В смертельном круге

— Дерьмо!

Я видел, как Скотто ослабил главный парус, а Чарли облизал пересохшие губы. Он считал вслух:

— Пятнадцать, четырнадцать, тринадцать...

Он выглядел очень встревоженным. Мы шли вперед в невероятном темпе.

А потом случилось то, чего я и ожидал. То, что мы ослабили парус, задержало нас, и нос яхты Поула вырвался на несколько дюймов вперед. Мы тут же попали в завихрение ветра от его парусов. Казалось, он прямо-таки рванулся вперед, мы же застряли на месте. А до буя оставалось еще десять ярдов.

— Девять, восемь, семь... — продолжал считать Чарли. — Эта сволочь выскочила раньше времени!

Нос яхты Поула пересек линию старта на целых шесть секунд до выстрела пушки. Я слышал, как он кричал на своего матроса, который стоял на главном парусе.

— Протест! — закричали мы.

Он был так близко, что я слышал, как работала его УКВ-радиостанция и судьи приказывали ему сделать штрафной разворот. А мы пересекли стартовую линию точно по выстрелу пушки. Когда я снова взглянул на Поула, он делал правый разворот. И оказался далеко позади нас. Мы так и шли впереди всю дистанцию до поворотного наветренного буя. Никто в мире, кроме Чарли, не знал, как выжать максимальную скорость из яхты типа «Бейлис-345». Повернув, мы поставили спинакер и пошли к подветренному бую с чисто попутным ветром. Поул сделал поворот в двух сотнях ярдов позади нас. Нодди и Слайсер, сидящие на корме, чтобы уравновесить яхту, отпускали язвительные замечания в адрес Поула, особенно когда он пытался подставить нас под свою ветровую тень. Но для этого он был слишком далеко позади. Мы пришли за полторы минуты до выстрела пушки.

Опустив паруса, мы сидели в ожидании следующей гонки и пили апельсиновый сок. Другие полуфиналы уже прошли. Мне бы надо было понаблюдать за ними, но я обливался потом и сидел в кокпите, ибо не был уверен, что ноги выдержат меня, если я встану.

— Ты ужасно выглядишь, — сказал Скотто.

— Ты видишь совсем другого человека, — ответил я.

Он кивнул и улыбнулся, а потом, шаркая ногами, побежал на фордек проверить спинакер. Чарли сказал:

— Пара минут до пушки.

Всего две минуты! Возбуждение от первого старта уже прошло. Предстоит еще одна гонка.

Мы подняли паруса. Бриз тут же наполнил их, превратив в туго натянутые сверкающие крылья. Я направил яхту в левый угол стартовой зоны. Справа по борту за судейской лодкой я видел треугольник паруса Поула и сказал:

— Ну, сейчас мы потанцуем!

Мои люди согласно кивнули, прекрасно все понимая. После наших долгих тренировок слова не были нужны.

Мы находились за линией буя, с левой стороны от него.

— Минута до пушки, — напомнил Чарли.

— Ослабьте паруса.

Паруса захлопали на ветру, как флаги. Впереди на волнах прыгали два стартовых буя — плавучие бутылки шампанского. На дальнем конце стартовой линии была видна яхта Поула. Она медленно продвигалась вперед, судя по белым бурунчикам в чернильно-синей воде у ее носа.

— Тридцать секунд!

— Вперед! — приказал я.

Загремели лебедки. Паруса снова превратились в тугие крылья, ветер зашипел, как змея, и руль начал разрезать воду. Буй был слева.

Поул шел правым галсом прямо на нас. По правилам у него в таком положении было преимущество. Его люди на фордеке что-то кричали мне. Я, не обращая внимания на них, переложил румпель влево. Наш нос пошел вправо. Волна от его форштевня прошла совсем близко от нас, и его борт проскочил всего в одном футе, когда я уступил ему дорогу.

— Готовься! — закричал я.

Обычное действие в таком положении состояло в том, что я должен был бы постараться выйти ему за корму. И Поул хотел, чтобы я зашел ему в хвост. Его мысли было так легко прочитать, хотя он сидел, насупившись, и крутил головой, чтобы все видеть. Его лебедки уже затарахтели. Он готовился принять обычные меры против нашего маневра.

— Пошел! — скомандовал я.

И вместо того чтобы повернуть к ветру, как он ожидал, я резко взял румпель на себя и направил лодку по длинной дуге, ускоряя ее ход. Лодка под рокот воды летела по волнам, вместо того чтобы зарываться в них. В конце этой дуги мы переставили парус, не теряя скорости, которая в конце этого лихого маневра достигла двадцати узлов.

— Ну-ка, покричите ему!

— Эй, право на борт! — заорали Нодди и Слайсер. Острый как бритва нос яхты Поула отвернул в сторону, и он дал нам пройти. Я слышал, как он ругался, когда я взял круто в бейдевинд. Руль поднял массу пены при резком повороте. Теперь уже мы были между ним и линией старта, контролируя его поведение. Я посмотрел на него. Его лицо было ужасным. Он отвернулся и сплюнул за борт.

— Успокойся, ты! — сказал Скотто достаточно громко, чтобы он слышал.

Мы стартовали, опережая их на три четверти корпуса лодки, идя правым галсом. Три четверти корпуса было не так много, но и не так уж мало, потому что, идя на первой части дистанции против ветра, мы не только были все время между Поулом и буем, но и портили своими парусами ветер для него.

Завихренный ветер стал причиной того, что его скорость упала, и он начал отставать. Я видел, как на его парусах заиграли солнечные зайчики, отраженные от воды. Потом я уже не смотрел ни на что, но прекрасно знал, что сейчас произойдет.

Обернувшись, я увидел, что Поул привстал и, чтобы не дать мне возможности рассмотреть положение его румпеля, прикрыл его своим телом. Его левое плечо двинулось. Я улыбнулся, увидев растерянность на его лице. Но он опоздал с этим.

— Он пошел, — сказал Чарли, не разжимая губ.

Я слышал, как на его яхте подняли дополнительный парус, и они сменили галс. Но я тут же переложил руль и сделал то же самое.

Он этим ничего не добился, и его главный парус был по-прежнему в вихревой струе от наших парусов.

— Следи за ним, — снова пробормотал Чарли сквозь зубы.

Я и не спускал с него глаз. Когда вы идете в парной гонке позади и против ветра, ваше верное спасение может быть в том, чтобы уйти из-под прикрытия лидера и пойти самостоятельно. Единственный способ проиграть для лидера — это выпустить соперника из своего прикрытия.

Мы не выпустили его.

Пот выступил у меня на лице, когда наветренный буй, эта огромная пластиковая бутылка, стал прорисовываться все яснее. Мускулы наших рук были словно завязаны узлами, а голова распухла от мелькания солнечных бликов на воде.

— Он догоняет, — сказал Чарли.

И это было так. Расстояние между нами сократилось до полутора корпусов. Если у него такая же скорость, как у нас, может случиться всякое. Уверенность, которая была у меня на старте, улетучилась:

Я снова ощутил головную боль и ломоту в руках.

Эта гротескная плавучая бутылка-буй росла на глазах. Уже можно было слышать плеск волн о ее бока и отраженные звуки от нашего приближения и шума моторов судейского катера.

— Быстро обойдем эту колбасу!

Мои люди — Нодди, палубный матрос, и Слайсер, мачтовый матрос, — понимающе кивнули. Им не надо было что-то объяснять. Они были готовы поставить спинакер, когда это потребуется, применив все свое умение. Осторожно я новел длинную пологую дугу с ускорением. Передо мной на воде возникло темное пятно от сильного порыва ветра. Солнце и море поплыли у меня перед глазами. Нос яхты пошел в сторону, и мы вплотную приблизились к надувному бую. Нодди отталкивался от него, работая руками, так же, как боксер бьет по тренировочной груше. Но я вел яхту слишком быстро. Мы навалились на буй, уже почти пройдя его, и оттолкнули его в сторону фута на три, когда мы отошли, буй, этот громадный желтый нейлоновый пузырь, резко закачался.

— О Боже! — воскликнул Скотто.

Мы затаили дыхание. Это был серьезный момент.

— Протест! — раздались голоса сзади.

Я не стал ждать, пока заработает УКВ-радио и мне скажут, что я должен еще раз обогнуть буй Я повернул румпель. Мы обошли буи за двадцать секунд. Но яхта идущая со скоростью восемь узлов, может далеко уйти за эти двадцать секунд. Когда мы заканчивали обход буя и ставили спинакер, яхта Поула была уже почти в восьмидесяти ярдах от нас.