Страница 56 из 61
Итак, начинаем повествование об очередном таинственном кладе. В архивах Министерства иностранных дел России сохранилось частное письмо некоей высокопоставленной особы, имевшей косвенное отношение к событиям 1812 года. Этой дамой была супруга генерал-адъютанта П.Д. Киселева. Зимой 1838 года, будучи на отдыхе в Венеции, она обратилась к находившемуся там по делам службы русскому послу в Австрии Татищеву. По ее словам, ей, в силу стечения обстоятельств, стало известно о том, что где-то в Минской губернии зарыт многомиллионный клад. Киселева рассказала Татищеву, что муж не придает значения ее словам, но она уверена в достоверности этих сведений и берется отыскать бочки с золотом. По распоряжению вице-канцлера Нессельроде виленскому генерал-губернатору князю Долгорукому было направлено указание: "Чтобы со стороны местного начальства оказано было генеральше Киселевой всякое содействие к отысканию упомянутого клада".
Нам могут возразить, что таких легенд хоть пруд пруди. А каковы ориентиры? "Где-то в Минской губернии"! Этак, можно написать, что где-то на Колыме есть золото! Кто же не знает, что оно там есть? По таким скудным приметам, малодостоверным сведениям, к тому же исходящим от какой-то сумасбродной генеральши, начинать что-либо искать может только очень наивный человек.
Что ж, в этом есть много нелицеприятной правды. Может быть, ее здесь даже целых 95 %. Но давайте все же попробуем "размотать" оставшиеся 5 %, и хотя бы примерно выяснить, какие именно события имела в виду г-жа Киселева. Почему бы не попытаться отыскать все еще не найденный клад.
Рассмотрим некоторые моменты из официальной переписки, мемуаров и сохранившихся писем самой генеральши. И прежде всего вспомним один неоспоримый факт. Известно, что кроме московских и иных трофеев в первом императорском обозе находились и фургоны с казной всей французской армии. Фактически в составе экспедиционных войск двигался госбанк на колесах. Основное содержимое этого банка составляли золотые монеты наполеондоры достоинством в 20 франков и серебряные монеты достоинством в 5 франков. Вес одной золотой монеты был равен 9,451 грамму, а серебряной несколько более — 25 граммов. Это были, во-первых, жалованье солдат, офицеров и генералов громадной армии Наполеона, во-вторых, наградные деньги, и, в-третьих, монетарная часть захваченных в процессе войны трофеев.
Рассчитано это жалованье было примерно на полмиллиона человек. Кроме того, платежные средства в монетарном виде предназначались для обеспечения прочих войсковых потребностей, как то: наем жилья, ремонт подвижного состава, покупку фуража для бесчисленных лошадиных табунов, организацию лечения раненых и т. д. Вся эта многомиллионная масса денег двигалась на 48 пронумерованных капитальных фургонах, причем порядок их движения был определен специальным приказом императора. Каждая повозка, имеющая больший номер, была обязана двигаться вслед за повозкой с меньшим номером. Только так следовало поступать возницам и никак иначе. Все же деньги, сами понимаете. Требуется глаз да глаз за их сохранностью! В финансовых вопросах, как нигде, должен был поддерживаться образцовый порядок. И так все и было. До определенного момента…
В силу стечения всем известных трагических обстоятельств и значительных людских потерь основная, мы бы даже сказали, подавляющая масса этих денег в Москве роздана по назначению не была. И при отступлении из дымящейся Москвы все 48 банковских фургонов единой колонной, не допуская в свои ряды прочие экипажи, потянулись на запад. До поры до времени все было нормально, однако так долго продолжаться не могло.
Мы уже упоминали в предыдущих главах, что от стен Смоленска до реки Березины императорскую казну охраняли Баденские гренадеры, не столь пострадавшие в предыдущих сражениях. Но так случилось, что именно с того момента, как гренадеры приняли на себя заботу об армейских ценностях, и начались самые значительные их утраты. О судьбе казны армии императора можно судить по воспоминаниям корпусного казначея Дювержье из 1-го корпуса маршала Даву. Вот что он пишет в своих воспоминаниях.
"Мой фургон, запряженный семью лошадьми, продвигался довольно хорошо. 9 декабря в полночь я был в двух лье (8 верст) от города Вильно. Другой фургон под № 48, перевозивший два миллиона франков золотом, застрял на дороге в снегу по самые ступицы. За ночь из тринадцати наших лошадей (моих и № 48) умерло (замерзло) семь. Утром были присланы лошади из Вильно, и фургон № 48 был вытащен из снега и поставлен на дорогу. Этот фургон, последний по счету, оказался единственным дошедшим до места назначения. Мой же фургон остался на месте. Он был ограблен по очереди французами и казаками. Я прибыл в Вильно 10 декабря".
Очень характерная запись для тех дней и очень показательная. Можно сделать обоснованный вывод о том, что почти вся казна иноземного воинства была оставлена на территории России. Другой вопрос, что же сталось со всеми этими ценностями? Теперь-то мы точно знаем, что с ними случилось. Часть из этих денег была расхищена солдатами самих коалиционных войск. Часть попала к лихим казакам Платова, Сергея Ланского и Дениса Давыдова и исчезла в их карманах, постепенно перекочевав в кошельки попутных трактирщиков. Еще одна часть была все же спрятана тем или иным способом. Судьба основной части этих денег тоже более или менее известна. Во многом ее отыскали впоследствии, причем главная роль в этом принадлежит тем, кто хоронил эти деньги, то есть самим же французам. Но какая-то часть их была найдена много позже, уже современными кладоискателями. Только совсем небольшая часть золотых и серебряных монет все еще ждет своих "освободителей" из земного плена.
Так что генеральша Киселева была почти права, клятвенно утверждая, что знает, где зарыт один из таких фургонов. Вспомним кое-какие подробности, связанные с ее столь уверенным заявлением. Почему она узнала об этом именно в Венеции? Дело в том, что с Березинской переправы и далее до современного Вильнюса вся казна охранялась и конвоировалась итальянской королевской гвардией под командованием принца Евгения Богарне.
Вполне могло так случиться, что один из бывших офицеров королевской гвардии и поведал генеральше о собственноручно закопанных сокровищах. Да, возможно, он совершенно ничего не рассказывал госпоже Киселевой лично, а, например, делился с кем-нибудь воспоминаниями о боевой юности, сидя за столиком в одном из открытых венецианских ресторанчиков. А госпожа генеральша в это время просто сидела за соседним столиком. К тому же она прекрасно знала итальянский язык.
Так или иначе, суммировав все данные, мы с большой долей уверенности можем определить, что описанный генеральшей эпизод мог случиться только на одном достаточно небольшом по протяженности отрезке пути, запруженном толпами отступающей армии Наполеона. И отрезок этот, хотя и относительно невелик, но довольно четко определен географически. Он простирается от западных окрестностей города Молодечно до современной границы с Литвой.
Почему именно там? Все дело в том, что полный развал армии начался после того, как французский император бросил остатки своих войск на произвол судьбы. А случилось это роковое событие именно тогда, когда он достиг Сморгони. Если взглянем на современную карту, то увидим, что местечко Сморгонь находится примерно в 30 км от города Молодечно. На всем этом промежутке были растянуты совершенно деморализованные войска "Великой армии", или то, что от них оставалось.
Исходя из исследований всех доступных на данный момент материалов, мы можем утверждать, что на всем длинном пути от города Красного, что на Смоленщине, до Вильно французы и преследующие их казаки в разных местах, особенно вблизи основных транспортных путей, закопали, утопили и разграбили 47 фургонов золотых и серебряных монет из так называемого "1-го золотого обоза". Некоторые исследователи считают, что каждый из них перевозил порядка 350–400 кг драгоценного груза. Отсюда делают несколько скоропалительный вывод о том, что по всей длине этого пути закопано примерно 16 тонн монет из драгоценных металлов. Но у нас на сей счет не столь оптимистичные прогнозы.