боку. Каким‑то чудом увернулся от короткого копья, коим попытался пырнуть меня набегающий тать. Разбойник по инерции пробежал мимо, и я не замедлил всадить ему в спину по самый обух лезвие топора. Уже убитый, он покатился по склону вниз.

Я выхватил саблю; на меня набегал ещё один разбойник – небольшого роста крепыш с короткой саблей в руке. Крича что‑то непонятное – нерусский, что ли? – он начал бешено размахивать саблей. Пару раз лезвие чуть не задело мою руку, я успевал только отбивать удары, выжидая, когда он хоть немного устанет. Куда там, он вертел саблей как мельница. Мне пришлось медленно отступать назад.

Вдруг этот бешеный закатил глаза и рухнул. За ним с окровавленной саблей стоял Алексей. Я огляделся. Кирилл с Сергеем вдвоём наседали на единственного оставшегося в живых разбойника, и участь его, похоже, уже была предрешена.

– Алеша, за мной, надо посмотреть, что там в лощине.

Мы рванули вперёд, сердце выпрыгивало из груди, воздуха не хватало. Забежали – пусто. Вдали, исчезая в предрассветных сумерках, вились клубы пыли. Ушли! На лошадях ушли те, кто остался в живых, кто в начале стычки побежал через холмик в лощину. Не догонять же их пешком.