Страница 33 из 103
– Послушайте, Клод, – Гамильтон коротко взглянул на Арбитра, – а ведь стоило бы постараться выяснить наконец, что же происходит, когда гаснет свет. Почему никто не взялся за это всерьез?
– Религия занимается. И философия.
– Я не это имею в виду. Этим следует заняться, как и любой… – он остановился. – Вам не кажется, что чем-то пахнет?
– Неуверен… – Мордан потянул воздух носом. – На что похож запах?
– Сладковатый… Он… – Неожиданно Феликс ощутил головокружение – ничего подобного прежде он никогда не испытывал. Он увидел двух Морданов разом. – Газ, – догадался он, – они до нас добрались. Пока, дружище.
Он попытался добраться до прохода, в котором дежурила Филлис, но сумел сделать лишь несколько неуверенных движений и, растянувшись, остался лежать ничком.
Глава 10
«…единственная игра в городе»
Быть мертвым оказалось приятно. Приятно и спокойно – без скуки. Но немножко одиноко. Гамильтону недоставало остальных – безмятежного Мордана, отважной Филлис, Клиффа с его застывшим лицом. И еще того забавного маленького человечка, трогательного владельца бара «Млечный путь». Как же его звали?
Херби? Герберт? Что-то вроде этого… Гамильтон отчетливо представлял себе его лицо, однако имена без слов приобретали совсем иной вкус. Почему он назвал того человека Гербертом?
Неважно. В следующий раз он не изберет своим делом математику. Математика – материя скучная и безвкусная. Теория игр… Любую игру всегда можно прервать. Какой в ней интерес, если результат заранее известен? Однажды он изобрел подобную игру, назвав ее «Тщетность» – играя как угодно, вы были изначально обречены на выигрыш. Нет, это был вовсе не он, а игрок по имени Гамильтон. Сам он не Гамильтон – по крайней мере, в этой игре. Он генетик – вот здорово: игра в игре! Меняйте правила по ходу игры. Двигайте игроков по кругу. Обманывайте сами себя.
«Закройте глаза и не подглядывайте, а я вам что-то дам – и это будет сюрприз!»
Сюрприз – вот суть игры. Вы запираете собственную память на ключ и обещаете не подглядывать, а потом разыгрываете вами избранную часть, подчиняясь правилам, определенным для данного игрока. Временами, правда, сюрпризы могут оказаться страшненькими – очень неприятно, например, когда тебе отжигают пальцы.
Нет! Эту позицию проиграл вовсе не он. Это был автомат – некоторые роли должны быть отведены автоматам. Именно автомату он отжег пальцы, хотя в свое время это и показалось ему реальностью.
При пробуждении так бывало всегда. Всякий раз трудновато было вспомнить, какую из ролей ты играл – забывая, что играл все. Ну что ж, это была игра – единственная игра в городе, и больше заняться было нечем. Что он мог поделать, если игра была жульничеством? Но в следующий раз он придумает другую игру. В следующий раз…
Глаза его не действовали. Они были открыты – но увидеть он ничего не мог.
Чертовски странно – явно какая-то ошибка…
– Эй! Что тут происходит?
Это был его собственный голос. Он сел – и с лица упала повязка. Все вокруг было таким ярким, что стало больно глазам.
– В чем дело, Феликс?
Повернувшись на голос, Гамильтон попытался сфокусировать слезящиеся от рези глаза. В нескольких футах от него лежал Мордан. О чем это он хотел у Мордана спросить? Как-то вылетело из головы…
– Не могу сказать, чтобы я хорошо себя чувствовал, Клод. Как долго мы были мертвы?
– Вы не мертвы. Вы просто немного больны. Это пройдет.
– Болен? Это так называется?
– Да. Однажды и я болел – лет тридцать назад. Это было очень похоже.
– А… – он все еще никак не мог вспомнить, о чем же хотел спросить Мордана. Между тем это было нечто важное – такое, чего Клод не мог не знать. Клод вообще знал все – ведь правила составлял он.
– Хотите узнать, что произошло? – поинтересовался Мордан.
Может, он и хотел.
– Они пустили газ, да? Потом я уже ничего не помню.
А между тем там было нечто, о чем обязательно надо было вспомнить.
– Газ действительно был пущен, только – блюстителями. Через систему кондиционирования воздуха. Нам повезло: никто не знал, что мы находимся внутри, в осаде, но, к счастью, они не были уверены, что весь персонал успел покинуть здание – иначе применили бы смертоносный газ.
В голове у Гамильтона мало-помалу прояснялось. Он уже вспомнил сражение во всех деталях.
– Вот, значит, как? И сколько же их осталось? Скольких мы не смогли достать?
– Точно не знаю, а выяснять, вероятно, уже поздно. Думаю, они все уже мертвы.
– Мертвы? Но почему? Не сожгли же их, пока они лежали без сознания?
– Нет… Но без немедленного введения противоядия этот газ тоже смертелен, а я опасаюсь, что врачи были слегка переутомлены. Во всяком случае, наших людей спасали первыми.
– Старый лицемер, – ухмыльнулся Гамильтон и вдруг спохватился: – Эй? А что с Филлис?
– С ней все в порядке – и с Мартой тоже. Я проверил, когда очнулся. Кстати, вы знаете, что храпите во сне?
– Правда?
– Неистово. Я слушал эту музыку больше часа. Должно быть, вы глотнули больше газа, чем я. Возможно, вы боролись…
– Может быть. Не знаю. Кстати, где мы? Гамильтон скинул ноги с кровати и попытался встать – предприятие, оказавшееся не слишком благоразумным; он едва не упал навзничь.
– Ложитесь, – посоветовал Мордан, – вам нельзя подниматься еще несколько часов.
– Пожалуй, вы правы, – согласился Гамильтон, снова откидываясь на подушки.
– Забавное ощущение: я думал, что вот-вот полечу.
– Мы рядом с больницей Карстерса, во временной пристройке, – продолжал Мордан. – Естественно, сегодня здесь тесновато.
– Все кончилось? Мы победили?
– Разумеется, победили. Я же говорил, что конечный результат не вызывал сомнений.
– Помню, но мне никогда не была понятна ваша уверенность.
Прежде чем ответить, Мордан помолчал, размышляя.
– Вероятно, проще всего было бы сказать, что у них изначально отсутствовало главное слагаемое успеха. Их лидеры в большинстве своем – генетически скудные типы, у которых самомнение намного превосходит способности. Сомневаюсь, чтобы у кого-либо из них хватило воображения представить себе всю сложность управления обществом – даже таким мертворожденным, какое они мечтали создать.
– Говорили они так, словно во всем этом разбирались.
– Без сомнения, – кивнул Мордан. – Это всеобщий недостаток, присущий расе с тех пор, как возникла социальная организация. Мелкий предприниматель считает свой крохотный бизнес делом столь же сложным и трудным, как управление всей страной. А значит, он воображает, что способен быть компетентным государственным деятелем, таким же как глава исполнительной власти. Забираясь в дебри истории, можно без колебаний утверждать, что многие крестьяне считали королевские обязанности пустячным делом, с которым они сами справились бы ничуть не хуже, выпади им такой шанс. Корни всего этого в недостатке воображения и великом самомнении.
– Никогда бы не подумал, что им не хватает воображения.
– Между созидательным воображением и дикой, неуправляемой фантазией – огромная разница. Один – шизофреник, мегаломаньяк, неспособный отличить факт от фантазии, другой же – тупой и упрямый практик. Но как бы то ни было, факт остается фактом: среди заговорщиков не было ни одного компетентного ученого, ни единого синтетиста. Осмелюсь предсказать: разобрав их архивы, мы обнаружим, что почти никто – а может быть, и вообще никто – из мятежников никогда и ни в чем не достиг бы заметного успеха. Они могли добиться превосходства лишь над себе подобными.
Гамильтон пришел к выводу, что и сам замечал нечто похожее. Заговорщики производили впечатление людей, которым всегда что-то мешало. Среди них ему не встретилось никого, кто представлял бы собой заметную фигуру вне «Клуба выживших». Зато уж в клубе они раздувались от самомнения, планировали то, решали это, рассуждали о великих делах, которые свершат, когда «возьмут власть». Мелочь они все – вот кто.