Страница 29 из 78
Наконец, в 1408 г. портятся московско-тверские отношения. Еще год назад тверской великий князь Иван Михайлович ходил вместе с Василием Дмитриевичем Московским против Витовта. Но… Василий повел себя «не по чину». Он заключил мир с Литвой, не посоветовавшись с союзником. Больше того, в списке заключивших мир московский князь поставил тверского после своего брата Владимира. Но «по табелю о рангах» великий князь должен был стоять выше обыкновенного. Фактически Василий нанес тверичам оскорбление, повернув дело так, как будто они были не равноправные союзники, а подчиненные. Реакция последовала незамедлительная. Иван оповестил москвича: больше в литовских делах он ему помощь не окажет. И занялся изгнанием из Кашина своих родичей, поддерживавших дружбу с московским соседом (об этом я уже писал).
Ничего не напоминает? Ситуация практически идентична той, что была между 1375 и 1385 гг. Москва оказывается в чисто враждебном окружении Литвы, Орды, Твери и Рязани.
Вот в этих условиях и пишется, похоже, в Троицкой обители новая летопись, которая получила потом название Троицкая. А также Житие Сергия Радонежского. Рост интереса ко времени победы над татарами на волне Едигеева нашествия совершенно естественен.
Именно в это время отдельные произведения Куликовского цикла, возможно, редактируются и вносят в летопись. Появляется известная нам ныне Краткая летописная повесть. В отличие от старых сведений, дошедших, возможно, в составе Новгородской первой летописи, здесь убрана информация о трусости «московских небывальцев», указано побольше имен погибших (московских воевод), есть упоминание о Пересвете (чего не было в Синодике) и сказано, что союзниками Мамая были литовцы и рязанцы.
Ничего невозможного в тексте нет. Про литовцев, вон, и немцы упоминали. Наши, правда, ничего не написали о том, что литовцы их на обратном пути побили. Но вполне возможно, что какие-то отряды русские и попались под горячую руку не успевшим к бою литовцам. А русский летописец не захотел «отчетность портить».
Что касается Олега Рязанского, Краткая повесть ничего такого особенно плохого про него не говорит. Ну, предпринял он некие действия, не вызвавшие у москвичей восторга. Вероятно, речь идет о том, что Олег воспрепятствовал проходу московских войск к Дону кратчайшим привычным путем, через Переяслав-Рязанский. Причем не силой воспрепятствовал, если судить по летописи, а просто дорогу испортил («на рекахъ мосты переметалъ»). Может быть, этим и объясняется странный марш москвичей от Коломны на устье Лопасни? А не тем, что, как объясняют современные историки, Дмитрий хотел путь Ягайло преградить. Глупо это: двигаться навстречу более слабому противнику, рискуя оставить более сильного в тылу. Литовцы — ребята не трусливые, недавно трижды на Москву ходили и учинили хороший разгром. С чего же это Дмитрий должен был рассчитывать одним движением навстречу Ягайло испугать? А кабы не испугались, драться начали? А татары бы за это время традиционным путем, через Рязань, в московские земли прошли?
Другое дело, если Дмитрий уклонился, чтобы обойти основные рязанские земли. Да, честно говоря, так и не понятно, входил ли он вообще в рязанские пределы. Ведь нужно помнить: в это время существовало Елецкое княжество. И если верить целому ряду карт и работам исследователей, граница между Рязанским и Елецким княжествами как раз и проходила по Дону. Правда, до какого места, не очень понятно. Считается, что как раз до Красивой Мечи. Все, что севернее ее, было уже Рязанским. Но основывается этот вывод на договорной грамоте московского князя Ивана III с рязанским князем Иваном Васильевичем от 1483 г. В документе говорится: «…а тебе не вступатися в нашу отчину в Елеч и во вся Елецская места, а Меча нам ведати вопче». Но это обозначает только, что в конце XV в., через сто лет после интересующих нас событий, ослабевшая Рязань, отдавая Москве свои земли севернее Мечи, оставляла за собой южные, называя их елецкими.
Но где проходила граница Елецкого княжества до того, как в 1415 г. его разгромили татары («В лето 6923, Сентября. Прiидоша Татарове мнози и воеваша по Задонью реки влати Рязаньскiа, и много зла сътвориша, и градъ Елецъ взяша, и Елецкаго князя убиша, а инiи в Резань убежаша; и много воевавше, Татарове возвратишася со многимъ полономъ и богатствомъ во свояси»{89}? К примеру, в Повести о хождении Пимена в Царьград сообщается, что рязанцы провожали митрополита в 1389 г. только до Чур Михайлова («И въ вторый день прiидохомъ до Чюръ Михайловыхъ; сице бо тамо тако нарицаемо есть место, некогда бо тамо и градъ былъ бяше;…и поплыхом рекою Дономъ на низъ»{90}). А в устье Воронежа он встретился с елецким князем и его боярами («в шестой же день приспехом до усть Вороноже реки… прииде к нам князь Юрьи Елетцкий з бояры своими и со многими людми»). Что такое Чур-Михайлов, историки до сих пор не знают, но в любом случае располагают его значительно севернее Красивой Мечи. Либо это нынешнее село Архангельское на реке Кочуре, левом притоке Дона{91}, либо другое название нынешнего Данкова на реке Вязовне, правом притоке Дона, расположенном между Мечей и Непрядвой. В любом случае, Куликово поле могло быть уже в елецкой земле. А москвичи, при прохождении до него, могли рязанские земли либо вообще не затронуть, либо задеть лишь краем. Для того и ушли на запад.
Кстати, была еще Тула. В договоре Дмитрия Московского и Олега Рязанского, заключенном в 1381 году, про нее говорится: «Тула как было при царице при Тайдуле, и коли ее баскаци ведали…»{92}. То есть вокруг этого города была некая территория, не принадлежавшая никому. По крайней мере, после 1381 г. А до него? В. Л. Егоров пишет: «С юга к коломенскому баскачеству примыкало тульское, занимавшее район, ограниченный с запада и севера верхним и средним течением Оки, а с востока — рязанскими пределами. Выделение его в особую территориальную единицу, имевшую собственную администрацию, подтверждается документальным сообщением о тульских баскаках. Юридически этот район на протяжении всего XIV в. считался подвластным Золотой Орде»{93}. И через Тулу же вел из Москвы знаменитый Муравский шлях, дорога на юг. Так что Дмитрий вполне мог дойти до места битвы, ни разу не вступив в Рязанскую землю.
Краткая повесть была первой московской версией событий 1380 г. Во второй половине XV в. она попадает в тверское летописание. Похоже, что автор летописи, вошедшей в Рогожский летописец, переписал Троицкую, вставляя в нее сведения из какой-то не дошедшей до нас тверской. Но по периоду 1380–1382 гг. у него ничего дополнительного не было, потому он и принял московскую версию, не проверяя. Отсюда и несовпадение дат.
Примерно в то же время, когда в Твери (или Кашине) составлялся Рогожский летописец, появляется первый вариант «Задонщины». Тот самый, который Кирилло-Белозерский список. От летописи он отличается пока еще немного. Просто написан литературно, более хвалебно в отношении к Дмитрию Ивановичу и Владимиру Андреевичу. Плюс, Ольгердовичи в качестве союзников неожиданно всплывают. Но это-то как раз нормально. Андрей Полоцкий на Русь сбежал еще года за два до этого. Возможно, что и за год. Псковская первая летопись говорит о том, что «прибеже князь Андреи Олгердович во Псковъ; и посадиша его на княжении»{94} под 6885 годом. Потому и считается, что он пришел в 1377-м. Однако известие о Куликовской битве в этой летописи расположено под 6886, следующим годом. Впрочем, Псковская третья летопись известие о приходе Андрея оставляет под 6885 г. же, а Куликовскую битву переносит под 6888-й. А вообще псковские летописцы с датами не в ладах были, это по их произведениям видно.