Страница 52 из 71
Это была девочка. Маленькая, худющая, с растрепанными мышиными косичками. Ее лицо было покрыто копотью, обгоревшее по подолу и рукавам платье висело лохмотьями. В глазах затаился ужас, но она не плакала, только громко, судорожно сглатывала, цепляясь за пояс Кируна.
— Ее зовут Виля, светлейший господин. Дочь кузнеца.
Губы Акины сложились в подобие улыбки.
— Я рад, что ты спаслась, милая, — сказал он. Девочка моргнула, еще крепче вцепилась в сопровождавшего ее лейтенанта. Закинув голову, посмотрела на него испуганным взглядом. Кирун осторожно погладил ее по волосам.
— Мы хотим, чтобы ты нам помогла, малышка, понимаешь?
Виля кивнула.
— Ты можешь говорить?
Виля снова кивнула.
— Могу, — тихо сказала она и беззвучно всхлипнула.
— Тебе больше нечего бояться, — медленно и раздельно произнес герцог. — Мы здесь, мы защитим тебя, не дадим в обиду.
— Моя мама, — еле слышно сказала девочка. Ее губы дрожали.
Кирун понял, что она сейчас заплачет, и привлек ее к себе, обнял:
— Хочешь отомстить за маму?
В глазах дочери кузнеца мерцали отблески пожара.
— Хочу. Хочу отомстить, — неожиданно четко и раздельно выговорила Виля. Слово «отомстить» далось ей с некоторым трудом, будто она произнесла его впервые.
Герцог посмотрел на нее с теплотой:
— Как это случилось?
— Я была на поле, — начала рассказывать девочка. — С Тишкой и Ясой. Красных жуков собирали с картохи. Мы часто-часто туда ходим, трясем вершки, ссыпаем гадов в ведра, а потом сжигаем цельными кучами. Мама говорила, что работня как раз для дитев. И польза, и с глаз долой, под ногами не мешаются. Краснюки — они большие такие, воняют сладко, противно, плодятся со страшной силищей, надо вовремя отковыривать, иначе они весь стебель картошковый пожрут.
Она говорила быстро, громко, захлебываясь словами. Кирун боялся, что герцог Убарский прервет ее и прикажет держаться ближе к делу, но Акина слушал спокойно, время от времени кивал, заинтересованно вскидывал брови и лишь изредка позволял себе задавать наводящие вопросы.
— Значит, во время нападения ты была за пределами села?
— Нет, — возразила девочка. — Поле-то вон оно, туточки, совсем рядом. Только за кустами не видно, но как кличут — слыхать.
Акина наклонил голову:
— Продолжай.
— Мы как раз первую ходку в кучу свалили, сидим. Вдруг будто гиканье какое раздалось. И топот, топот. Как от табуна целого. Тишка с Ясой вскочили, побежали смотреть, решили, что караван торговый…
— Торговый, — механически поправил Кирун. — Я и говорю — торговый. Купцы должны были приехать с солью, корицей всякой. Тишка крикнула: давайте наперегонки, кто последняя — коза хромая, облезлая. Виля вздохнула, шмыгнула носом. Осунувшееся лицо побледнело еще больше. — Они побежали… Побежали… — Ее голос задрожал. — Я за ними, но споткнулась, упала. Я крикнула им, чтобы они подождали меня, но Тиша засмеялась, а Яса сказала, что я облезлая коза.
Девочка дотронулась до запекшейся ссадины на коленке.
— Потом они закричали так громко и страшно… Я испугалась, спряталась.
— Виля лежала в кустах, когда мы ее нашли, — пришел ей на помощь Кирун. — В землю вжалась, чуть не зарылась, да еще и в траву вцепилась, как клещ в собачий загривок, — не оторвать было.
Хмуро молчавший герцог Акина потер переносицу и остро глянул на девочку:
— Ты что-то видела, малышка?
— Видела, — сказала она неожиданно спокойно. — Много дяденек, очень много. Одетых не по-нашему: одни голые почти, только зад да передок тряпками прикрыты, другие — в шубах.
Герцог и его помощник переглянулись.
— Какого цвета тряпки? — спросил Акина.
— Красные, — не раздумывая ответила девочка.
— Значит, маки.
— Маки, ваша светлость? — переспросил Кирун.
— Одно из племен кудиумов. Продолжай, Виля. Что было дальше?
— Те, что в шубах, били в барабаны и бормотали слова всякие странные. От них людики останавливались совсем, застывали намертво. А голые с факелами бегали, дома поджигали.
— А ты не застыла?
— Застыла. Но они меня не заметили. Зато я… Я заметила. Как они кузню с трех концов подпалили, а там все мои были. И отец, и мамка, и старшие братья.
Раздался страшный треск, и крыша ближайшего дома обвалилась, вздымая клубы расчеркнутого искрами дыма. Толстенная обуглившаяся балка упала на землю, едва не задев замешкавшегося солдата.
Герцог Акина погладил всхлипывавшую девочку по волосам и кивнул Кируну поверх ее головы.
— Позаботься о ребенке. Пусть ее отвезут в замок. У Келлы, экономки, большая семья. Они с радостью приютят сироту.
Лейтенант козырнул:
— А мы, ваша светлость?
— А мы будем ждать донесения из Картух. Только отъедем отсюда подальше. Уж больно воняет.
Кирун вытянулся и браво что-то отбарабанил, но грохот рушившейся избы заглушил его слова.
Герцог Акина сидел на холщовом покрывале и легко водил острием ножа по разложенной перед ним карте. В левей руке он держал кубок с вином. Над его головой шелестел листьями дуб, бросал рябую тень на полупустой кожаный бурдюк, на тарелки с овощами и окороком.
— Значит, Картухи не пострадали, — бормотал вельможа, прихлебывая вино. — Совсем не пострадали. Ни в малейшей степени. Очень странно.
— Вы разочарованы, ваша светлость? — рискнул спросить лейтенант Кирун.
— Разочарован? Разочарован, что кудиумы не перерезали еще сотню моих подданных? Не сожгли еще несколько полей, тем самым уменьшив мои возможные доходы? Что ты такое несешь?!
Кирун втянул голову в плечи и, чтобы скрыть смущение, принялся резать свежий ржаной каравай и посыпать ломти рубленой зеленью. Герцог следил за его действиями, беззвучно шевеля губами.
— Просто это полностью разбивает мои предположения, — сказал он после долгого молчания.
— Какие, ваша светлость?
Акина небрежно махнул рукой:
— Не важно. Абсолютно не важно. Я основывал свои умозаключения на предыдущих нападениях кудиумов. Тогда они шли либо за славой, ведомые молодым амбициозным вождем, либо за невольниками. При первом раскладе они напали бы на пограничные крепости. — Острие ножа провело на карте линию. — Осадили бы Вибур, Кнессин либо Перьот.
— Но, светлейший господин, дикарям не взять ни одну из этих цитаделей!
Герцог положил в рот кусочек мяса и тщательно его прожевал, прислушиваясь к внутренним ощущениям. Желудок молчал, и Акина решился отведать морковного салата:
— Конечно. Зачем им крепость? Они удовольствовались бы возом трофеев и тремя дюжинами рыцарских ушей.
Лейтенант сглотнул ставшую вязкой слюну:
— Ушей, ваша светлость?
— Ушей. Для хвостов, — туманно пояснил Акина. Лицо у него было суровое и недовольное, потому переспросить Кирун не решился. Он молча уставился на сеньора.
— Что же касается второго расклада, — продолжал герцог, — то тут кудиумы напали бы на близлежащие деревни. На те поселения, что находятся за пределами протектората замков. На городишки, не имеющие собственных гарнизонов. Короче говоря, на наименее защищенные людские обиталища
Он прилег, облокотившись на горку седельных сумок.
Отпил вина.
— В этом случае они бы не убивали всех. Положили бы самых строптивых, пожгли бы дома — да, уж без этого никуда, а потом… — Акина залпом опорожнил кубок и отер губы платком. — Шаманы кудиумов знают достаточно наговоров. Одурманили бы население, выбрали бы наиболее крепких и здоровых, согнали бы в кучи да потащили к себе.
— Но сейчас… — начал Кирун.
— Сейчас происходит что-то третье, — кивнул герцог. — Ладно, не мешай мне. Надо подумать.
Он потянулся, улегся поудобнее и закрыл глаза. Только беспокойно подрагивающие, сплетенные на груди пальцы указывали на то, что герцог не спит. Лейтенант Кирун вздохнул и пошел проверять несших караул солдат.
Прошло не меньше часа, когда послышалось холодное пение горна и топот копыт. Герцог быстро принял сидячее положение.