Страница 25 из 373
Братьям Гримм пришлось решать трудную текстологическую задачу, определяя, в какой мере должна быть сохранена исконная древняя форма сказки и в какой мере она отвечает нормам современного литературного языка. Гриммы не считали себя лишь собирателями и публикаторами: будучи знатоками истории языка и национальной культуры, они не только комментировали тексты, но и придавали им такую стилистическую форму, которая сделала их собрание выдающимся литературным памятником эпохи романтизма. Поэтому сказки братьев Гримм не стали этнографическим раритетом, интересующим только специалистов. Они являются неотъемлемой частью немецкой литературы.
Заслуги братьев Гримм в истории немецкой культуры многогранны: они изучали средневековую литературу, мифологию германских народов, заложили основы немецкого языкознания. Якоб Гримм начал в 1852 г. выпуск академического словаря немецкого языка — издания, на которое не хватило одной жизни и которое было закончено лишь в 1961 г., Академиями наук в Берлине (ГДР) и Гёттингене (ФРГ).
Обращаясь к национальному прошлому, гейдельбергские романтики неизбежно проецировали в него волновавшие их проблемы современности. Выразительным примером может служить проза Ахима фон Арнима (1781—1831), который вошел в историю немецкой литературы и как оригинальный новеллист, и автор двух романов: «Бедность, богатство, вина и искупление графини Долорес» (1810) и «Хранители короны» (1817). Выходец из старинного дворянского рода, Арним трагически переживал упадок своего класса. Его творчество отразило тоску по патриархальному прошлому, поиски в нем позитивных нравственных ценностей, которые он хотел бы противопоставить современности. Но вместе с тем, как вдумчивый художник, Арним не мог не видеть неотвратимости происходивших перемен. Опыт послереволюционных лет убеждает его в том, что старый режим нельзя возродить, а в самой Германии он не видит реальных сил, способных сплотить нацию, — отсюда романтическая мечта о духовном ее прозрении и возрождении. Эта проблематика образует идейную основу романа «Хранители короны». Действие его происходит в начале XVI в., в годы царствования императора Максимилиана Габсбурга, но исторический фон весьма условен. Роман Арнима — и выражение романтической мечты о том, что восстановление империи Гогенштауфенов могло бы вернуть Германии утраченное величие, и вместе с тем признание полной несостоятельности этой мечты.
Среди новелл Арнима наибольшей известностью пользуется «Изабелла Египетская» (1812), фантастическая новелла. В полуисторический-полуфантастический фон вписано романтическое повествование о трагической любви цыганки Изабеллы и Карла V. Через всю новеллу проходит мысль о непрочности человеческого жребия. Человек — игрушка случая и своих страстей, свобода его воли относительна, даже если речь идет о таком властителе, как Карл. По мысли Арнима, главный грех Карла в том, что он слишком прислушивался к голосу нечистой силы — альрауна, искавшего для него клады. Антибуржуазная тема у Арнима, как и у многих других немецких романтиков, мистифицирована. «Горе нам, потомкам его эпохи!» — восклицает автор, как будто злосчастный альраун предопределил победу денежных интересов в XIX веке. «Достоверные следствия Арним выводит из недостоверных причин» (Н. Я. Берковский).
Исторический колорит — хотя и в ином освещении — имеет новелла «Рафаэль и его соседка» (1824), новая для романтиков полемическая транскрипция образа «божественного Рафаэля». Рафаэль, как и у Вакенродера, — гениальный мастер, владеющий удивительным даром воплощения «неземного» духа. Но у Арнима на этот образ наслаиваются идейные реминисценции из шлегелевской «Люцинды», которые в данном случае отчасти способствуют воссозданию более верного исторического колорита, ибо передают одну из важных граней ренессансного мироощущения — реабилитацию плоти. Однако целостность гуманистического идеала поставлена под сомнение. Рафаэль оказывается между двумя женщинами: очень земной, чувственной Гитой и возвышенной Бенедеттой. В мотивировку событий автор вносит много иррациональных моментов; иррациональный характер принимает борьба между божественным и плотским началами и в душе Рафаэля, и в художественных образах, которые он создает. Арним отвергает тем самым энтузиазм Вакенродера и всей иенской школы по отношению к этой великой эпохе европейской культуры. Здесь, как и во многих других произведениях, консервативные убеждения мешают писателю исторически объективно оценивать прошлое.
С наибольшей остротой воплотил в своем творчестве основные тенденции гейдельбергской школы, ее взлеты и падения Клеменс Брентано (1778—1842) — поэт, прозаик и драматург. В атмосфере тех лет, когда он во время поездок на Рейн увлеченно прослушивал и записывал народные песни, готовя их к публикации, формировался и собственный поэтический голос Брентано. Его стихи и песни первого десятилетия века отмечены простотой и ясностью формы, музыкальностью. Но традиция народной песни в лирике Брентано — любовной и философской — сочетается с остродраматическим изображением судьбы человека. Так, рейнские впечатления вдохновили поэта на создание оригинальной баллады «Лоре Лей» (1802). Романтический образ рейнской красавицы колдуньи Лорелеи привлек внимание многих поэтов, создавших затем новые вариации на брентановский сюжет (Эйхендорф, Гейне, Жерар де Нерваль и др.). Баллада Брентано своими трагическими интонациями вписывается в общий контекст его любовной лирики. Стихотворения и песни о нарушенной верности, о любви утраченной или неразделенной тематически предваряют мотивы «Зимнего пути» В. Мюллера и «Лирического интермеццо» Гейне. Но, в отличие от Мюллера и Гейне, одиночество лирического героя, его отчуждение раскрывается у Брентано как роковая черта человеческого существования. И пожалуй, не было в Германии другого поэта-романтика, который бы так истово — и даже не трагически, а в интонации некоего умиротворяющего фатализма — трактовал тему смерти, как это делал Брентано.
Наследие Брентано-прозаика невелико, но представлено разными жанрами. В романе «Годви» (1801—1802) запутанный сюжет призван показать сложность самих человеческих судеб. Автор полемизирует с концепцией личности иенских романтиков, ставя под сомнение ее нравственный смысл. Среди новелл наиболее популярна трагическая «Повесть о славном Касперле и пригожей Аннерль» (1817), в которой автор придает черты фатальной неизбежности гибели двух влюбленных. Носителем народной мудрости выступает старая крестьянка, которая прославляет покорность воле божьей как главную добродетель.
Вскоре после завершения этой новеллы усиливаются религиозные настроения Брентано, он не только отказывается от творческой деятельности, но самое искусство объявляет греховным по своей природе. «Уже с давних пор я испытывал какой-то страх перед всякой поэзией, в которой художник выражает себя, а не бога», — писал Брентано Гофману в 1816 г. Эта мысль раскрывается в большом поэтическом цикле «Романсов розового венка» (завершен в 1810—1812 гг.). Она означала полное растворение в религиозной идее, разрыв всяких социальных связей, самоизоляцию, отказ от самостоятельности — по существу, отказ от романтической концепции личности, которая предполагала активное противостояние суверенного человеческого «я» окружающему миру. И само название многозначно: «Rosenkranz» — не только «розовый венок», но и «четки».
ЛИТЕРАТУРА В ГОДЫ ПОСЛЕ НАПОЛЕОНОВСКОЙ РЕАКЦИИ.
ГОФМАН. ЭЙХЕНДОРФ. ШАМИССО. ГЕЙНЕ. ГРАББЕ. ПОЗДНИЙ ГЁТЕ
Годы 1815—1830 в Германии, как и во всей Европе, — глухое время режима Священного союза. В немецком романтизме в этот период происходят сложные процессы, существенно меняющие его характер. В частности, усиливаются черты трагизма, свидетельством чему является прежде всего творчество Эрнста Теодора Амадея Гофмана (1776—1822). Относительно недолгий творческий путь писателя — 1808—1822 гг. — охватывает главным образом время посленаполеоновской реакции в Германии. Как художник и мыслитель Гофман преемственно связан с иенской школой. Он развивает многие идеи Ф. Шлегеля и Новалиса, например учение об универсальной поэзии, концепции романтической иронии и синтеза искусств. Музыкант и композитор, автор первой романтической оперы («Ундина», 1814), художник-декоратор и мастер графического рисунка, Гофман как никто другой был близок к тому, чтобы не только осмыслить, но и практически осуществить идею синтеза. При этом музыка оценивается как «самое романтическое из всех искусств». «Лира Орфея отворила врата ада», — писал Гофман в статье о Бетховене. Эта мысль связывает его с Вакенродером; даже его программный образ художника-энтузиаста восходит к Вакенродерову Иосифу Берглингеру.