Страница 55 из 78
Но москвичи на обратном пути, похоже, все-таки пошли через Рязань. И шли, видимо, не без традиционного для армии, движущейся через чужие земли, грабежа, за что кто-то из них поплатился. Отсюда и появились московские пленные. Кстати, раз возвращать их нужно было, в соответствии с грамотой 1381 г., по суду, стало быть, московская сторона признает: ее люди не были невинно пострадавшими овечками. Можно посчитать, что досталось им за невыполнение упомянутого летописцами приказа Дмитрия ничего не трогать в рязанских землях. Который, если был отдан на самом деле, лишний раз свидетельствовал бы то, что Дмитрий в 1380 г. не считал Олега Рязанского реальным союзником Мамая.
Кстати: в договоре 1381 г. есть такие любопытные строчки: «А что на рязанскои стороне за Окою, что доселе потягло къ Москве почен Лопастна, уездъ Мьстиславль, Жадене городище, Жадемль, Дубокъ, Броднич с месты, как ся отступили князи торускiе Федору святославичю, та места к Рязани»{239}. По-моему, еще одно убедительное доказательство того, что в 1380 г. Москва над Рязанью власти не устанавливала. Упустил бы Дмитрий возможность отобрать у Олега земли, которые в договоре даже считаются ранее тянувшимися к Москве, если бы захватил хотя бы на время Рязань?
Против кого дружим?
Вышеизложенное позволяет уточнить, с каких территорий могли собирать войска все главные действующие лица нашей истории.
Как видим, Дмитрий Донской мог рассчитывать на силы Московского и находящегося у него в подчинении Великого Владимирского княжества. Фактически контролировала Москва в это время и Белозерское княжество. Собственные князья там были, но независимой политики. Последним, кто пытался это сделать, был Роман Белозерский в 30-х гг. XIV в. Тогда он поддержал Александра Тверского против Ивана Калиты. Но… Калита донес на противников в Орду, и Александр был казнен, а имя Романа тоже исчезло со страниц летописей. Вероятно, он также был убит. Иван Калита выдал за его сына Федора свою дочь, Феодосию. При этом, судя по духовной грамоте Дмитрия Донского, купил ярлык на Белозерье («А сына своего, князя Андрея, благословляю куплею же деда своего, Белымозером, со всеми волостми…»){240}. Надо понимать, это не означало ликвидации княжества, но существенно ограничивало права князя. Покупка ярлыка передавала право сбора ордынской дани. Это, в свою очередь, позволяло контролировать, как бы сейчас сказали, денежные потоки княжества. А стало быть, и оказывать решающее воздействие на политику князя.
Впрочем, еще раз белозерские князья взбрыкнули. В 6871 (1363) г. с Дмитрием Константиновичем Суздальским, явившимся во Владимир садиться на великий стол с ярлыком от Мюрида, пришел «Иван Белозерец». Единственный известный белозерский князь с таким именем — сын Федора Романовича, погибший на Куликовом поле. Но, между прочим, нужно отметить: в летописи не сказано, что в это время он был князем или сыном князя. То есть отец его, Федор, вполне мог и не править в это время. Был же еще и Василий Федорович, двоюродный брат Федора, упомянутый в Ростовском соборном синодике{241}. Да тем более время было какое: великий московский князь Иван Иванович помер, а его сын — малолетка. Тут вполне можно было поискать другого покровителя. Тем более, как можно понять из духовной Дмитрия Ивановича, Иван Калита ярлык-то купил не как московский, а как великий владимирский князь. В завещании Дмитрия строка про Белозерье стоит в той части, в которой распределяются именно земли великого княжения, которое московские князья стали считать собственностью («А се благословляю сына своего, князя Василья, своею отчиною, великим княженьем»){242}. В завещаниях его отца и деда ничего про Белозерское княжество нет.
Но в 1375 г. белозерские князья уже участвуют в походе на Тверь, потом в Куликовской битве. Не факт даже, что жили они в это время в своем княжестве, а не в Москве.
Судя по другим событиям той поры, из подчинения Москве не выходили (хотя и оставались самостоятельными) Ростовское и Ярославское княжества. Участие княжьих дружин этих земель в Куликовской битве представляется на самом деле вполне реальным. Относительно ополчения… Не уверен, что его могли собрать ради того, чтобы принять участие в московской затее. Но… кто знает, ничего тут утверждать не буду.
Теперь относительно остальных русских земель. Про Рязань мы уже говорили. Суздальско-Нижегородское княжество за последние десять лет накануне Куликовской битвы пережило ряд крупнейших татарских набегов. Причем враг доходил до Нижнего и жег его. В битве на Пьяне суздальцы вообще потеряли основную часть своего войска. К тому же, хотя Дмитрий Константинович Суздальский и стал тестем Дмитрия Ивановича Московского, и даже помогал ему в походе на Тверь в 1375 г., но у старого князя были молодые энергичные сыновья Василий и Семен. Которые, в отличие от отца, от борьбы за Великокняжеский Владимирский стол отказываться не собирались. И Москве ничем обязаны не были. Так же, впрочем, как и Борис Константинович Городецкий, которого Дмитрий Константинович сгонял с нижегородского стола с помощью московских войск. Союз с Москвой вообще никаких дивидендов нижегородцам не принес. А вот поражение ее в борьбе с Мамаем вполне могло вернуть перспективу борьбы за главенство на Руси. Что, если верить летописям, нижегородские княжата и продемонстрировали двумя годами позже, во время нашествия Тохтамыша.
Про Тверь мы и говорить не будем. Хотя Михаил Тверской и вынужден был после поражения в 1375 г. признать себя «младшим братом», любви к Москве он не питал, это точно. И потом, при Тохтамыше, как только представилась возможность, опять пытался получить великий стол. Так что ожидать тверских войск на Куликовом поле не приходится.
Единственный из тверского удела, кто способен был выставить свои дружины на Куликово поле, — Василий Михайлович Кашинский. Он ходил вместе с москвичами на Тверь в 1375 г. и добился того, что в договоре тверской князь отказывается от сбора ордынской дани в Кашине. Фактически Кашин становится независимым княжеством. Но… никаких сведений об участии кашинцев в битве в летописях (за исключением очень поздних версий Сказания) нет. То ли за пять лет с момента Тверской войны Михаил Тверской сумел вернуть родича под свою руку, толи сам Василий уже воевать не хотел. А сына у него не было. Участие тверичей в Куликовской битве нужно отнести к области ненаучной фантастики.
Так же как, впрочем, и новгородцев и псковичей. Последние хотя бы могли быть там в составе дружины Андрея Полоцкого, временно посидевшего в Пскове. Первых, безусловно, не было вообще. И это убедительно доказывает Новгородская первая летопись, почти ничего не знавшая о битве.
Таким образом, как мы видим, на Куликово поле могли выйти полки Московского и Великого Владимирского княжеств, а также Белозерского, Ярославского, Ростовского (да и то не понятно, были ли у трех последних городовые полки, или только княжьи дружины). Практически, и все.
Относительно же Мамая мы выяснили, что он к этому времени вряд ли владел чем-нибудь, кроме степей от Днепра до Волги, и Крыма. При этом в Крыму татары располагались только в степных районах. Горная часть и южное побережье полуострова находились на особом положении. Во второй половине XIV в. южный берег Крыма на всем его протяжении был занят генуэзскими городами-колониями, административным центром которых служила Кафа (Феодосия). Большинство населенных пунктов южного побережья представляли собой небольшие замки с располагавшимися неподалеку деревнями. Естественной границей, отделявшей политически автономные владения генуэзцев от золотоордынских степей, был горный хребет. На западе полуострова на протяжении всего XIV в. существовала еще одна автономная в политическом отношении единица — княжество Феодоро, одноименная столица которого находилась на горе Мангуп. В первой половине века оно занимало юго-западную часть Крымского полуострова. На севере граница его владений проходила в районе р. Качи, за которой находились золотоордынские кочевья. На западном побережье княжеству принадлежал порт Каламита (Инкерман) и Гераклейский полуостров, где находился потерявший свое былое значение Херсон. На южном побережье важным портом феодоритов был Чембало (Балаклава). К востоку территория княжества включала ряд небольших крепостей и деревень, тянувшихся до Алустона (Алушты). Во второй половине века значительную часть территории княжества Феодоро захватили генуэзцы. В 1357 г. они взяли Чембало, а затем подчинили своей власти и все более мелкие населенные пункты, располагавшиеся вдоль берега к востоку вплоть до Кафы. Но, повторю: это сделали генуэзцы, а не татары. Относительно возможности участия генуэзцев в войске Мамая мы уже говорили выше: оно нулевое.