Страница 73 из 78
Интересно, что нашествие Едигея не затрагивает рязанские земли. Летописи не обвиняют на этот раз рязанских князей в сотрудничестве с татарами. Но если учесть, что под удар попали территории Москвы (в том числе и нижегородские, ярлык на которые Василий Дмитриевич Московский получил в 1391 г.), и даже Твери (Клин), а Рязань не пострадала, это наводит на мысль.
Есть, безусловно, и различия. Главное — Едигей Москву не взял. Хотя… он получил 3 тыс. рублей отступного. Это больше, чем годовая ордынская дань с Московского княжества. Так что, если не страдать особой доверчивостью к летописцам (а что они умеют врать, мы уже убедились), можно подумать, что столицу ему все же сдали.
Литовский князь (в данном случае Свидригайло Ольгердович, незадолго до этого принятый на русскую службу и оставленный охранять город) на этот раз Москву не защищал, смылся. И гибнут москвичи не от татарских сабель, а в основном от голода. Так что никто и не утверждает, что рассказ о взятии Москвы Тохтамышем — точная калька с рассказа об осаде ее Едигеем. Но и совпадения не могут быть случайными. Для этого их слишком много.
Можно, конечно, сказать, что это автор статьи о нашествии Едигея пользовался рассказом о взятии Москвы. Но беда в том, что в статье 1409 г. нелепостей нет, в отличие от статьи о Тохтамышевом нашествии. И еще: как раз после нашествия Едигея, как мы помним, и стали писаться летописные рассказы об этих временах. Так как вы думаете, что с чего копировали? Историю о недавнем нападении со старых рассказов о делах двадцатилетней давности, или наоборот?
Между прочим, рассказы о нашествиях Тимура и Едигея — не единственный мыслимый источник истории о взятии Москвы Тохтамышем. Однажды на Лихачевских чтениях М. А. Салмина выступила с докладом, в котором обосновала, что «Летописная повесть о нашествии Тохтамыша», содержащаяся в Новгородской IV, Софийской I и Новгородско-Карамзинской летописях (датируемых М. А. Салминой XVI в.), является иносказанием. Описываемые в ней события отражают не взятие ордынским царем Тохтамышем в 1382 г. Москвы, а завоевание в 1563 г. Полоцка московским войском, передовой полк которого возглавлял бывший царевич крымский Тохтамыш. Был такой, внук хана Ахмата, кузен тогдашнего касимовского царя Шах-Али. Он участвовал в заговоре против Давлет-Гирея Крымского, а после провала бежал к ногаям. Иван Грозный пригласил его в Москву, именую при этом султаном, — так, как титуловался Тохтамыш старый. В 1556 г. Тохтамыш Крымский прибыл в Москву. И потом командовал авангардом русской армии в Ливонской войне. И на Казань ходил, все тем же воеводой передового полка.
Если так, получается, что Пространный рассказ вообще писался в XVI в. и был потом вставлен в летописи, датируемые традиционно XV в. К сожалению, нигде полного текста доклада не нашел, так что судить не могу. Но о-очень интересно!
Синодик «по летописи» и дворец на костях
Так что там было в 1382 г.? И было ли вообще? Ситуация тут еще сложнее, чем с Куликовской битвой, поскольку независимых источников вообще нет. Имеется Синодик, в котором есть такие строчки:
«Преподобным Архимандритомъ, и игуменомъ, священноиереомъ и диакономъ, священноинокамъ и инокинямъ и всему православныхъ Христiанъ множеству, мужемъ и женамъ и младенцемъ, нужне скончавшимся отъ огня и мечя, и въ воде истопшимъ и въ пленъ поведеннымъ отъ прелестнаго взятия богомерьзкого царя Тахтамыша славнаго сего града Москвы, и всемъ предреченнымъ симъ Христiаномъ православнымъ, вечная память»{320}.
Запись эта следует в нем сразу за цитировавшейся уже записью о погибших в битве с Мамаем. Но… странная она какая-то. Если до этого везде молятся за конкретных погибших людей, то здесь — за всех скопом, безымянно. При этом даже в Кратком рассказе о нашествии Тохтамыша названы имена двух убитых архимандритов (Семена и Иакова) и игумена Акинфа Крылова. Что помешало создателям этой записи Синодика поставить их имена? Хотя бы так, как это делалось в предшествующих записях. К примеру: «Дмитрiю Манастыреву, и Назару, и дружине ихъ, избiеннымъ отъ безбожных Татаръ на Воже, вечная память»{321}. Здесь все соблюдено: сначала поминают павших начальников, а после них обобщенно всех простых. Так же выглядит поминовение и героев Мамаева побоища. Но здесь почему-то все по-иному.
Насколько я разглядел, во всем Синодике так сделано еще два раза. Один — по жертвам чумы. Второй — «иже избiеннымъ въ градахъ, и въ селахъ мниховъ, и Iереовъ, мужъ и женъ, и детскъ полъ отъ безбожного Едигея, вечная память»{322}. С одной стороны, вроде все правильно: во всех трех случаях речь идет о массовых жертвах. Это может заодно служить лишним доказательством, что на Куликовом поле погибло не так много людей.
Но с другой стороны… В случае с чумой и Едигеем люди умирали не в каком-то одном городе, а на огромных пространствах. И в летописях никаких имен погибших не фигурирует. А в случае 1382 г. мы имеем дело вроде бы только с Москвой, где, по сведениям самих летописей, пало 12 тыс. человек (князь заплатил 150 рублей за похороны, при том что за 80 покойников давал рубль). С потерями от эпидемии заведомо несопоставимо, тогда от чумы или холеры целыми городами мерли, а болезнь-то по всей Руси гуляла. Да и Едигей разрушил и разграбил большую территорию, чем Тохтамыш. Кстати, а что это в Синодике только за москвичей погибших молятся? Вроде бы в летописях говорится, что он и другие города брал?
Так что, если честно, это место в Синодике странное. Заставляет подумать: а ну как оно внесено в Синодик задним числом, из летописей? Скажете: не может быть? Не торопитесь! Вот что пишет М. А. Салмина относительно другого Синодика: «С. К. Шамбинаго в своем исследовании называет „Лаврский Синодик“ № 818 XVII, интересным тем, что в него, как можно судить, включены и имя Федора тарусского, и брата его Мстислава, и князя Дмитрия (по-видимому, Монастырева), и Дмитрия (по-видимому, Минина). Однако этот Синодик поздний, имена павших на Куликовом поле вписаны в него, как показывает сличение, по-видимому, из рассказа о Мамаевом побоище Никоновской летописи, составленного на основе „Сказания о Мамаевом побоище“ с включением Летописной повести»{323}. Так что это не я выдумал, это уважаемые исследователи говорят, что такое возможно. Если так могли составляться синодики с именами погибших в Мамаевом побоище, почему такой же финт не мог произойти с поминанием «жертв Тохтамыша»?
Часто говорят: есть же конкретные следы массовых захоронений москвичей, убитых при взятии города Тохтамышем. При этом современные исследователи кивают на М. Н. Тихомирова, писавшего об этом в своей книге «Древняя Москва. XII–XV века». Кости-де нашли там, где потом был установлен памятник Александру II.
Поднял первоисточник. Выяснилось, что Тихомиров в нем ссылается на «Историю города Москвы» И. Е. Забелина, вышедшую в начале XX в. Забелин на самом деле пишет, что при создании в Кремле на Зарубной площади в конце XIX в. памятника Александру II были найдены под землей груды перемешанных человеческих костей, причем, это были не полные скелеты. И делает вывод: «Все это несомненные свидетели страшного по кровопролитiю нашествия Тохтамыша въ 1382 г.»{324}. Но сам-то он, опять-таки, костей этих не видел. Просто цитирует архитектора этого памятника Н. Султанова.
Но когда дальше читаешь книгу Забелина, возникает сомнение: а обоснованно ли он соотнес найденные на Зарубе захоронения с XIV в.? Видно, что основание для такого отождествления у него только одно. Раз кости разрозненные, значит, людей кто-то порубал. А когда в Кремле рубили массу народу? Правильно, в 1382 г. Об этом же летописи говорят.