Страница 354 из 375
В Китае во второй половине века тоже происходят некоторые изменения: создается промышленность, появляется рабочий класс и компрадорская буржуазия, особенно бурно растет Шанхай, он становится крупным промышленным центром, в котором начинают издаваться многочисленные журналы просветительского характера (часть из них издают европейцы на китайском языке). Несмотря на то что в целом для китайской литературы этого периода характерны еще средневековые идеи и художественные формы, в ней, однако, происходит медленное накопление нового качества, появляются новые темы в публицистике и поэзии. Быстрое развитие Японии и ее литературы начинает привлекать к себе внимание и китайских литераторов, постепенно меняется и характер движения литературных связей региона; ранее они шли из Китая в Японию, теперь из Японии на континент.
В монгольской литературе, существовавшей в это время в условиях господства цинской маньчжурской монархии, тоже происходят определенные сдвиги, появляются первые монгольские романы, но развитие идет еще не по пути сближения национальной литературы с западной, а лишь с общерегиональными, дальневосточными традициями (это заметно и в зарождении новых поэтических форм, близких китайской классике). Для монгольской литературы по-прежнему сохраняет свое значение и маньчжурская словесность, почти совсем заглохшая в связи с бурным процессом китаизации маньчжур, маньчжурский язык остается для монголов языком-посредником (с него нередко переводятся китайские романы) и во многом еще языком деловой письменности. И только тибетская литература остается пока целиком в рамках старых средневековых, ламаистских традиций.
*Глава первая*
ЯПОНСКАЯ ЛИТЕРАТУРА
ИСТОРИЧЕСКАЯ СИТУАЦИЯ
Во второй половине XIX в. сравнительно мирный ход жизни японцев был нарушен. Западные державы заставили Японию прекратить изоляцию и начать с ними торговлю, заключив ряд неравноправных договоров (1854—1859). Это произвело на японцев сильное воздействие. Они не собирались отказываться от изоляции, продолжавшейся более двух веков, несмотря на предупреждения проевропейски настроенных ученых (рангакуся), которые с риском для жизни доказывали, что Япония не сможет выйти из бедственного положения, пока не вступит в контакт с Европой и не воспользуется сильными сторонами ее цивилизации. Но и эти ученые предлагали не сойти с традиционного пути, а укрепить свои позиции за счет заимствованных знаний, заменив в древнем девизе «японская душа, китайская премудрость» слово «китайский» на «европейский», а «премудрость» — на «техническое совершенство». В противовес им традиционно настроенные ученые, на стороне которых было и общественное мнение, доказывали, что Запад с его механической цивилизацией нарушил законы природы, а это неминуемо ведет к хаосу и гибели, и чтобы избежать этого, следует «изгнать варваров», как они называли иностранцев.
Однако у сёгуна не было выбора. В 1847 г. глава сёгунского правительства (бакуфу), Абэ Масахиро, обратился к крупнейшим землевладельцам (дайме) за советом: «Мы хотели бы соблюдать законы предков о закрытии страны, но если их соблюдать, то придется воевать с иностранными государствами без уверенности в победе и не зная, как покрыть расходы на войну». Заключив договоры с иностранцами, сёгунат подписал себе приговор. Движение «за изгнание варваров» вылилось в движение за «свержение сёгуната и возвращение власти императору».
Однако за десять лет внешних контактов в экономике Японии произошли разительные перемены, а наряду с ними изменилось отношение к иностранцам. По-прежнему сильны антииностранные настроения (в 1860 г. императорский двор потребовал от сёгуна обязательств по изгнанию «варваров», а в 1861 г. произошло нападение на британскую миссию в Эдо). Но те же самураи, которые требовали изгнания «варваров», закупали у них оружие и корабли, чтобы свести счеты со своим внутренним, а потом и внешним противником. Закупали не только корабли, но и оборудование для будущих фабрик, припомнив еще один древний девиз — «богатая страна — сильная армия».
С одной стороны, оживляется экономика благодаря развитию внешней торговли, с другой, как и предвидели противники «открытия дверей», нарушается стабильность социальной структуры. В декабре 1867 г., оказавшись в безвыходном положении, сёгун отказывается от власти в пользу императора, и в январе 1868 г. формируется новое правительство по образцу старого — из членов императорской фамилии, придворной аристократии и даймё оппозиционных сёгунату кланов. Эти события именуют «реставрацией Мэйдзи» — «просвещенного правления». Консервативно настроенные участники переворота предполагали не смену системы, а ее обновление. Но стремление «осовремениться», стать вровень с европейскими державами и предпринятые в связи с этим шаги по переустройству всей политико-экономической системы не могли не вызвать капитализации Японии. Однако искусственный характер процесса «осовременивания сверху», форсированной модернизации, не мог не привести к сосуществованию старой и новой идеологий. Форма какое-то время оставалась прежней, как некое условие претворения нового. И это очень хорошо прослеживается на характере японской литературы, которая начала меняться лишь два десятилетия спустя.
В литературном мире Японии 70-х годов все шло по-старому, продолжала процветать развлекательная литература — гэсаку, что значит «сочинять ради забавы». Массовый читатель удовлетворялся комическими и поучительными историями, рассказами о злодейках. Состояние и характер литературы еще раз свидетельствовали о том, что новое сознание не созрело в недрах старого общества. Старая литература гэсаку не принимала участия в делах насущных. Ее функции были заданы традицией позднего Эдо (XVIII — начало XIX в.): доставлять наслаждение, забавлять читателя и наставлять его на путь добродетели в соответствии с конфуцианским принципом «поощрения добра и порицания зла». В своей сфере — острословия, живых диалогов, каламбуров, любовных сцен в «веселых кварталах», — т. е. в сфере литературы, предназначенной для развлечения, писатели гэсаку достигли большого мастерства, но границ, отведенных им, не переходили. Во главе иерархии гэсакуся стоял Канагаки Робун (1829—1894). Сам он владел мастерством «развлекателя», еще в молодости постиг законы комической поэзии и был современным в том смысле, что потешался над нравами соотечественников. Он не считал зазорным подражать своим знаменитым предшественникам Сикитэй Самба и Дзиппэнся Икку и в духе первого написал «Болтовню о всякой всячине вокруг сковородки с мясом» (1871), а в духе второго «На своих двоих по западному миру» (1870—1876). Те же два незадачливых приятеля, герои Икку, путешествуют на сей раз по Европе, то и дело попадая впросак. Так автор выразил свое отношение к полуевропеизированному обществу, которое расхаживало в цилиндре и гэта, торопясь перенять все, что нужно и не нужно. Писатель не столько высмеивал, сколько смешил, по правилам комической прозы, но читателя это устраивало.
Другой знаменитостью тех лет был гэсакуся Такабатакэ Рансэн (1838—1885). Он получил образование при дворе сёгуна, знал китайский, владел искусством хайку, каллиграфии, чайной церемонии и не собирался отказываться от своих привычек. В 1872 г. он основал собственную газету «Токио нитинити» («День за днем»), где и проводил свои взгляды.
Итак, главными элементами литературы гэсаку оставались острота (фуси) и юмор (коккэй), хотя она начала касаться текущих событий, но освещала их в традиционном духе. Если раньше проза такого рода была естественна, то теперь подражания Бакину, Икку, Сюнсуй пришли в противоречие с интересами общества.
ПРОСВЕТИТЕЛЬСТВО
Неудивительно, что новое поколение относилось к литературе гэсаку с пренебрежением, как к курьезу. Начинающие литераторы считали зазорным терять время на беллетристику, но зачитывались трактатами тех, кого принято называть «просветителями» эпохи Мэйдзи (1868—1911). Последние отдавали себе отчет в том, что если не изменится сознание, психология людей, то ничто не изменится, Япония не станет современным, независимым государством. Пытаясь воздействовать на сознание, они надеялись изменить строй жизни. Огромным успехом пользовались в те годы сочинения Фукудзава Юкити (1834—1901), который вместо традиционных учений, буддизма и конфуцианства, предлагал воспользоваться «практическими знаниями» Запада, популярно излагая их в таких сочинениях, как «Все о странах мира» (1869), «За прогресс науки» (1872), «Общие сведения о цивилизациях» (1875). Настало время веры в свободу и равенство людей, о чем свидетельствовали выходившие одна за другой книги японских авторов: «О народных правах и свободе» (1879), «О свободе слова» (1880) Уэки Сисэй, «Об общественном равноправии» (1881) Мацусима Такэси, «О естественных правах человека» (1882) Баба Тацуй.