Страница 32 из 70
Знаменитая золотая посмертная маска царя ашанти, которая находится сейчас в Лондоне в собрании Уоллеса, – еще один пример высокого искусства обработки металлов, за которым, судя по смелому сочетанию реализма с символикой, стоят прочные культурные традиции и поколения искусных мастеров.
Этот список можно продолжать почти до бесконечности: маски бауле, резьба по дереву в Экваториальной Африке, деревянные и металлические изделия племени бамбара (верховья Нигера) и многое другое – все это порождение чисто африканской культуры и ее декоративного искусства, которые в совокупности создали неповторимый мир Африки.
Этот творческий синтез формировался из многих компонентов. Творцы его не только заимствовали, но и многое создавали сами. Идеи и технические навыки, корни которых мы находим в Северной Африке или нильской долине, – это мелкие ручейки полноводного потока местной изобретательности и выдумки.
Статуэтки из долины Нок, причудливая голова Джемаа, статуи предков сао и котоко уводят нас в седую старину. Самый замечательный шедевр древнего искусства Африки – изображение сидящих мужчины и женщины на скале в Сефаре, в горах Тассили. Оно было создано, когда первых фараонов Египта еще и в помине не было.
Определить южные границы сферы, охваченной процессом эволюции африканского общества, не представляется возможным. Когда, миновав пределы саванн, мы оказываемся в лесном поясе, дороги начинают ветвиться, расходятся на юг и юго-восток континента, во все стороны, и, иной раз невозможно догадаться, где начинаются эти дороги и где кончаются. Многие древние обычаи, в том числе возведение мегалитов, связывают воедино большую часть континентальной Африки. Но как, когда и какие племена шли по этим дорогам (если вообще шли), для нас остается загадкой. Если, например, сейчас сравнительно легко догадаться, каково происхождение обожествления особы царя и культа барана, то значительно труднее установить, почему племена Южной Эфиопии считают рог на лбу (причем у них такой poг имеет ярко выраженный фаллический характер) символом победы и благородства, точно так же как народы Ифе и Бенина. Пришли ли к этой идее совершенно не связанные друг с другом народности самостоятельно или у них были какие-то общие предки, восходящие к увенчанному рогоподобной короной царю Мероэ?
Дальше к югу очертания африканской цивилизации становятся более четкими. Объясняется это главным образом тем, что формирование общества в эпоху железного века совпало с прогрессирующим распространением негроидных племен в южной части континента и, без сомнения, стало возможным благодаря этому процессу. Таким образом, мы снова и снова встречаем здесь одинаковые моменты: обожествление особы царя, обработку земли, племенной коллективизм, выплавку металлов, каменные постройки. Такие предметы, как железные гонги, такая техника обработки земли, как террасирование, такое искусство, как резьба по дереву, связывают между собой самые отдаленные районы.
За исключением Восточной Африки, где пастушеские племена варваров с севера появились во времена средневековья и в послесредневековый период, разрушив тамошние оседлые общества железного века с их поселениями, городами, искусством и ремеслами, мы находим здесь тесно связанные культуры, оказавшие влияние на большую часть центральных и южных районов континента. Эти культуры сейчас достояние банту. Но отсюда вовсе не следует, что их нужно приписывать народам, которые ныне пользуются их благами. Вполне можно допустить, что в эпоху железного века, еще до появления банту, в Центральной и Южной Африке существовали культуры, сходные с культурой этого народа. Такие же культуры, по всей видимости, существовали и в Восточной Африке.
Последнее положение следует удержать в памяти, несмотря на то, что в африканистике оно фигурирует пока на правах гипотезы. В противном случае можно впасть в серьезную ошибку, воображая, будто последовательная смена культур в центральной и южной частях континента совпадала с последовательными волнами миграции. Мигрирующие народы шли в южном направлении, неся с собой новые идеи и новые практические знания, но эти народы встречали на своем пути других людей и смешивались с ними. В результате такого смешения культура менялась. Этот процесс чрезвычайно сложен, и его никоим образом нельзя втискивать в рамки застывшей схемы.
В формировании культуры железного века в центре и на юге Африки играл важную роль еще один фактор, благодаря которому ее горизонты значительно расширились. Речь идет о неуклонном росте морской торговли через Индийский океан. Эта торговля продолжалась на всем протяжении века металла в районах, лежащих к югу от Сахары. В развитие Африки она внесла, пожалуй, не меньший вклад, чем древний Египет и Куш, североафриканские народы ливийско-берберской группы и морские государства Южной Аравии.
Иран, Индия, Индонезия, Китай в течение столетий поддерживали связь с восточным побережьем Африки, оставив здесь заметный след. «Никогда в жизни я не видел столько разбитого фарфора, сколько мне довелось увидеть за последние две недели вдоль этого берега и на островах Килва, – сказал в 1955 году Мортимер Уилер после поездки в Танганьику. – Черепки можно было буквально грести лопатой. Имея в виду средние века, начиная с Х века и далее, я думаю, можно сказать, что история Танганьики, скрытая под землей, написана на китайском фарфоре».
Западную Африку торговля через Индийский океан не затронула. При раскопках в миссионерской часовне в Мбанца, на расстоянии 200 миль от атлантического побережья, в «герцогстве Мбата», находившемся в вассальной зависимости от древнего царства Конго, был найден небольшой обломок китайского фарфора. Однако этот черепок, попавший сюда по чистой случайности, относится к XVII или XVIII веку.
В развитии Судана и, пожалуй, всей Западной и Центральной Африки большую роль сыграла торговля через Caxapy. Для Восточной и Юго-Восточной Африки такое же значение имела торговля через Индийский океан. Она вовлекала древнее население этих отдаленных равнин и холмов в орбиту тогдашнего цивилизованного мира, содействовала развитию других обществ железного века и других цивилизаций. В истории Восточной Африки до прихода европейцев ее роль чрезвычайно велика.
К югу
Южный Зиндж
Мореходы Омана, бороздившие «слепые волны» морей Восточной Африки во времена средневековья, взяли с собой в 912 году или несколькими годами позже необычного пассажира. Впоследствии этот человек вспоминал, что «море зинджей» – наиболее опасное из всех известных ему морей, а он путешествовал немало! Огромные волны со слепой яростью бились о высокие скалы. Человек этот прошел с оманскими мореходами вдоль побережья, может быть, до самого Мадагаскара. Возможно, ему приходилось пересаживаться с одного корабля на другой, но как бы то ни было, через три года он тем же путем вернулся в Оман. После многих других путешествий, на которые ушли молодость и зрелые годы, он поселился в Фостате – старом Каире – и начал писать. В 955 году он завершил последнюю книгу и через год умер.
Этого человека звали Абу-ль-Хасан Алий ибн аль-Хусейн аль-Масуди, он был одним из наиболее осведомленных путешественников средневекового мира. По словам Ибн Халдуна, который писал о нем спустя четыре столетия, аль-Масуди «стал образцом и авторитетом для всех историков, на него ссылаются при критической оценке событий, составляющих предмет их исследований». Он родился в конце IX века в Багдаде, его семья происходила из Хиджаза. Почти 40 лет он отдал путешествиям и их описаниям. До нас дошли только две его работы, но они по своим достоинствам намного превосходят другие источники о торговле арабов, особенно с побережьем Восточной Африки. Наиболее знаменитую из своих книг Масуди назвал «Промывальни золота», ибо хотел, по его словам, заинтересовать читателя, чтобы ознакомить его с историей. Эта работа была завершена, по-видимому, в 948 году. В 1861-1877 гг. она была издана в Париже на французском языке. Английский перевод ее первой части появился в 1841 году, но полного издания нет до сих пор.