Страница 44 из 58
В Питере было неспокойно, трещал германский фронт, Россия гудела. А Ленина мучил запор. Второй день он не мог опростаться и с тоской вспоминал, как еще в 96 году, сидя в Санкт-Петербургском доме предварительного заключения писал на волю сестре, чтобы она прислала клистирную трубку в овальной коробке. Но тогда его регулярно кормили, по заказу приносили из аптеки минеральную воду. Сейчас обо всем этом можно было лишь мечтать.
"Поносы и запоры - болезни профессиональных революционеров", - подумал Ленин и огляделся: "Нужно отойти подальше, чтоб не воняло, а то финн придет, опять будет морщиться".
Уйдя метров за 20 от шалаша Владимир Ильич расстегнул штаны и присел, чувствуя сильные позывы и тяжесть в животе. Высокая трава колко и неприятно защекотала ягодицы. Ульянов приподнялся, не поднимая штанов, осмотрелся и немного передвинулся туда, где трава была покороче. Снова сел.
"Будто пробку забили. Сейчас бы слабительного, масла касторового. Возьмем власть, нужно будет вплотную заняться лечением. Но сначала, конечно, декреты... А черт!" Ощутив легкий укол, Ленин прихлопнул ладонью комара. Почесал. Вчера вечером, когда вождь тридцать минут сидел недалеко от шалаша в тщетно надежде, всю попу искусали комары, и теперь волдыри немилосердно чесались.
Раздражаясь все больше и больше Владимир Ильич лихорадочно работал ногтями, оставляя на ягодицах красные полосы. "Скорее бы революция! Хотя, там, как тут: есть субъективное желание, а есть объективные обстоятельства. Но все равно, чисто по-человечески очень хочется".
Вождь натужился, его лицо покраснело. Бесполезно. Почувствовал как затекли ноги, неаккуратно спущенные штаны сбились валиком под коленями, пережали кровопоток, и в икрах закололи тысячи маленьких иголок. Владимир Ильич привстал, растер ноги, приспустил штаны и вновь сел, перенеся вес тела на левую ногу, давая отдых правой. Потом наоборот.
Помассировал живот, как когда-то учил Троцкий - от пупка слева и справа к лобку. Позывы усилились. Владимир Ильич изо всех сил напрягся и с мучительным наслаждением почувствовал: прорвало! Словно пришло оригинальное решение долго недававшейся задачи. Теперь он уже не замечал ни зудящих комаров, ни гудящих ног. Лишь великое удовольствие сделанного трудного дела целиком заполняло его. Весь мир будто подобрел, сразу подскочило настроение и, кажется, даже ходчее пошли мысли. "И социалистическую революцию мы сделаем!" - с веселой уверенностью подумал вождь.
Кишечник, пользуясь случаем, удовлетворенно облегчался, и Ленин кряхтел от наслаждения с каждой новой порцией. Через некоторое время после Великого прорыва Владимир Ильич вдруг почувствовал как что-то теплое и мягкое коснулось его ягодиц. Он чуть привстал и посмотрел вниз, между ног. Огромная куча свежего, парного говна цветастой пирамидкой вздымалась на зеленой траве. Внизу, будто фундамент покоились большие и толстые черные катыхи, сверху на них оплывали витой башенкой мягкие, нежнейшие светло-коричневых тонов разнокалиберные какашки. Рядом с кучей покачивалась спелая ягода земляники.
Улыбнувшись про себя этому натюрморту, Ленин вдруг подумал: "Все как в политике: порыв революционных масс неизбежно возьмет свое, несмотря ни на какое сопротивление реакции. Объективная необходимость, предел терпению - и взрыв. Нужно только чуть-чуть помочь, направить нетерпение масс в нужное русло. Все-таки я был прав в апреле! А интересно, кто-нибудь из меньшевиков страдает запорами?" Владимир Ильич присел на метр левее и еще раз с любовью оглядел могучую кучку: "Нет, с таким народом мы горы свернем".
Но сотворив немыслимую работу, уставший организм иссяк, больше ни грамма не землю не упало. И тут только Ленин с досадой вспомнил, что забыл взять бумагу для подтирки. Ну хоть бы та писулька, над которой он работал! В тщетной надежде Владимир Ильич обшарил карманы. Господи, ничего!
"М-да, за удовольствие надо платить", - вождь потянулся и начал рвать пучками траву, стараясь выбирать подлиннее. Нарвав пучок, он сложил его вдвое и получившейся мочалкой осторожно провел по попе, чувствуя обдирающую жесткость. Выбросил. Нарвал еще пучок и снова начал подтираться. То ли второй пучок был пожиже, то ли какашки размазались первым пучком по попе, но Владимир Ильич испачкал пальцы. Брезгливо морщась, он начал вытирать вонючие пальцы о землю, отраву, и тут только заметил растущий слева лопоухий репейник. С опущенными штанами, стараясь не распрямляться, Ленин, согнувшись в три погибели, добрался до заветного растения и, выбрав самый большой лист, дернул за ножку. Лопух, словно чувствуя для каких целей его стараются сгубить, стоял насмерть. Любой солдат или красный комиссар, кладущий жизнь за мировую революцию во время гражданской и боготворивший Ленина, безусловно согласился бы стать для вождя подтиркой, но несознательный лопух не был революционным фанатиком и поддался не сразу. Уцепившись обеими руками за стебель, Владимир Ильич рванул - стебель глухо лопнул, Владимир Ильич качнулся, хотел сделать шаг назад, ловя равновесие, но спущенные штаны помешали, и Ленин с маху, держа обеими руками лопух, упал на грязную попу.
В этом положении его и застал финн, но как человек тактичный, сделал вид, что ничего не заметил, лишь брезгливо зажал нос.
Встречи Будяева
Бывшая жена Будяева была как две капли воды похожа на жену бывшего президента СССР. И что самое поразительное, ее даже звали также.
Несмотря на неудачно сложившуюся личную жизнь, Будяев в какой-то мере был счастливчиком, ему везло на встречи. Вот и сейчас, протиснувшись поглубже в вагон метро, он увидел свою бывшую жену. Несколько секунд Будяев колебался - подходить или нет, - и решил подойти. Все-таки расстались они мирно и интеллигентно, без скандалов, к тому же очень давно.
Протолкавшись поближе, Будяев тронул женщину за плечо:
- Ну здравствуй, Рая.
Женщина обернулась, мгновение поколебалась:
- Здравствуй...
- Ну как ты?
- Да нормально. А-а...
- Это ж сколько мы не виделись-то?
- Не знаю.
От Будяева не укрылись некоторая холодность и растерянность бывшей жены. "Зря я подошел, - подосадовал на себя Будяев. - Совсем же чужие люди". Но отступать было поздно, приходилось вымучивать из себя ненужные фразы.
- Где ты сейчас?
Рая недоуменно дернула плечами:
- Там же, культурой занимаюсь. А-а...
- Куда едешь?
- Домой, мужа кормить. Полукопченой вот купила, сыру.
Ах вон оно что! Будяев посмотрел на две огромные хозяйственные сумки с торчащей петрушкой, которые женщина держала в руках. А собственно, что он хотел? Нормальная жизнь. И было бы странно, если бы Раиса с той поры осталась свободной. Видная женщина, любой ухватится. Но почему-то стало неприятно на душе. Так муторно и противно, что неожиданно для себя самого Будяев вдруг произнес:
- А ведь я любил тебя, Райка, - и застыдился этой глупой и ненужной фразы.
- Разве? - чуть удивленно и виновато спросила Раиса, - Но ведь я давно замужем...
- Желаю счастья, - кисло сказал Будяев, представив, что все вздохи, стоны и поцелуи жаркой Раисы достаются теперь кому-то другому.
- Спасибо... А-а... а где мы с вами... с тобой... извини, ради бога, я совсем тут замоталась... но где мы встречались?
Лицо Будяева удивленно вытянулось. Какое-то время он стоял, глупо глядя на собеседницу, наконец что-то мелькнуло в его глазах:
- Простите, а как твоя... ваша фамилия по мужу?
- Горбачева.
Будяев похолодел.
- Раиса Максимовна?
- Да, - засмеялась жена экс-президента. - Обознались? Бывает. А я не пойму, думаю, может, одноклассник мой.
- Извините, ради бога, љ- стушевался Будяев и, чтобы как-то загладить, спросил:
- Как здоровье Михаила Сергеевича?
- Спасибо, ничего, - улыбнулась Раиса Максимовна.
- Вы еще раз извините, уж очень вы на мою бывшую жену похожи, - сказал Будяев. - Это... мне пора выходить. До свидания. Желаю счастья. Передайте привет Михаилу Сергеевичу!