Страница 11 из 304
Вместе с тем XVII век — время формирования и утверждения так называемого «светского общества». Его специфические нравы и представления определяли, в свою очередь, содержание той разновидности литературы, за которой закрепилось наименование прециозной и галантно-героической.
Замечательные ренессансные писатели Боккаччо и Ариосто, Рабле и Ронсар, Спенсер и Шекспир (в начале творческого пути) с большой художественной силой раскрывали в своих произведениях безграничные возможности, заложенные в человеческой натуре. Но мечтам и идеалам этих писателей был присущ утопический оттенок. В огне таких мощных катаклизмов, как религиозная война во Франции 60—90-х годов XVI в., как революции в Нидерландах и Англии или Тридцатилетняя война, в соприкосновении с такими общественными явлениями, как Контрреформация и процесс первоначального накопления, со всей очевидностью выявлялись призрачные, иллюзорные стороны их устремлений. Осознание жестокого разлада между возвышенными ренессансными идеалами и окружающей действительностью, в которой верх брали враждебные этим идеалам антигуманные общественные силы, нашло свое воплощение в творчестве выдающихся представителей Позднего Возрождения (например, у Дю Белле, автора «Сожалений», и в целом ряде стихотворений, созданных Ронсаром в 70—80-е годы, в «Опытах» Монтеня, в творчестве Шекспира после 1600 г., в произведениях Сервантеса). Несомненна тесная органическая связь между преисполненным внутреннего трагизма периодом Позднего Возрождения и процессами, характеризующими западноевропейскую литературу XVII в. Последняя утрачивает многие важные качества, отличавшие мироощущение людей эпохи Возрождения, когда самоутверждение свободной, автономной человеческой личности было первоочередной исторической, а тем самым и общественной задачей. Одновременно литература XVII в. подхватывает некоторые из тенденций, обозначившихся в творчестве ее великих предшественников, и развивает их по-своему в новых условиях.
Для личности эпохи Ренессанса характерны духовная гармония, единство, слияние начал личного и общественного, обусловленное вместе с тем их нерасчлененностью. Для внутреннего мира человека, изображаемого литературой XVII столетия, показательна, наоборот, борьба, зачастую прямой антагонизм этих начал. Отсветы такого конфликта можно обнаружить и в произведениях французских классицистов (столкновение прав личности и требований государственного долга, принимающее временами объективно неразрешимый характер), и в «Симплициссимусе» Гриммельсгаузена (изображение страданий народа и его чаяний), и в «Потерянном рае» Мильтона (стихийный, чреватый внутренним трагизмом и преисполненный скрытой диалектики бунт героев против слепого подчинения авторитету как идейное зерно поэмы). Осознание непреодолимой противоречивости, антиномичности бытия — один из показательных аспектов литературы барокко.
Возросшая сложность тех условий, в которых в XVII столетии развертывается общественная и идеологическая борьба, наглядно отражается в художественной литературе эпохи. Консервативные и реакционные тенденции не играют в эпоху Возрождения такой значительной роли в общем процессе развития культуры, как в XVII в. Это результат заметной активизации консервативных кругов в области идеологии и вместе с тем радикального обновления методов их борьбы. Последний момент наглядно проявляется, как уже отмечалось, в движении Контрреформации. На рубеже XVI и XVII столетий наступает новый и очень знаменательный этап в эволюции этого движения. Католическая церковь вынуждена теперь в своих организационных начинаниях (развитие миссионерства, поощрение филантропии, создание тайных обществ и конгрегаций) и в своей агитационной деятельности, в том числе и в сфере эстетических вкусов, учитывать настроения и запросы народных масс, с тем чтобы более успешно подчинять их своему влиянию.
Углублению противоречий общественной жизни сопутствовала в XVII в. и бо́льшая разветвленность литературного процесса по сравнению с предшествующей эпохой. По сути дела, лишь с XVII в. можно говорить не просто о противостоянии в западноевропейской литературе явлений двоякого свойства — прогрессивных и реакционных, но и о зачатках сосуществования и борьбы самостоятельных, обособленных, иногда противоречиво сочетающих в себе разнородные идейно-художественные тенденции литературных направлений в настоящем смысле этого слова. XVI век не знает, например, такого четкого выделения литературных течений, какое обозначается во французской литературе первой половины XVII в., где параллельно развиваются классицизм и различные, нередко по идейной ориентации весьма далекие друг от друга разновидности барочной литературы: с одной стороны, та, которая получила наименование прециозной, а с другой — так называемая «литература вольномыслия», в которой временами находят выражение еще весьма незрелые, пародийно и натуралистически ограниченные, но все же самобытные реалистические по своей природе тенденции. При этом каждое из этих складывающихся литературных течений обладает своей эстетической программой, своей литературной критикой (пусть эта критика и не сформировалась еще окончательно как самостоятельная отрасль словесности) и своими организационными центрами (Французская Академия, салон де Рамбуйе или различные вольнодумные кружки).
Наконец, усложнение общественной борьбы в XVII столетии обусловливает косвенно и обострение противоречий во внутреннем облике отдельных авторов. Писателей эпохи Возрождения, как правило, отличала бо́льшая цельность творческой натуры, чем их собратьев по профессии в XVII в. В эпоху, когда писали Петрарка и Боккаччо, Гуттен и Ганс Сакс, Рабле и Ронсар, Спенсер и Марло, прогрессивный и реакционный лагери были более резко и четко разграничены, чем в идеологической жизни XVII столетия. В XVII в. (особенно в сфере литературы барокко) мы имеем нередко дело с такими сложными в смысле их идейной направленности и общественного звучания явлениями, как, скажем, поэзия Донна, лирика и трагедии Грифиуса, драматургия Кальдерона и произведения, выходящие из-под пера Корнеля в 60—70-е годы.
Идеологические противоречия здесь неразрывно переплетаются с эстетическими. Так, например, у Кальдерона мы находим не только попытки сочетать и примирить такие глубоко разнородные в своей сущности тенденции, как религиозная экзальтация и гуманистические принципы, связанные с ренессансной традицией, но зачастую и весьма значительные расхождения между идейным смыслом произведения и объективными выводами, вытекающими из его содержания (между представлениями, скажем, о возвышенной общественной и нравственной миссии дворянства и жизненной правдой, свидетельствующей, что героические доблести, рыцарские подвиги аристократов крови — это уже удел одиночек, обреченных на трагическую гибель, не столько правило, сколько исключение, скорее благородная мечта, чем осязаемая реальность). Характерно и другое. В драматургии Кальдерона сосуществуют диаметрально противоположные художественные устремления: страстный пафос прямого, непосредственного поэтического утверждения жизненных идеалов писателя (например, в «Стойком принце») и более гибкие иногда по сравнению с предшественниками (с Лопе де Вега), в том числе более «шекспировские» с точки зрения своей реалистической всесторонности и полнокровности, приемы воспроизведения социальной среды («Саламейский алькальд»).
Причины этой возрастающей противоречивости многообразны. Здесь необходимо вспомнить об активизации реакционного лагеря в XVII в., приводящей зачастую к жестоким поражениям передовых кругов. На духовную жизнь эпохи не могло не повлиять и то обстоятельство, что буржуазия в XVII в. в большинстве западноевропейских стран занимала значительно более двойственное и неопределенное положение, нежели в XVI в., с одной стороны, и в XVIII — с другой. За исключением Англии и Голландии, западноевропейская буржуазия еще не была способна возглавить антифеодальный лагерь и выступить от имени всего третьего сословия. Она должна была чаще всего ограничиваться защитой своих специфических интересов. Поэтому в XVII в. на Западе мы по преимуществу имеем дело не столько с двумя резко обозначившимися враждебными лагерями, сколько с взаимодействием и единоборством трех общественных сил (дворянство, буржуазия, народные массы).