Страница 14 из 85
Нийл попробовал подольститься к ней:
— А знаете, бабушка, в армии я слышал, что французы совсем не такие легкомысленные, какими их изображают юмористические журналы. Это самые трудолюбивые крестьяне во всей Европе и самые прижимистые торговцы.
— Может, есть и такие французы. Но мои-то предки были непоседы, они ускакали из Европы, потому что Европа была уж больно смирная, и поселились в Квебеке, а потом и оттуда ускакали, потому что там все были больно набожные, а они любили крепкие вина и со смирными людьми вовсе не водились, — им подавай волков, да рысей, да индейцев!
Вперив мысленный взор в свою бурную юность, она вспоминала вслух:
— Я тоже родилась в Висконсине, в Гайавате, — ох и бойкое это было место, — и плясала с лесорубами да с плотовщиками, очень я была легка на ногу, а они ходили в красных шапках.
Эдгар буркнул:
— Ну и мешанина, а?
— Что ж, и была мешанина, да такая, в какой тебе век не разобраться. Вы, Саксинары, читали свои «Воскресные тексты для маленьких христиан», еще когда в Америке леса вырубали и жили в картонных хибарках. А мои предки… Мой отец, Александр Пезо, умер, когда мне было десять лет, и мама тоже, — тогда была эпидемия оспы.
Нийл подумал, как бы отнеслась к такому колоритному лесному прошлому Вестл, потомок первых эмигрантов из Дорсетшира, а Жюли все кудахтала, постукивая спицами:
— Да, Александр Пезо. Я его не очень хорошо помню, только помню, что он был высокий, статный, с большущей черной бородой — всегда щекотно было, когда он поцелует, — и песни любил петь. Он возил почту, и в лесу одно время работал, и был кучером на первом дилижансе; хоть по-английски он говорил хорошо, это я помню, но на лошадей всегда орал по-французски. Когда он и мама умерли, мне было всего десять лет, и меня взял к себе мамин брат, дядя Эмиль Обэр. Он торговал мехами. Об отцовской семье, о Пезо, он говорил мало.
Но я знаю, что папин отец, Луи Пезо, был и фермером и охотником и работал в медных рудниках на Верхнем озере, а женился он на девушке, которую звали Сидони Пик, а ее отцом был Ксавье Пик, — вот и считай: Ксавье, значит, был твой пра-пра-прадед.
О Ксавье дядя Эмиль кое-что слышал, потому что Ксавье был замечательный человек и знал каждую пядь земли на границе. В истории про него, наверно, ничего нет, — богачом он не стал, а в такой глуши газет, понятно, не издавали и записей никаких не вели. Помнится, дядя Эмиль говорил мне — о господи, ведь семьдесят лет прошло с тех пор! — что Ксавье был одним из лучших французских voyageurs[2]. Может, про него и что плохое было известно, да не стал бы дядя Эмиль рассказывать об этом маленькой девочке.
— Брось ты говорить про Ксавье, — вмешался дедушка Эдгар.
— А я буду! Я им горжусь. Так вот, Ксавье Пик родился, должно быть, году в тысяча семьсот девяностом. Дядя Эмиль рассказывал, что иные уверяли, будто он родился на острове Макинак, а другие — что на озере Пепин, или в Новом Орлеане, или даже на старой родине, во Франции, но все сходились на том, что Ксавье был не очень высок ростом, но страшно сильный и храбрый, и пел на удивление, и пил больше меры, а сколько языков знал! Он, говорят, знал все языки, какие только есть, — и французский, и английский, и испанский, и чиппева, и сиу, и кри, на всех языках говорил, мне дядя Эмиль рассказывал, а дядя Эмиль никогда не обманывал, кроме как в торговле. Вот Эдгар, тот возненавидел бы Ксавье Пика!
— Я и так его ненавижу, если только ты его не выдумала, — подтвердил дедушка Эдгар.
— Вот-вот. Да, так, значит, Ксавье — сначала он был voyageur на службе Компании Гудзонова залива, а потом стал coureur de bois[3] вольным купцом, скупщиком пушнины. Мастер был проводить лодки через пороги. В молодости он, наверно, носил шелковый кушак, как все voyageurs, и пел…
Постой-ка, Нийл, да я тебе, наверно, рассказывала про Ксавье, когда ты еще под стол пешком ходил. Теперь-то ты, должно быть, забыл, а помнишь, — я тебя учила петь песенку про voyageurs — «Dans mon chemin»?[4]
— И верно, бабушка, что-то припоминаю.
Из школьных учебников истории Миннесоты, из полузабытых рассказов матери и бабушки Жюли перед Нийлом возник его предок Ксавье Пик.
Бабушка Жюли молчала, задумчиво покачивая головой, а Нийл мысленно дорисовывал портрет этого французского авантюриста, крепкого и жизнерадостного.
Ксавье не ходил за плугом по бурым английским полям, как почтенные предки доктора Кеннета, которые, хоть и мнили себя королями, вернее всего были землепашцами. Ксавье вызывал в сознании не туманный вечер и мирное стадо с колокольчиками, а свежее утро на пенистых порогах неведомых рек. Нийл представлял себе, как весенним утром он выступает из Монреаля, чтобы доставить караван челнов в далекий форт, затерявшийся среди соснового бора в устье реки Каминистиквиа.
Ксавье Пик. Был он, наверно, сквернослов и гуляка, румяный, с кудрявой золотистой бородкой, и носил толстый голубой плащ с откинутым на спину капюшоном, а на алом кушаке висел кисет и узкий нож. Мокасины и гетры у него были из оленьей шкуры, а свой вязаный колпак он носил с удалью бывалого матроса.
Бодро пускаясь в путь навстречу порогам и ночному волчьему вою в бескрайней пустыне северных лесов, готовый к схватке с грозными бурями Верхнего озера, не страшась ни холода, ни голода, ни коварных индейцев, Ксавье распевал со своими товарищами:
Так, не в словах, а в образах, сильных и ярких, Нийлу вспоминался далекий герой, от которого он вел свое существование.
Все это, конечно, относилось к молодым годам Ксавье. Когда бабушка Жюли, вздремнув, заговорила снова, ловя обрывки слышанных в юности преданий, выяснилось, что Ксавье стал самостоятельным купцом. Она знала, что он дожил до 1850 года, никогда не оставался подолгу на одном месте и, по ее твердому убеждению, первым из белых людей обследовал огромные пространства необитаемой земли, где теперь благодаря его ловкости и отваге выросли фермы и деревни.
Наперекор сердитому сопению мужа она крикливо утверждала, что этот француз-пионер был одним из основателей и первых военных царьков новых американских и английских провинций — Миннесоты и Висконсина, Онтарио и Манитобы.
Однако, фантазировал Нийл, англиканским пьянчугам Ксавье, наверно, служил не по своей воле. В сердце он носил не английский флаг цвета говядины и не полосатую, как дешевая конфета, тряпицу янки, а золотые лилии. Может, именно этот доблестный галл, а вовсе не какой-то хлипкий английский аристократишка и был тем предком, который дал ему право претендовать на королевскую кровь?
Это не понравится доктору Кеннету, в чьих слабых жилах нет и капли огненной крови Ксавье, зато Бидди, такая же отчаянная и предприимчивая, когда-нибудь оценит такое родство.
Почему бы и нет? Как знать? Может, этот диковинный Ксавье Пик приходился сродни королю и был изгнан из Франции как потомок какого-нибудь герцога Пикардийского?
Но герцогское знамя было тут же вырвано у Нийла из рук.
— Ты, конечно, понимаешь, — сказала бабушка Жюли, — что Ксавье, возможно, был не чистокровным французом. Вполне вероятно, что в нем была и индейская кровь. И мы с тобой, возможно, немножко чиппева.
— Чиппева? — переспросил Нийл упавшим голосом.
— А что? Ты разве предубежден против индейской крови? — сказала старуха, бросив хитрый взгляд на мужа.
2
Здесь: служащий компании по торговле пушниной, водивший караваны на отдаленные фактории и посты (фр.)
3
траппер, охотник (фр.)
4
«В пути» (фр.)
5