Страница 15 из 18
Желаю сердечно, чтоб всех зол течение и бури вас оставили и допустили исполнить желанное! Дай Бог вам счастливый путь и добрый успех!
Тысячный строй ответил дружным «виват»! Музыканты, натужно надув щеки, рванули марш.
Пора бы, матушка, и в путь обратный, а то как бы тебя не хватились! — нагнулся к императрице Григорий Орлов.
И то верно, друг мой. — Екатерина обошла строй и направилась к трапу.
За ней Орлов и адмиралы. У борта императрица обернулась:
Григорий Андреевич! Я прошу вас как можно скорее поспешить на помощь графу Алексею.
Спиридов, помня мордвиновский наказ о молчании, лишь утвердительно кивнул головой.
Уже собираясь спускаться в шлюпку, Екатерина вдруг опять обратилась к нему:
Может, просьбы какие будут напоследок?
И адмирал не сдержался:
Просьба старая, ваше величество. Прошу самостоятельности полной во всех начинаниях и действиях моих!
На сей счет я уже говорила! — недовольно поджала губы императрица. — Вам для того и чин адмиральский жалован, чтоб с графом Алексеем сравняться. Моему слову могли бы и верить.
И, не попрощавшись, она сошла с корабля. Шедший следом Григорий Орлов, свидетель разговора, с ненавистью зыркнул на Спиридова, прошептал злобно:
Чтобы назавтра и духу твоей эскадры в Кронштадте не было! А разговор сей ты у меня еще попомнишь!
Шлюпка с императрицей и сопровождающими ее особами взяла курс к стоявшей отдельно придворной яхте.
В шканечном журнале бомбардирского корабля «Гром» осталась следующая запись: «В начале пятого часа с корабля “Евстафий” изволила отбыть Ея Императорское Величество на яхту “Екатерина”. С корабля “Евстафий” отдавали подобающую честь постановлением команды по вантам и штангам, игранием музыки и кричали “Виват” И раз, а со шлюпки Ея Императорского Величества ответствовали 3 раза».
Проводив царицу, Спиридов вновь собрал офицеров и команду флагманского корабля на шканцах. Сглотнув горечь обиды, он обратился к строю с краткой речью:
Я хочу не токмо поздравить вас с выходом в первое столь дальнее путеплавание флота нашего, но также изъяснить те обстоятельства особые, в коих нам находиться предстоит. Я говорю не о вашем рвении службе, которое мне несомненно, а о том, чтобы каждый из нас, кроме сего рвения, нес в сердце своем любовь к Отечеству нашему. Мы плывем в далекие моря, нас ждут баталии и смерти. Будем же достойны величия России, наказов Великого Петра и славы флота нашего! Не посрамим чести моряков российских! Ура!
Затем адмирал Мордвинов, согласно повелению Екатерины, пожаловал капитанов Самуила Грейга и Ивана Барша бригадирскими чинами. Тоже авансом!
Сразу по роспуску строя засобирался Мордвинов на берег, ссылаясь на неотложные дела.
Говорил тебе, прикуси язык, так все-таки ляпнул на свою голову! — сокрушался он. — Себя жалеючи, кверху не плюют, Гриша!
Говорить бедственно, но и молчать тяжко! — Спиридов был зол. — Осточертело угодничество гнусное!
Ладно, — перевел опасный разговор на другое осторожный Мордвинов, — назавтра поутру выгоняй эскадр свой к Красной Горке, сам же ко мне в Кронштадт, будем ждать инструкции секретные по сношению с державами европейскими, мимо коих тебе плыть надлежит.
Проводив Мордвинова, задержался Спиридов у фальшборта. Раскрыл табакерку, не торопясь, набил табаком трубку, пальцем его уплотнил. На серебряной табакерке маслом писанный портрет царя Петра в венках лавровых, по сторонам от него сцены из баталий громких: Нева, Гангут, Эзель и Грен- гам. Табакерка эта Спиридову еще стариком Бредалем дарена. Рядом с адмиралом капитан «Евстафия» Круз, багровый и потный от пережитых волнений. Захлопнул Спиридов табакерочку любимую, в карман положил.
Что ж, — обернулся он к Крузу, — дело царское — повелевать, а наше моряцкое — по морям плавать. Подымай, Александр Иваныч, сигнал к съемке с якорей!
Сообщения с театра военных действий за июль 1769 года:
19 июля. Утром турки в количестве 20 тысяч человек начали переходить вброд через Днестр, чтобы воспрепятствовать предполагаемой нашими войсками переправе. Начальник передовых русских войск князь Прозоровский неожиданно ударил по неприятелю с двух сторон — гусарами и егерями — и опрокинул его. Картечный огонь артиллерии докончил поражение противника, который, не думая уже более об отпоре, старался только со всею поспешностью убраться, причем значительное число его потонуло, до 400 человек было убито и много ранено, отбито 2 знамени. У нас потери состояли из 38 человек убитыми и 42 ранеными. В деле отличился генерал- майор и камергер Потемкин.
2 июля. Русскими войсками, блокировавшими крепость Хотин, отбита попытка крымского хана пробиться в крепость.
26 июля. Сильный турецкий отряд после ожесточенного сражения прорвался в Хотин, доставив туда обоз с припасами.
Глава шестая
Колумб российский через воды Спешит в неведомы народы...
М. Ломоносов
В тот же день, повинуясь приказу, эскадра покинула Кронштадтскую гавань и, подойдя к Красной Горке, стала там на якорь. В Кронштадте оставались теперь лишь спешно догружавшийся припасами «Святослав» да ожидавший командующего пакетбот «Летучий».
На время отсутствия адмирала начальствовать над эскадрой было велено бригадиру Самуилу Грейгу.
Стоя у Красной Горки, приняли корабли на борт Кексгольм- ский пехотный полк и армейскую артиллерию, погрузили быков черкасских. Кексгольмцы грузились весело, с полковой песней:
Вновь нам турки угрожали,
Вновь кексгольмцев к ним послали Власть султана расшатать,
Греков к бою поднимать!
Дополнительно загрузили в трюмы линейных кораблей пять полугалер и два плашкоута в разобранном виде.
Помимо стоявшей на якорях эскадры, распустив паруса, прошел в гудении парусов отряд кораблей контрадмирала Андрея Елманова. По плану, соединившись с зимовавшими в Ревеле кораблями, он должен был образовать так называемую Резервную эскадру, которой надлежало поджидать Спиридова, крейсируя между Дагерортом и островом Гогланд, а потом сопровождать его через все Балтийское море.
Сидя в кресле, Грейг рассматривал проходящие мимо корабли сквозь линзы зрительной трубы. Настроение у бригадира было великолепное. Порученную ему амбарка- цию он провел успешно, и теперь оставалось лишь ждать дальнейших указаний. Мимо в гудении парусов промчался концевой елмановский фрегат «Святой Сергий», с него махали руками.
— Все! — Грейг сложил трубу и, поднявшись, принялся прохаживаться, тяжело ступая по дюймовым палубным доскам. Незаметно для себя он начал напевать под нос старую песню английских моряков о боцмане Булле, которому сам черт не брат в любви, пьянстве и абордажных драках от Ливерпуля до самой Ост-Индии. — Йо-хо-хо и бочонок рома! — забывшись, бригадир что есть мочи притопнул в конце припева ногой.
Вахтенный лейтенант с удивлением поглядел на своего капитана, но Грейг уже с каменно-равнодушным лицом спускался в каюту. Там, откушав любимого порриджа — жидкой овсяной каши — и скинувши камзол, он развалился на диване. Закрыв глаза, бригадир предался раздумьям.
В России ему, определенно, нравилось. Здесь Грейг получил должность и почет, высокий чин и хорошие деньги, все то, к чему ему, сыну бедного шотландского моряка, было невозможно пробиться в Англии. Здесь, наконец, он встретился с юной дочерью владельца Петербургского канатного завода Сейрой Кук, двоюродной сестрой его старого товарища, известного кругосветчика Джеймса Кука. Россия дала ему все: карьеру, признание и любовь...
* * *
Еще в неполные пятнадцать лет записался Самуил Грейг волонтером в королевский флот. Исходил все моря и океаны, дрался во многих сражениях, стяжал себе славу первого храбреца в памятном для англичан бою у Бель-И л ля. Но за тринадцать лет службы дослужился лишь до лейтенантского чина. Так бы и прозябать ему до конца службы своей на каком- нибудь худом суденышке, если бы не внезапное известие из далекой России о том, что императрица Екатерина приглашает к себе на службу морских офицеров. Терять Грейгу было нечего, и скоро, получивши разрешение на переход от короля Георга, он отбыл в неведомую страну вечных снегов.