Страница 22 из 216
— Э-э-э… нет, сэр.
— Конечно, нет. Потому что я, знаете ли, тоже никому ничего не докладываю. Ну и порядочки же на этом корабле! Лучше б я в Вене остался! Чудесный городок. Тебе никогда не приходилось пить кофе с пирожными на Ринге.[3] — Ответа он не ждал. — Ладно, все равно, раз я собирался поработать с тобой и с твоим братишкой завтра, то придется нам перенести это дело на сегодня. Вели ему приготовиться.
— Хм… А чего вы от него хотите, доктор? Его ведь уже увезли в госпиталь.
— Да ты ему только скажи, чтоб готовился. Хочу вас прокалибровать. На предмет расчета разброса индекса ошибок у вас обоих.
— Сэр?
— Твое дело десятое, вели ему приготовиться.
Итак, я вызвал Пата. Я не разговаривал с ним с самого завтрака и не знал, как он отнесется к такому делу.
Однако ему все уже было известно.
«Да, да, — сказал он устало, — они как раз устанавливают в моей палате аппаратуру. Мать подняла такой тарарам, что мне пришлось выставить ее».
«Слушай, Пат если тебе неохота заниматься этим делом, в чем бы оно ни заключалось, так я скажу, пусть они отваливают. Это же просто нахальство».
«Да какая разница, — ответил он сердито. — Мне все равно надо чем-то занять оставшиеся до операции шестнадцать часов. А кроме того, это, возможно, будет вообще наша последняя совместная работа».
Впервые он дал мне понять, насколько напряжены его нервы. Я заторопился:
«Не говори так, Пат! Ты обязательно поправишься. Снова станешь ходить. Черт! Да ты даже сможешь кататься на лыжах, если захочешь».
«Кончай разыгрывать из себя этакого бодрячка! Я уже получил от родителей такую порцию этой похлебки, что мне ее ввек не проглотить. Просто с души воротит».
«Но послушай, Пат…»
«Сказано тебе, кончай! Давай лучше займемся тем, чего им от меня надо».
«Ладно, давай», — а вслух я произнес: — Он готов, доктор.
— Еще минутку. Запускай камеру, О’Тул. — Доктор Бэбкок нажал на своем столе какую-то кнопку. — Коммодор Фрик?
— Да, доктор, — ответил голос Фрика.
— Мы готовы. Вы придете?
— У нас тоже все готово, — услышал я ответ своего босса. — Мы идем.
Через минуту он вошел вместе с Анной Хорошен. Я же пока осматривался по сторонам. Целую стенку вычислительного центра занимал сам компьютер. Поменьше, чем в Лос-Аламосе, но ненамного. Мигание его огоньков, должно быть, кому-то о чем-то говорило. Под прямым углом к консоли расположился мистер О’Тул, а над консолью был большой дисплей. Примерно каждую секунду метавшаяся в центре дисплея кривая давала всплески.
Анна кивнула мне, но молча. Я понял, что она тоже на связи. В это время Пат окликнул меня:
«Том, у вас на корабле есть девчонка по имени Анна Хорошен. Нет ли ее где-нибудь поблизости?»
«Есть, а что?»
«Передай ей привет от меня. Мы с ней познакомились в Цюрихе. А ее сестренка Бетти сейчас сидит возле меня. — Пат хихикнул, и мне сразу полегчало. — Хорошенькие девчонки, а? Моди уже ревнует».
Бэбкок обратился к Фрику:
— Велите им начинать. Сначала мы прогоним синхронизацию, начав с их конца.
— Анна, передавай.
Девушка кивнула. Я не мог понять, зачем им вторая телепара, раз есть мы с Патом. Скоро я понял зачем: у Пата и у меня загрузка предстояла — будь здоров.
Пат вслух отсчитывал время, тикая, как большие часы. Мне было велено повторять эти звуки… и каждый раз, как я это делал, кривая на дисплее выдавала всплеск. Бэбкок внимательно следил за их появлением, а потом развернул меня так, чтоб я не мог видеть дисплея и поправил на мне ларингофон.
— Повторим.
Пат сказал «Начинаем» и принялся за свое тиканье. Я изо всех сил старался не отставать от него, хотя вся процедура казалась мне совершенно бессмысленной. Я слышал, как Бэбкок тихо сказал кому-то:
— Таким образом мы отсекаем обратную связь и вводим поправки на скорость звука. Хотел бы я как-то поточнее измерить скорость передачи в синопсах.
— А вы с Деверо посоветовались? — спросил Фрик.
Я продолжал тикать.
— А теперь, юная леди, повторим ту же процедуру, но наоборот, — сказал Бэбкок и надел мне наушники. В них я услышал такое же тиканье, какое только что передавал Пат. — Ты слышишь метроном, отградуированный по частоте монохромного света, а у твоего брата точно такой же — до нашего вылета мы их взаимосинхронизировали. Теперь ты потикай-ка для него.
Ну я и пошел. Эта работа явно действовала вроде как гипноз; было куда легче поймать темп тиканья и выдерживать его, нежели выбиться из этого темпа. И отвязаться от него тоже было невозможно. Я начал подремывать, но все равно продолжал тикать в том же темпе — остановиться не было сил.
— Конец серии, — объявил Бэбкок.
Тиканье прекратилось, и я принялся оттирать уши.
— Доктор Бэбкок?
— Чего тебе?
— А как вы различаете, кто когда тикает?
— А? Это ты не можешь, а вот О’Тул очень даже может, и он все записал на пленку. То же самое делается и на том конце. Только ты не бери это в голову; твое дело постараться работать синхронно, не выбиваясь из темпа…
Весь этот идиотизм продолжался больше часа. Иногда передавал Пат, иногда я. Наконец О’Тул поднял на нас глаза и сказал:
— Фактор усталости начинает сказываться, док. Расхождения во второй серии никуда не годятся — превышают допустимые ошибки.
— О’кей, кончаем, — объявил Бэбкок. Он поглядел на меня. — Поблагодари от меня своего брата и отключайся.
Коммодор Фрик и Анна ушли. Я же медлил. Наконец доктор Бэбкок оторвался от своих бумаг и сказал:
— Можешь идти, дружище. Спасибо.
— Э-э-э… доктор Бэбкок…
— Ну? Выпаливай.
— Не объясните ли вы мне, что это все означает?
— Ох, извини! Я еще не привык пользоваться людьми вместо приборов; напрочь выскочило из головы… Садись. Мы делали именно то, из-за чего вас — мыслечитчиков — взяли в полет: исследовали природу времени.
Я прямо обомлел.
— Сэр? Я думал, мы тут для того, чтобы передавать на Землю сообщения о планетах, открытия которых от нас ожидают?
— Ах это!.. Да, конечно, и это тоже… Но то, о чем я говорю, гораздо важнее. Людей, знаешь ли, на свете и без того уйма. Зачем же поощрять новую колонизацию? Любой математик решит тебе проблему перенаселенности в одно мгновение — надо просто перестрелять всех через одного.
Мистер О’Тул отозвался, не поднимая глаз:
— Что мне в вас нравится, шеф, так это ваше большое доброе сердце.
— А ну, потише, там, на «галерке». Так вот, сынок, сегодня мы пытались выяснить природу времени. — Должно быть, на лице у меня выразилась вся мера моего удивления, так как Бэбкок продолжал: — О, мы знаем, что такое время… но уж больно много этих самых времен. Видишь вот это? — И он показал на дисплей, где все еще без устали каждую секунду проскакивали пики. — Это сигналы гринвичского времени: сигнал принят по радио{28} и скорректирован с учетом нашей относительной скорости и ее изменения. Затем есть время, отсчеты которого ты слышал в своих наушниках, — корабельное время. Затем есть время, отчеты которого ты получал от своего брата и передавал нам. Мы старались сличить их все друг с другом, но трудность состоит в том, что нам приходится включать в цепь людей, а в то время как одна десятая секунды практически не ощутима для человеческой нервной системы, физические приборы легко измеряют даже микросекунды. Любая радарная система запросто может разделить микросекунду на части подобно тому, как ты разрезаешь ножом фунтовый кусок масла. Поэтому нам приходилось множество раз повторять одно и то же, дабы скомпенсировать собственное несовершенство.
— Понятно, но что именно вы ожидали обнаружить?
— Если бы я «ожидал», я бы этим не занимался. Но можно сказать, что мы пытались выяснить, какой смысл вкладывается в слово «мгновенно».
3
Одна из известнейших улиц Вены.