Страница 16 из 24
Примером пародийных клоунад может служить «Лошадь и дрессировщик», когда сначала Белый клоун подстегивает длинным бичом – шамбарьером усталую, измученную клячу, изображаемую Рыжим. Бесчеловечное обращение рождает у клячи протест. Взбунтовавшийся Рыжий отнимает у Белого кнут и начинает гонять его по кругу. Как видите, реприза имеет четкую социальную направленность…»
В сентябре 1937 года Вяткин был официально зачислен штатным артистом Главного управления цирками. Он в ту пору гастролировал с цирком во Владивостоке. Именно там произошла трагедия, которая по сути похоронила старый Новосибирский цирк. А случилось следующее. В одну из ночей деревянный цирк загорелся и, пока ехали пожарные, сгорел дотла. Вместе с ним сгорели все животные Новосибирского цирка, а также и реквизит. После этого цирк был расформирован: часть артистов уехала в Москву, остальные остались во Владивостоке, чтобы обслуживать тамошние воинские части. Однако именно тогда Вяткин очутился в… тюрьме. Каким образом?
Однажды он с небольшой труппой артистов приехал с гастролями в пограничную часть. Причем сделали они это без предварительного разрешения – то есть это было элементарное «левачество». А у Вяткина с собой была записная книжка, где он нарисовал схему своих гастролей по воинским частям. И вот, когда после представления в погрангарнизоне он извлек эту книжку из кармана, чтобы решить, куда ехать дальше, на него обратил внимание командир-пограничник. В итоге артиста заподозрили в… шпионаже: во-первых, въезд без разрешения в погранрайон, во-вторых – с ним была подробная схема дислоцированных в нем воинских частей. Короче, в тот же день Вяткин оказался во Владивостокской тюрьме. И пробыл он там две недели в мучительном ожидании своей участи.
Напомним, что это была осень 1937 года. Того самого года, который в либеральной историографии рисуется как самый страшный год сталинских репрессий. Дескать, в ходе них органы НКВД арестовывали тысячами невиновных людей и, не разбираясь особо в деталях, отправляли кого в лагеря, а кого «ставили к стенке» (расстреливали). Однако история с Борисом Вяткиным повествует об ином: что очень часто арестованных людей тогда отпускали, разобравшись в их невиновности. Вот как об этом вспоминал герой нашего рассказа:
«Однажды меня послали на уборку в канцелярию, и я услыхал за стеной знакомые голоса. Тетя Сима (акробатка Серафима Иосифовна Сосина. – Ф. Р.), музыкальные эксцентрики Франкони, моя уссурийская невеста Галина Сирота громко требовали у дежурного свидания со мной. Надо сказать, что в те годы такая забота была равносильна подвигу. Дежурный уверял их, что Бориса Петровича Вяткина нет, что он по спискам не числится. И тут я подал голос – засвистел по-цирковому. В ответ раздались радостные возгласы. Я откликнулся, за что был немедленно препровожден в камеру.
В тот же день меня вызвал старший следователь. Он сообщил о только что полученном приказании большого начальника разобраться в моем деле, так как все товарищи артисты ручаются в том, что я невиновен. А потом добавил, что видел братьев Вяткиных (под таким псевдонимом выступали Вяткин и Казаченко. – Ф. Р.) в цирке до пожара и что ему было тогда очень смешно. Мне в эту минуту, конечно, было не до смеха. После краткого формального допроса я подписал протокол, и… тут же был освобожден! Я чуть не расцеловал следователя и побежал переодеваться.
Как на крыльях, я летел из тюрьмы домой. Этот урок запомнился на всю жизнь. Галочка и цирковые друзья встретили меня по-царски. Вечером мы торжественно отпраздновали мое освобождение, а на следующий день состоялся свадебный пир. Друзья кричали «горько!» и шутили, что на свободе я был только один день и что теперь жена отлично заменит надзирателя.
Через три дня я устроил грандиозный шефский концерт в клубе Владивостокского управления НКВД. Мои вчерашние квартирные хозяева весело смеялись и громко аплодировали, а громче всех старший следователь…»
После женитьбы Вяткин решил оставить работу коверного клоуна и стать акробатом. Во многом это было связано с тем, что он хотел пристроить на работу свою жену Галину. В итоге она обучилась акробатическому искусству и с 1939 года стала выступать вместе с мужем.
22 июня 1941 года застало Вяткина в Забайкалье, в городе Улан-Удэ. Как и миллионы советских людей, в тот солнечный воскресный день артист пребывал в прекрасном и беспечном расположении духа, предвкушая в скором будущем прекрасные времена – отпуск. Но этим мечтам не суждено было осуществиться: в 12.00 по московскому времени по радио было объявлено о начале войны с фашистской Германией. Причем сам Вяткин это радиосообщение не слышал – он в эти часы делал акробатические трюки на манеже (было дневное представление), и эту новость принесли за кулисы сатирики-куплетисты братья Говорящие.
В августе Вяткин вновь переквалифицировался в коверного клоуна. Вышло это случайно. Прежний клоун В. Хохлов выставил дирекции цирка финансовый ультиматум, и руководство сняло его из программы и обратилось с просьбой о помощи к Вяткину. И тот согласился. Причем нового придумывать практически не пришлось – все строилось на прежнем акробатическом номере супругов Вяткиных. Просто теперь Галина выходила на манеж в своем обычном костюме, а Вяткин – в клоунском. Поэтому их акробатический этюд в новом варианте приобрел эксцентрический характер. А потом в жизни артиста произошла весьма знаменательная встреча, которая повернула его карьеру в самую наилучшую сторону. Дело было так.
В начале 1942 года Вяткины работали в Нижнем Тагиле в одной программе с легендарным иллюзионистом Эмилем Кио. Заметим, что кроме того, что он был знаменитым фокусником, он также был и большой административной «шишкой» – являлся членом художественного совета циркового Главка в Москве. И вот судьбе было угодно, чтобы Вяткин с ним встретился на одном манеже. Причем поначалу эта встреча не сулила клоуну ничего сверхъестественного. Так, едва Кио услышал фамилию нашего героя, он пожал плечами: «Вяткин? Я такого клоуна не знаю». После чего добавил: «А впрочем, дело ведь не в фамилии, а в работе».
В итоге работой коверного иллюзионист остался более чем доволен. После чего решил… Впрочем, послушаем рассказ самого Б. Вяткина:
«Через несколько дней после премьеры Кио вызвал меня в свою гардеробную. Я тотчас же явился, но вместо ожидаемой беседы о моих достоинствах и недостатках услышал приказ: «Борис, сбегайте быстренько на телеграф и отправьте срочную телеграмму!»
Я возмутился до глубины души и, с трудом сдерживая раздражение, заявил с чувством оскорбленного достоинства:
– Эмиль Теодорович! Я артист, а не курьер! Для этой цели у вас достаточно своих ассистентов. Я вас очень уважаю, но не желаю быть на побегушках.
Кио усмехнулся, протянул мне листок с текстом телеграммы и сказал своим хрипловатым голосом:
– Борис, я не привык дважды повторять распоряжения. По-моему, телеграмму должны отправить вы сами. По дороге на почту рекомендую прочесть.
Я взял листок, прочел написанное на нем и… помчался на телеграф. До сих пор я храню этот потершийся на сгибах листок, как дорогую реликвию. Вот его содержание: «Срочная. Томск. Главцирк. Менджерицкому. Рекомендую Вяткина использовать больших городах коверным также установить ему ставку 900 рублей Коверный блестящий. Кио». Кио был членом художественного совета Главка, пользовался большим авторитетом, и посланная телеграмма была равно-сильна приказу, который вскоре и последовал из Томска…»
В августе 1942 года Вяткины отправились в свою первую фронтовую поездку вместе с целой бригадой цирковых артистов, сформированных в Московском государственном цирке. В их программе также участвовали следующие исполнители: Зоя и Гера Энгель – танцевально-акробатический номер, Антонина и Григорий Поповы – пластический этюд, Николай Тамарин – музыкальный эксцентрик, Ф. Хвощевский и А. Будницкий – акробаты-каскадеры, Никс и Энгель – комическое антре, Илья Символоков – фокусник-манипулятор, В. Гурский – руководитель и ведущий.