Страница 5 из 11
Ангустиас. Ничего. Что он мог сказать. Так, поболтали о том о сем, чтобы только поддерживать разговор.
Мартирио. А странно в самом деле, что два человека, которые знать не знают друг друга, вдруг сходятся у окна и не успеют поговорить через решетку, они уже жених и невеста.
Ангустиас. Нет, меня это не удивило.
Амелия. А я не знаю, что бы со мной было.
Ангустиас. Да ничего особенного, ведь когда мужчина подходит к окну, он уже знает, что ты согласишься, – люди все выведывают и все переносят.
Мартирио. Хорошо, но ведь он должен тебе сказать, чего он хочет.
Ангустиас. Конечно!
Амелия (с любопытством). И как же он сказал?
Ангустиас. Очень просто: «Ты уже знаешь, что я закинул глаза на тебя. Мне нужна хорошая, скромная жена, и если ты согласна, я на тебе и женюсь».
Амелия. Меня стыд берет, когда про это говорят!
Ангустиас. Меня тоже, но надо через это пройти.
Понсия. А еще что-нибудь он сказал?
Ангустиас. Да, только он и говорил.
Мартирио. А ты?
Ангустиас. Я и слова вымолвить не могла. Чуть сердце не выпрыгнуло из груди. Ведь я в первый раз была ночью с глазу на глаз с мужчиной.
Магдалена. Да еще с таким красивым.
Ангустиас. Да, он недурен.
Понсия. Это бывает и с людьми, которые уже пообтерлись и за словом в карман не лезут, а то и руки пускают в ход… Когда мой муж Эваристо Кургузый в первый раз пришел ко мне под окно… Ха-ха-ха!
Амелия. Что же у вас вышло?
Понсия. Было очень темно. Вижу, он подходит, а когда подошел, говорит: «Добрый вечер». – «Добрый вечер», – говорю, и оба мы больше ни гугу – так и стояли добрые полчаса, точно в рот воды набрали. Я вся потом покрылась. Потом Эваристо еще ближе придвинулся, навалился на решетку, как будто пролезть через нее захотел, да и говорит мне тихохонько: «Дай я тебя пощупаю!»
Все смеются. Амелия встает, подбегает к двери и прислушивается.
Амелия. Ой, я подумала, мама идет.
Магдалена. Уж она бы нам задала!
Продолжают смеяться.
Амелия. Тсс… А то нас услышат!
Понсия. Потом он присмирел. Вместо чего другого пристрастился разводить щеглов, тем и тешился до самой смерти. Вам, незамужним, не худо знать, что через две недели после свадьбы у мужчины на уме уже не с женой поспать, а брюхо набить, а потом и не брюхо набить, а деньги пропить, и которая не обтерпится, та только изводит себя да плачет в уголке.
Амелия. Ты-то, верно, обтерпелась.
Понсия. Ну нет, я забрала его в руки!
Мартирио. Это правда, что ты била его?
Понсия. Да еще как – он у меня чуть не окривел.
Магдалена. Вот так бы все женщины!
Понсия. Я прошла выучку у твоей матери. Как-то раз он мне что-то сказал поперек, так я ему пестиком всех щеглов перебила.
Все смеются.
Магдалена. Адела, деточка, приметь себе это.
Амелия. А где ж Адела?
Пауза.
Магдалена. Пойду посмотрю. (Выходит.)
Понсия. Что-то этой девочке не по себе.
Мартирио. Еще бы, она почти не спит.
Понсия. А что же она делает?
Мартирио. Почем я знаю!
Понсия. Кому же знать, как не тебе, ты ведь спишь через стенку от нее.
Ангустиас. Ее гложет зависть.
Амелия. Полно тебе.
Ангустиас. Я это вижу по ее глазам. Она смотрит на меня как сумасшедшая.
Мартирио. Не поминайте про сумасшедших. Где-где, а в нашем доме это слово и так у всех на уме.
Входят Магдалена с Аделой.
Магдалена. Значит, ты не спала?
Адела. Мне нездоровится.
Мартирио (с намеком). Может, ты плохо спала ночью?
Адела. Нет.
Мартирио. Так в чем же дело?
Адела (с озлоблением). Отстань от меня! Спала я или не спала – тебя не касается! Я делаю с собой что хочу!
Мартирио. Я только беспокоюсь за тебя!
Адела. Не беспокоишься, а в душу лезешь. Ты ведь шила? Ну и шей. Я хотела бы стать невидимкой, чтобы ходить по дому без ваших приставаний – куда да зачем!
Входит Служанка.
Служанка. Вас зовет Бернарда. Продавец кружев пришел.
Все выходят. Мартирио, выходя, пристально смотрит на Аделу.
Адела. Не смотри на меня! Я готова отдать тебе мои ясные глаза и взять твой горб, только бы ты отворачивалась, когда я прохожу!
Мартирио уходит.
Понсия. Зачем ты так? Ведь она твоя сестра, да еще самая любящая!
Адела. А что она следит за мной – куда я, туда и она. Иной раз и в мою комнату заглядывает – сплю я или нет. Дохнуть мне не дает. И всегда у нее одна песня: «До чего же ты хорошенькая да ладная! Как жаль, что такая девушка никому не достанется!» Ну уж нет! Я достанусь тому, кому хочу.
Понсия (понизив голос, многозначительно). Пепе Римлянину, так, что ли?
Адела (вздрогнув). Что ты говоришь?
Понсия. То, что ты слышишь, Адела.
Адела. Молчи!
Понсия (громко). Думаешь, я ничего не замечаю?
Адела. Тише!
Понсия. Выкинь эти мысли из головы!
Адела. А что ты знаешь?
Понсия. Мы, старухи, сквозь стены видим. Куда ты ходишь ночью, когда встаешь?
Адела. Должно быть, тебе это сослепу померещилось!
Понсия. Будь спокойна, на такие вещи у меня глаз зорок, не надо сорок. Сколько ни думаю, понять не могу, что ты затеваешь. Зачем, когда Пепе во второй раз приехал поговорить с твоей сестрой, ты зажгла свет и чуть не голая стала у открытого окна?
Адела. Неправда!
Понсия. Не будь ребенком. Оставь в покое свою сестру, а если тебе полюбился Пепе, терпи!
Адела плачет.
И потом, кто сказал, что ты не сможешь выйти замуж за него? Ангустиас хворая, она не выдержит первых родов. У нее узкие бедра, да и года уже не те, попомни мое слово, она умрет – уж я кое-что смыслю в таких вещах. Тогда Пепе поступит, как все вдовцы в наших краях: женится на самой молодой, самой красивой – значит, на тебе. Надейся на это или забудь его, как хочешь, но не нарушай божьей заповеди.
Адела. Замолчи!
Понсия. Не замолчу!
Адела. У, змея! Не лезь в чужие дела!
Понсия. Я должна ходить за тобой, как тень.
Адела. Ты должна убирать в доме и ложиться спать, помолясь за своих покойников, а ты, старая карга, как свинья, во все суешь свое рыло, день и ночь шашни вынюхиваешь.
Понсия. Слежу, чтобы срама не было! Чтобы люди не плевали, проходя мимо наших ворот.
Адела. Что это ты вдруг так полюбила мою сестру!
Понсия. Для меня вы все одинаковы, но я хочу жить в приличном доме. Не хочу позориться на старости лет!
Адела. Зря меня уговариваешь. Теперь уже поздно. Я вся в огне горю и на все пойду, чтобы унять этот огонь, – но только на тебя, служанку, не посмотрю, не посмотрю и на мать. Что ты можешь сказать про меня? Что я запираюсь в своей комнате и никому не открываю? Что я не сплю? Я попроворнее тебя! Голыми руками зайца не возьмешь!
Понсия. Не хорохорься, Адела, не хорохорься. Ведь я могу такой всполох поднять, что в колокола ударят!
Адела. Хоть тысячу огней запали, чтоб все селение сбежалось, как на пожар, а чему быть, того не миновать.
Понсия. Так тебе полюбился этот человек!
Адела. Да! Когда я гляжу в его глаза, мне кажется, будто я пью хмельное вино.
Понсия. Не могу тебя слушать.
Адела. Ничего, послушаешь! Раньше я тебя боялась, но теперь я уже сильнее тебя!
Входит Ангустиас.
Ангустиас. Все спорите!
Понсия. Как же с ней не спорить. Пристает, чтобы в такую жару я пошла в лавку чего-то купить ей.
Ангустиас. А духи ты мне купила?
Понсия. Самые дорогие. И пудру. Поставила на стол у тебя в комнате.
Ангустиас выходит.
Адела. И молчок!
Понсия. Там видно будет!
Входят Мартирио, Амелия и Магдалена.
Магдалена (Аделе). Ты видела кружева?
Амелия. Те, что пойдут на простыни к свадьбе Ангустиас, прелесть как хороши.
Адела (Мартирио, которая держит кружева). А эти кому?
Мартирио. Мне. На сорочку.